Признание этого мужчины

— Без изменений. Твой мужчина сильный и решительный, милая.

— Знаю, — соглашаюсь я, молясь за его выносливость. Ему не лучше, но и не хуже, и я должна держаться за это. Это все, что у меня есть.

Медсестра вводит какое-то лекарство в капельницу, сменяет мочеприемник, а затем собирает оборудование и тихо выходит из палаты.

— Мы оставим вас одних, — говорит Генри. — У тебя есть мой номер.

Я киваю и позволяю им всем попытаться утешить меня, а затем смотрю, как они по очереди целуют Джесси, его мама целует последней и проливает слезы на его лицо.

— Я люблю тебя, сынок, — бормочет она, будто не хочет, чтобы я услышала, словно думает, что я осужу ее за дерзость. Я бы никогда этого не сделала. Их страданий достаточно. Моя цель — вернуть жизнь Джесси такой, какой она должна быть. Я сделаю все, что угодно, но не знаю, будет ли он рядом, чтобы принять это и оценить по достоинству.

Снова льются слезы.

Я поднимаю глаза и смотрю, как они выходят, минуя у двери Кейт, Сэма, Дрю и Джона. Все обмениваются вежливыми приветствиями и прощаниями, и при появлении новых посетителей я не могу сдержать усталого вздоха. Все они беспокоятся о Джесси и обо мне, но у меня нет энергии отвечать на их вопросы.

— Ты в порядке, девочка? — громыхает Джон, и я киваю, хотя это явно не так, но легче двигать головой вверх и вниз, чем из стороны в сторону.

Я поднимаю глаза и слегка улыбаюсь, замечая, что повязка с его головы снята. Он корил себя несколько дней, но что он мог сделать, когда Кейси, любовник Рут Куинн, позвонил ему под ложным предлогом и застал врасплох, ударив по голове железным прутом, когда Джон выходил из лифта?

— Я не останусь, — продолжает Джон. — Только хотел, чтобы ты знала, что сегодня они предстали перед судом и были заключены под стражу.

Я должна быть довольна, но даже не могу найти в себе силы порадоваться. Я отвечала на бесконечные вопросы, которые задавала мне полиция, и Стив регулярно держал меня в курсе новых подробностей. Все довольно просто. Рут, или Лорен, — психопатка, бывшая жена Джесси, а Кейси — ее любовник-подкаблучник, который сделал именно то, что она просила, пытаясь ей угодить.

— Хорошо. — Я поднимаю глаза и замечаю еще четыре пары сочувствующих глаз. Мне надоело это зрелище. — Не хочу показаться грубой, но у меня нет сил…

Мой голос стихает, а свободная рука снова вытирает воспаленные глаза.

— Ава, отправляйся домой, прими душ и немного поспи. — Кейт придвигает стул рядом со мной и обнимает за дрожащие плечи. — Мы останемся. Если он проснется, я немедленно позвоню тебе. Обещаю.

Я качаю головой. Я бы хотела, чтобы они все от меня отстали. Без Джесси я никуда не уйду.

— Пойдем, Ава. Я отвезу тебя, — вызывается Дрю, делая шаг вперед.

— Вот, видишь, — присоединяется Сэм к убеждениям. — Мы останемся, а Дрю ненадолго отвезет тебя домой.

— Нет! — Я отстраняюсь от Кейт. — Я, бл*ть, никуда не уйду, так что просто перестаньте!

Я смотрю на Джесси, ожидая его недовольства моей руганью, но он молчит.

— Проснись!

— Хорошо, Ава, — ласково произносит Кейт. — Мы перестанем, но, пожалуйста, поешь.

— Кейт, — устало вздыхаю я, изо всех сил стараясь не выйти из себя. — Я съела немного салата.

— Ладно, — она встает, явно расстроенная, и возвращается к остальным. — Не знаю, что еще делать.

Она шагает в объятия Сэма, когда он их раскрывает. Дрю печально смотрит на меня, и я вспоминаю, что сейчас ему, должно быть, самому нелегко приходится, имея дело с женщиной, которая использовала его, чтобы заманить моего мужа в ловушку. Я что-то слышала от Кейт, когда она пыталась отвлечь меня разговором, но не знаю всей истории. Однако знаю, что Дрю взял на себя ответственность за сложившуюся ситуацию. Не за Корал, а только за ребенка, что похвально, учитывая ее обман.

