Приют одинокого слона
Шрифт:
– Меня удивило еще кое-что, - добавила Оксана.
– Когда этот жирный клоун сказал, что дело закрыто и во всем виновата Лорка, я ждала, что Макс хотя бы для порядка возмутится. Все-таки несколько лет вместе жили. Ан нет. Лорка так Лорка.
– Да и не заметил я, что он слишком сильно переживал из-за того, что с ней случилось. Даже про великую любовь к тебе не постеснялся сказать.
– Да ладно тебе!
– Оксана чуть заметно покраснела.
– Конечно, я видела, что он ко мне неравнодушен, но не более того. Во всяком случае, Макс никогда себе ничего эдакого не позволял. Да и мне он не слишком нравился.
Подошла скучающая официантка в кокетливом кружевном передничке, предложила еще кофе. Оксана с сожалением покачала головой: кофе оказался горячим, крепким и ароматным, хотелось еще, но денег осталось в обрез. Когда официантка отошла, Вадим
– А ведь он вполне мог убить Лору. Помнишь... Нет, ты, кажется, этого, не слышала, была в душе. А я слышал. Ей тогда было плохо, ее ломало, и она, видимо, плохо понимала, что говорит. Она крикнула Максу, что знает о нем что-то такое...
– Да, - кивнула Оксана.
– Она тогда и мне сказала, что слышала наш с Генкой разговор на горе.
– И Макс вполне мог вкатить ей двойную дозу. Она ему доверяла.
Оксана закусила губу, словно никак не могла решиться на что-то.
– Струсил, говоришь?
– спросила она наконец.
– Так вот, я тоже струсила. Лору никто не убивал.
– Значит, она сама?
– Нет, Вадим. Это был, можно сказать, несчастный случай.
– Как?
– Да так. Она пошла с коробкой наверх, а я вышла в туалет. Смотрю, она сидит на лестнице, к стене привалилась. Бледная, пот катится. Я ее подхватила, затащила к ним в комнату. Она ампулу схватила, носик сломала, палец порезала. Сделай мне укол, говорит. А сама на кровать упала, глаза закрыла, еле дышит. Я шприц набрала. Давай, говорю, под кожу, промедол можно. Нет, отвечает, я в вену привыкла. Я уже колоть хотела, а она глаза открыла, мутные такие, посмотрела и говорит: ты мало набрала. Как мало? Да так. Надо две ампулы. Эти меньше. Раньше шприц был почти наполовину полный, а сейчас совсем мало. Ну, я подумала, что ей виднее, набрала вторую. Уколола, жгут сняла. Она, вроде, отходить начала, порозовела немного, улыбнулась даже. А потом вдруг глаза закатила и захрипела. Я: "Лора, Лора!". А она не дышит. И пульса нет. Вот тут я и сдрейфила. Аж ноги затряслись. И руки. Представь себе!
– Да уж, представляю.
– Где там представляешь! После того, как она вопила, что все обо мне знает, я делаю ей укольчик - и она немножечко умирает. Думаешь, кто-нибудь поверил бы, что я ни при чем? Вот я и старалась, делала ей искусственное дыхание, хотя знала, что она давно уже умерла. А перед тем все ампулы вытерла, шприц. Ее отпечатки поставила. Чудо еще, что Макс не зашел в это время.
– Да-а, - только и мог сказать Вадим.
– Значит, все-таки передозировка?
– Трудно сказать. Я потом в мусорном ведре порылась и нашла точно такую же ампулу. И шприц. Только вот шприц этот был не на пять кубиков, а совсем маленький, где-то на два с половиной. Я таких раньше и не видела. Наверно, инсулиновый. Очень тонкая игла.
– Она что же, не заметила, что шприц вдвое больше?
– удивился Вадим.
– Наверно, ей было так плохо, что она уже плохо соображала. Увидела только, что жидкости совсем мало, решила, что ампулы меньше объемом. А что касается передозировки... Там был один миллилитр однопроцентного раствора. Две ампулы - два миллилитра. То есть две сотые грамма. Я плохо помню, но, кажется, максимальная разовая доза - пять сотых. Нам говорили на гражданской обороне. Да и с лыжами приходилось на всякий случай сильное обезболивающее брать.
– Тогда почему она умерла?
– Не знаю. Может, потому что с морфина на промедол перешла. Или какая-то непереносимость. Она все время, как в Прагу приехали, плохо себя чувствовала. А тут большая доза. Промедол может вызывать угнетение дыхания. Организм ослабленный. Ну что, пойдем?
Они расплатились и вышли.
