Приют ветеранов

Вот ты, скажем, обратился Мерцалов к себе самому (мысленно, конечно; подобные мысли вслух он даже наедине не позволял себе произносить по многим понятным причинам), ты, полицейский генерал с заслугами, узнай ты на очередной медкомиссии, что завелась в тебе какая-то пакость, и позвони тебе хорошо информированный некто, и предложи доброжелательно: господин генерал, любезный наш Сергей Симонович, наслышаны мы о вашей ситуации и предлагаем — из чистого человеколюбия, разумеется, — дать вам возможность пройти курс лечения в первоклассной западной клинике, где что ни хирург, то звезда, где к вашим услугам все на свете… Там вам что следует заменят, наладят с полной гарантией на предстоящие, самое малое, лет двадцать, а то и поболе, и выйдете вы оттуда сильно помолодевшим и красивым, небывало энергичным и с новыми силами возьметесь за вашу глубоко полезную работу… Нет, мы понимаем, о чем вы сейчас подумали: что один день в клинике стоит не меньше, чем вы в год зарабатываете, да плюс еще сама операция или даже операции, да стоимость донорских тканей и все такое. Но вы не сомневайтесь: мы вас туда не только рекомендуем — мы добьемся того, что они это сделают, так сказать, gratis, по-русски значит — на халяву: они, видите ли, нам многим обязаны и отказать не смогут. Так что, как вы уже, несомненно, заметили, никакие деньги, никакие страшные суммы тут даже теоретически не фигурируют Что мы от вас взамен потребуем? Да ничего, совершенно ничего, вы не тот, от которого можно что-то требовать; мы просто уповаем на то, что человек вы совестливый, захотите как-то нас отблагодарить, услуга за услугу, а уж если захотите, сами найдете способ…

Вот так будут тебе журчать по телефону, причем не по обычному городскому, а по специальному, защищенному от всяких неприятностей вроде прослушивания, — по тому телефону, чей номер они неизвестным образом ухитрились узнать, хотя в этом доме он никому, кроме самого Мерцалова, неизвестен; а ты слушаешь, и перед глазами твоими стоит красный ящик с косыми стенками, а в нем — ты, бездыханный, служебные веночки; твой преемник дрожащим голосом произносит: «Спи спокойно, дорогой друг, память о тебе навеки..» К тому же идет мелкий нудный дождик, обязательно будет дождик в тот веселый день, потому что ты такой погоды и при жизни терпеть не мог, и вода понемногу набирается там, куда твое последнее жилье сейчас опустят на длинных полотнищах, непременно перекосив при этом… Вот такая картина встанет перед твоими глазами, и ты вспомнишь с сожалением, что так и не добрался до таких чинов-званий, чтобы подобное лечение обеспечить себе за казенный счет, и мелькнет мыслишка: «В конце концов, я первый, что ли? Да и вообще никто ничего доказать не сможет, потому что все, понятно, будет оформлено как часть благотворительной программы, существующей, как известно, у этих клиник. Нет, никак нельзя так легкомысленно отнестись к своей жизни, не чьей-нибудь, чтобы взять и отказаться от нее ради какого-то неведомого принципа, от которого ни жарко ни холодно… Да и чего они потом от меня потребуют? Им ведь и пригрозить можно…» Вот такие мысли промелькнут, вытесняя другие: о том, что у них все будет, разумеется, оформлено как оплаченное, и все цифры проставлены, каждая на своем месте, и имя твое четко обозначится. И ты, покашляв немного от волнения, скажешь в микрофон немножко не своим голосом: «Не знаю, откуда у вас такая информация, я чувствую себя прекрасно… Но вообще-то не отказываюсь встретиться, поговорить на всякие темы — и о нашем здравоохранении в том числе…» Да, думал дальше генерал Мерцалов, я-то, быть может, устоял бы даже в этой хреновой, прямо скажем, ситуации, потому что в разные периоды моей службы столько в меня стреляли — и попадали не раз, что такого рода печальные картинки ко мне давно уже не приходят, иначе и служить невозможно; но не всякий, далеко не всякий удержался бы, и чем выше человек, чем больше он от жизни берет, тем скорее согласится. Взятка здоровьем, взятка жизнью — самое действенное средство…

А что из этого рассуждения следует? Весьма возможно, прежде чем у нас организовывать подобную клинику, заинтересованные люди постарались подвести под нее хороший фундамент. Найти нужных людей и купить их по сходной цене. Нужных не только для того, чтобы не получить от властей отказа, но скорее даже ради другой надобности: обеспечить потом хорошее функционирование тропы, по которой пойдет контрабанда. И если этим занимаются люди с размахом, то они, чего доброго, постараются сделать тропу многофункциональной… Что тут задействуют? Таможню. Границу. Что еще?..

Он снял трубку, потыкал пальцем в клавиши.