— Мы пойдем, — говорит Джон, поворачиваясь к остальным и практически выталкивая их из палаты.

Я благодарна им, мне удается быть достаточно вежливой, чтобы хрипло попрощаться, прежде чем вернуть все свое внимание Джесси.

Моя голова снова опускается на кровать, и я долго борюсь с тяжестью в глазах, пока упрямство не подводит меня, и веки медленно закрываются, отправляя в страну, где я отказываюсь делать все, о чем он меня просит, просто чтобы он прибегнул к своей тактике прикосновения. И сейчас он прикасается ко мне, водит широкой ладонью по моим растрепанным, высохшим естественным образом волосам, но в моем сне я выгляжу идеально, не уставшая, бледная и неряшливая в своих домашних штанах и одной из его ношенных футболок, которую я попросила маму достать из корзины для белья и не снимала за все время, что здесь.

Я нахожусь в счастливом месте, заново переживая каждое мгновение с этим мужчиной: смех, страсть и разочарования. Каждое слово, которым мы обменялись, и каждое прикосновение прокручиваются в голове. Каждая секунда, каждый шаг, который мы делали вместе, и каждый раз, когда наши губы встречались. Я не упускаю ни одного момента. Его высокое, стройное тело поднимается из-за стола при первой нашей встрече, красота усиливается с каждым шагом, который он делает по направлению ко мне, пока его аромат не пропитает меня, когда он наклоняется, чтобы меня поцеловать. И его сильное прикосновение, которое вызывает во мне самые невероятные чувства. Яркие, ясные и счастливые мгновения. С того момента, как я вошла в его кабинет, мне было суждено быть с этим мужчиной.

— Моя прекрасная девочка видит сны.

Я не узнаю голос, но это его слова, так что я знаю, что это он. Хочу ответить ему, воспользоваться возможностью, чтобы рассказать столько всего, но отчаяние все еще не дает мне обрести голос. Поэтому я довольствуюсь затяжным эхом его слов и продолжающимся прикосновением, которое теперь нежно ласкает мою щеку.

Громкий пищащий звук выводит меня из счастливого сна, и я с надеждой поднимаю голову, но обнаруживаю, что его глаза все еще закрыты, а руки там, где и были — одна в моей руке, а другая безжизненно лежит сбоку. Я дезориентирована и вздрагиваю от писка, который, как я вскоре понимаю, — исходит от капельницы, возвещающей, что в ней закончилась жидкость. Оторвавшись от кровати, тянусь к кнопке вызова медсестры, но подпрыгиваю, когда слышу приглушенный стон. Не знаю, почему я подпрыгиваю, стон низкий и тихий, совсем не пугающий, но мое сердце все равно колотится. Пристально вглядываюсь в его лицо, думая, что, возможно, мне это показалось.

Но затем его глаза двигаются под веками, и мое сердцебиение еще больше учащается. Мне хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я все еще не сплю, и я думаю, что действительно сплю, потому что определенно чувствую резкий укол боли, даже, несмотря на оцепенение от горя.

— Джесси? — шепчу я, опуская руку на его плечо, чтобы немного встряхнуть, чего делать не следовало.

Он снова стонет, и его ноги двигаются под тонкой хлопчатобумажной простыней. Он приходит в себя.

— Джесси?

Мне следует вызвать медсестру, но я этого не делаю. Мне следует отключить писк, но я этого не делаю. Мне следует говорить тихо, но я кричу:

— Джесси!

Меня немного трясет.

— Слишком громко, — жалуется он прерывистым, надтреснутым голосом и сильно жмурится.

Я перегибаюсь через него и нажимаю кнопку на приборе, чтобы тот замолчал.

— Джесси?

— Что? — раздраженно ворчит он, поднимая руку, чтобы сжать голову. Все эмоции, вызванные страхом и горем, свободно выплескиваются из моего тела, и я купаюсь в свете. Ярком свете. Свете надежды.