– Скажи, Ксан, - Вадим взял ее за руку, - А зачем ты все-таки страницы вырвала? Ты же совершенно конкретно подставилась.
– Это был какой-то импульс. Потом я хотела весь дневник сжечь, но не успела. Сначала ты пришел, потом Мишка проснулся. В общем, не вышло.
– Оксана...
Вадим замолчал. Сердце готово было выпрыгнуть и лягушкой ускакать за деревья.
– Теперь ты знаешь обо мне...
– Там было написано, что ты взял у бандитов деньги и не стал защищать своего клиента. Его посадили, а потом кто-то на зоне его убил...
Многоточие в конце фразы было достаточно явственным. То ли Оксана ждала комментариев, то ли затруднялась высказать свое отношение.
– Все так, - с трудом, словно вытягивая из колодца многопудовый груз, начал Вадим.
– Мы с тобой тогда только поженились.
– "А если я откажусь?" - "Говорят, вы недавно женились? Это хорошо..." Что я мог сделать? Пойти в милицию? И я буквально сдал процесс. Надо мной смеялись, меня полоскали, как грязную тряпку. Представляешь, что случилось с моей репутацией? Горобцу дали восемь лет. А через месяц его тихонечко задушили во сне. Я говорил себе, что совершенно тут ни при чем. Что его убрали бы и на воле. Вспоминал Жеглова: "Вор должен сидеть в тюрьме!" Но как-то слабо получалось. Все время думал о том, что это я отправил его на смерть. Что если бы я выполнил свой долг, может быть, все было бы по-другому. А сколько раз я хотел рассказать об этом тебе. Не смог. Слишком стыдно было.
Оксана осторожно высвободила свою руку и положила ее в карман. Несколько минут она шла молча, пристально разглядывая песок под ногами. Потом резко вздернула подбородок и посмотрела Вадиму прямо в глаза:
– Скажи, а если б не было меня, ты согласился бы?
– Не знаю. Хотелось бы побить себя пятками в грудь и заявить: "Никогда!" Но не уверен, что это будет правда. Человек слаб.
– Да уж!
– вздохнула Оксана.
– Рассказать тебе... мой секрет?
– Ты уверена, что хочешь?
– осторожно спросил Вадим. Сам он был не уверен в этом. Точно так же, как не был уверен, что хочет его знать. Но отказаться и продолжать ловить себя на мысли о том, что есть в ее жизни что-то тайное для нее, какой-то подводный камень... Уж лучше пусть расскажет.
– Я хочу покончить со всем этим!
– отрезала Оксана.
– Слушай. Когда мы с тобой познакомились, я жила с одним человеком. Его звали Денис Локтионов.
– Подожди, ты же говорила, что у тебя был роман с каким-то Денисом, но вы расстались задолго до нашего знакомства.
– Да, это так. Он меня бросил. И я пыталась покончить с собой.
– Так значит, эти шрамы не от разбитого стекла?
– Конечно, нет. Так вот, через какое-то время мы сошлись снова. Я его простила. А через полгода мы познакомились с тобой. Я пыталась сидеть на двух стульях сразу. Не понимая, что для этого надо иметь как минимум резиновую задницу. Понимаешь, Вадик, я просто панически боялась снова остаться в одиночестве. Мне хотелось быть с тобой, но ты как-то высказался, что предпочитаешь холостую жизнь.
– Похоже, мы с тобой уже не в первый раз совершенно не поняли друг друга, - с горечью усмехнулся Вадим.
– Разве ты не помнишь свои завиральные теории о независимости?
– Я боялась, что мое желание обзавестись колечком написано у меня на лбу метровыми буквами. Обычно мужчинам это не слишком нравится. Денис категорически не хотел на мне жениться. Ему и так было неплохо.
– Не надо было судить обо всех по своему Денису. Я как раз хотел на тебе жениться, почти с самой первой встречи. Ну, может, со второй. А тут такое заявление. Пришлось соответствовать. Чтобы ты меня не бросила.
– Кошмар!
– простонала Оксана.
– Ладно, это еще не все. Далеко не все. Денис начинает собираться в Канаду. На постоянное местожительство. А я в это узнаю, что... что беременна.
– Что?!
– Вадим так и встал, словно налетел на стену.
– И...
– Не спрашивай! Я не знаю, чей это был ребенок. И вот жду, чем дело кончится.
– Ничего себе!
– возмутился Вадим.
– Это как это: "чем дело кончится"?
– Да так. Если бы Денис сказал, что хочет взять меня с собой, я бы с ним и уехала. По-твоему, лучше было бы остаться одной, с ребенком?