Признание моджахеда

Валентина взглянула на Исмаил-Хана:

— А если я не стану ни о чем просить отца?

Главарь банды пожал плечами:

— Этим вы совершите неисправимую ошибку. Я же не имею ни малейшего желания причинять вам боль. Но вы сами заставите меня сделать это. Зачем? Разве какие-то миллионы дороже жизни и здоровья человека?

— Мне надо подумать!

Исмаил-Хан отрицательно покачал головой:

— Нет! Принимать решение вам придется немедленно.

— Но я должна обдумать, как построить разговор с отцом, ведь он даже не догадывается, куда я поехала в командировку. Известие о том, что я нахожусь у вас, может так подействовать на него, что просто не выдержит сердце. У папы уже был инфаркт. Боюсь, второй он не переживет. С кем тогда вы будете договариваться о выкупе? С его молодой женой стервой Кристиной? Да для нее будет самым дорогим подарком моя смерть, ибо тогда она станет единственной наследницей отца. Она даже разговаривать с вами не станет. Пошлет куда подальше и все!

Исмаил-Хан задумался. В словах этой красивой, внешне обычной, но внутренне сильной духом женщины присутствовала логика. Но и главарь не мог тянуть время. Впрочем…

Главарь сказал:

— Хорошо! Я дам вам сутки на подготовку разговора. Вас поселят в отдельной комнате со всеми удобствами, но под охраной. Думайте! Хорошенько думайте, Валентина Борисовна, ибо если господин Туркин не заплатит, я просто вынужден буду убить вас.

— Вы, Исмаил-Хан, добры, как никто другой! Но мне не нужна отдельная комната с удобствами. Моих коллег вы наверняка определили в менее комфортабельные условия. Я настаиваю на том, чтобы меня поместили к ним!

— Настаиваете? Хорошо. Вас определят к вашим коллегам. Так даже будет лучше, быстрее думать станете. Но… не забывайте, там, где окажетесь по своей, я подчеркиваю, по своей воле, будут другие условия временного содержания.

— Не забуду!

— Хоп!

Исмаил-Хан вызвал коменданта крепости. Натанджар явился тут же.

Главарь банды моджахедов кивнул на Туркину:

— В подвал ее, к коллегам!

— Но…

— Я сказал, в подвал эту женщину. Или солнце припекло тебе голову настолько, что она совсем перестала соображать?

Комендант поклонился:

— Слушаюсь, саиб! Один вопрос: для нее условия содержания такие же, как и для мужчин?

— Да! — И, подумав недолго, добавил: — Если дама не попросит иных!

Комендант крепости взял Валентину за локоть. Женщина попыталась вырваться, но Натанджар держал ее крепко. Оскалил рот, обнажив черные, гнилые зубы:

— Не дергайся, девочка. Я мужиков ломал, а тебя… не дури, иначе по неосторожности могу и выдернуть руку.

Исмаил-Хан крикнул:

— Отпусти ее! Пусть к подвалу идет сама!

Комендант вновь поклонился:

— Как скажете, саиб!

Отпустил Валентину, слегка подтолкнув к выходу:

— Пошла!

Комендант вывел Туркину из дома, тут же завел за угол и подвел к проему входа в пещеру, у которого с автоматом стоял часовой. Он отошел в сторону при виде грозного и влиятельного в банде Натанджара. Комендант втолкнул Туркину в бетонный бункер, посреди которого находился колодец, закрытый сверху металлической решеткой. Комендант указал охраннику пленников на решетку:

— Убери! И спусти вниз лестницу! Быстро!

Молодой афганец нырнул под топчан, стоявший в углу. Вытащил оттуда моток веревочной лестницы. Снял замок с решетки, сдвинул ее в сторону, закрепил один конец лестницы за специальные крюки, бросил моток вниз.

Натанджар толкнул Валентину к колодцу:

— Спускайся вниз. Твои друзья там. Надоест их общение или пожелаешь более комфортного жилья, кликни охранника. Поняла?

Туркина брезгливо взглянула на коменданта крепости:

— Да пошел ты, обезьяна!

Натанджар, побледнев, процедил:

— Я буду молить Аллаха, чтобы твой папаша не смог заплатить за тебя деньги и саиб отдал тебя мне. Ты подыхала бы мучительно долго.

— Смотри, сам не сдохни. Ну чего уставился? Может, ударишь? Давай! Вы, душманы, способны воевать лишь с женщинами. А от войск прячетесь по норам! Воины, мать вашу!

Комендант взвился:

— Не смей ругать мою мать! За это…

Валентина прервала Натанджара:

— Я уже сказала, да пошел ты!

Она спокойно подошла к колодцу, по лестнице спустилась вниз. Встала, привыкая к темноте. Лестница поднялась, решетка легла на место, щелкнул замок.

Из угла раздался голос Дольского:

— Валюша? Духи и тебя решили посадить в яму? Такой низости я, честно говоря, от них не ожидал.

Оператор поднял голову вверх, крикнул:

— Эй, охранник!

В отверстии показалась голова душмана:

— Чего твой надо?

— Мой надо, чтобы твой передал хозяину, что он вонючка со свалки, понял?

— Мой не передаст ничего!

— Не передаст? А я думал, педераст!

— Нет! И больше не кричат. Вода лить буду, хлорка бросать буду! Совсем плохо твой в яме будет.

— А я тебе потом яйца отрежу, козел!

— Твой ничего не режет. Мой режет!

— Иди отсюда, балбес!

— Не кричать больше! Понял?

— Я твой нюх топтал, чурбан, это твой понял?

Дольский завелся, передразнивая охранника.

В их перебранку вступил Сергинский:

— Владимир Алексеевич, да не злите вы их ради бога. И так наше положение незавидное. Поместили в какой-то хлев, ни умыться, ни в туалет сходить, а если охранник еще воды с хлоркой нам нальет, мы же задохнемся тут, глаза повредим.

Оператор ответил:

— А ты, Антон Дмитриевич, передай наверх, что желаешь к духам в услужении перейти, глядишь, они и выпустят тебя отсюда.

— Ну зачем ты так, Володя!

— Затем! Не думал я, что ты такой тряпкой окажешься.

Дольский помог Валентине устроиться на топчане, покрытом старой, грязной кошмой. Спросил:

— Если не секрет, Валюша, о чем духи с тобой беседовали?

— Да какой, Вова, секрет? Нас захватили из-за меня.

— Из-за тебя? Не понял.

— Что ты не понял? Вспомни, кто мой отец, и все поймешь!

— Духи хотят за тебя выкуп получить?

— Да!

— А ты что решила?

— Пока ничего. Их главарь, Исмаил-Хан, требовал, чтобы я по спутниковому каналу связалась с отцом и попросила его заплатить за наше освобождение.

— А ты?

— А я сказала, что мне надо подумать, как поставить разговор с отцом. Ведь он же не знает, что я отправилась в Афганистан.

— Ты не сказала родным, что летишь в Афган?

— Конечно, нет. Иначе отец сделал бы все, чтобы меня не включили в съемочную группу.