— Пал Палыч? Мерцалов.. Как живете-можете9 Мы? Слава Богу, все благополучно… Ну, от вас не скрыть: звоним исключительно по необходимости У меня просьба: интересует меня состояние здоровья личного состава таких вот департаментов… Под одним углом зрения: не лечился ли кто-либо из них в зарубежных клиниках фонда «Лазарет», если да — место, время и все с этим связанное, что может найтись. Да понимаю я, что тут, как говорится, корма для трех ослов на три года, но ведь ваша служба, говорят, лучшая в России и не только.. А уж за мной не пропадет, вы знаете. Когда? Лучше бы вчера, но раз нельзя, то хотя бы очень быстро. Дело темповое, Пал Палыч. Промедление — проигрыш. Ну, спасибо. Жду с нетерпением… Если понадобится еще что-нибудь — в смысле дополнительных данных, — позвоню… Да не ужасайся, работенка-то пустяковая, если вдуматься!

Он положил трубку. Недоверчиво усмехнулся.

Вот будет номер, если Милов — ну, вместе с До-кингом, конечно, — нашли другой конец тропы прежде, чем возникло ее начало. Впрочем.. не исключено и обратное: начало — там, а здесь — то ли станция назначения, то ли перевалочная база; своего рода терминал, куда стекается товар из разных частей света. Возможно? Вполне. Потому что у нас до сих пор все-таки не сражались с контрабандой так жестоко, как она того заслуживает. Да и серьезных поводов для этого вроде не возникало.

Итак, к чему мы пришли? Что представляется вполне вероятным: Милов с Докингом в Африке занимаются расследованием какого-то контрабандного сюжета, некоторым образом связанного с Москвой.

Кажется, тут анализ и завершается…

Однако свойственная Мерцалову добросовестность заставила его уделить немного времени и остальным вопросам того списка, с которым он работал.

Там назывались еще несколько тем, к нему не имевших отношения. А главным в документе вот уже целую неделю оставалось «ограбление века» (хотя век еще только-только начался, и поди знай, какие еще нападения, похищения и прочее будут преподнесены им за предстоящие десятилетия, но за прошедший десяток лет с небольшим это ограбление было, конечно же, крупнейшим) — сорок килограммов бета-углерода как в воду канули. Да, главная тема. Но ему, Мерцалову, от этого ни холодно ни жарко.

А впрочем… может быть, все-таки тепло?

Он попытался хоть за что-нибудь зацепиться, однако при всем желании связи с Россией не обнаружил. Пожал плечами и очистил экран.

Он недовольно поморщился: постучал секретарь и сразу вошел. В первое мгновение Мерцалову показалось, что капитан выпил: так блестели его глаза

— Товарищ генерал, разрешите…

— Ну что там еще? Конец света?

— Перехват.

— Кто, кому?

— Берфитту. Откуда-то из Африки. Спутниковая связь.

Недовольство генерала как мокрой тряпкой стерли.

— Ну-ка, дай сюда!

Он внимательно прочитал. Положил листок на стол. Усмехнулся.

— Интересно. Значит, груз выслан. Теперь нам остается только не пропустить его.

— Что там, как вы думаете? Наркотики?

— Скорее всего. — Мерцалов прищурил один глаз. — Но не исключено, что не только они.

Выражением лица капитан ясно дал понять, что с удовольствием услыхал бы продолжение. Мерцалов покачал головой.

— Не рассчитывай. Я человек суеверный… Лучше вот что: обзор международного обмена есть? С того же спутника?

— Так точно.

— Что-нибудь интересное?

— Не заметил.

Мерцалов знал, что капитан не любит перегружать себя работой.

— И все же сделай милость, доложи.

— Слушаюсь… В общем, действительно ничего, Сергей Симонович. Повседневная рутина. Вот, скажем, циркуляр по личному составу МАКа…

— Постой.

МАК. То есть Фэрклот. Который так явственно запнулся в разговоре с ним: что-то чуть не вырвалось — старик вовремя проглотил язык.

— Давай с выражением, как в школе на экзамене…

Секретарь прочитал.

— Так, — сказал Мерцалов. — Значит, ты ничего интересного не заметил…

Он проговорил это как-то механически — в эти секунды он внимательно вчитывался в циркулярное сообщение Фэрклота его подчиненным, находившимся в разных краях света. Собственно, Мерцало-ву оно никак не предназначалось и отправлялось отнюдь не открытым текстом, клером; однако многих интересует переписка коллег, даже друзей, и никто не жалеет усилий на то, чтобы постоянно быть в курсе их дел. Мерцалов был совершенно уверен, что Фэрклот с не меньшим интересом прочитывает его сообщения и указания, если, конечно, шифр оказался им по зубам.

— Выходит, ничего интересного…

Он даже не сознавал, что выговаривает эти слова и что слушающий их секретарь медленно заливается краской; мысли генерала сейчас были заняты другим.

Итак, все оказалось липой — относительно местонахождения украденного бета-углерода где-то в предгорьях Гималаев. На самом деле он продолжает обретаться неизвестно где и, возможно, уже отправился в путь к тем, кто организовал и профинансировал его похищение. А ведь ищут его, надо полагать, тоже не жалея сил и средств…