Признания грешницы
Шрифт:
– Где они? – спросил Влад у брата.
– В Липовке, у своей бабки. Примирились, гаденыши. Таких дел натворили, не знаю, как я теперь людям в глаза смотреть буду.
– А ты мне в глаза посмотри, брат… Лилю вспомни! Это хорошо, что Сос пока молчит, он меня уважает, потому и молчит. Я предлагал ему деньги, но он не взял, говорит, что это наши семейные дела, к тому же, говорит, ты – дядя, а не отец, потому не можешь отвечать за своих племянников. Сос – хороший мужик, хотя я всегда знал, что Тайка ему продукты продает. Но я и Тайке все прощаю, она мне такие дела проворачивает, что все ее шашни с лихвой покрываются… Ну не может она не воровать, натура у нее такая.
– Катя все знала…
– Что-о-о?
– Знала. Донесли.
– Не мог я так поступить! Поначалу-то я решил все скрыть из-за себя, из-за того, чтобы «Орлиное» не прогремело с этим убийством, да фамилию мою чтобы лишний раз не трепали. Мне же Сос позвонил в то утро и сказал, что видел твоих оболтусов, как они несли что-то к реке… У него машина сломалась, вот он и куковал, сидел в кабине… А потом, когда ему Тайка Капустина позвонила и сказала, что Лилю убили, он все сопоставил и позвонил мне. Рассказал и пообещал молчать. А еще сказал, что если мне понадобится свидетель, то я могу на него рассчитывать. Понимаешь? Он предоставил мне самому решать: ловить твоих пацанов или нет.
– И?..
– Да Катя твоя ко мне приезжала. На такси. Зашла с черного хода в кабинет, в ноги бросилась, мол, не губи, не могли они это сделать, а если и сделали, то не нарочно.
– Она ничего про тебя с Лилей не знала. Если бы знала, то не приехала бы… Не посмела.
Они еще говорили, пили и снова говорили, да только Татьяна слушать их больше не стала. И так все поняла – из-за племянников ушли из жизни две женщины: Лиля и Катя.
Из Липовки братья Рыбины вернулись через два месяца, отец к тому времени совсем перестал бывать дома, все пропадал на островах и только поздно осенью, до холодов, чтобы как-то заработать, завязал с рыбалкой. Работал у людей, кто позовет крышу починить, погреб сложить, стены покрасить, воду на огород провести. Деньги уходили на оплату газа, электричества и продукты. Сыновья его первое время вели себя тихо, дома старались бывать как можно реже. Ближе к зиме поселились в старом дедовском доме на самом берегу Волги, в развалюхе, которую привели в порядок и поставили дровяную печку. Зарабатывали на жизнь и выпивку ремонтом лодочных моторов, однако даже до Татьяны стали доходить слухи, что содержит их одна вдовушка, Люба Никитина, живущая через дом от Рыбиных. Никитина занимала треть торговой площади на рынке, ее сын торговал мясом и жил отдельно от нее со своей семьей. Скучающая вдовушка подкармливала братьев, поговаривали, что она была влюблена в Германа…
Летом братья Рыбины поступили учиться в строительный техникум, в свободное время возили Никитину на острова, устраивали пикники, жарили шашлыки, благо мясо у нее было дармовое. Потом Никитина исчезла, ее не было в городе целое лето, знакомые ее говорили, что она связалась с каким-то заключенным, долго переписывалась с ним, он сидел за экономические преступления. А потом выяснилось, что он вышел из тюрьмы, что при деньгах, которые припрятал в надежном месте, что купил квартиру в Москве, куда и привез свою невесту Любу Никитину, а в августе они поженились, и сорокапятилетняя Люба забеременела. Сын Никитиной пустил в дом матери квартирантов – большую многодетную семью из Дагестана.
О
том, что братья убили Лилю, все, кто об этом знал, как будто бы забыли.Пришел в себя и Владислав Иванович, вернулся к своим делам, выкупил две турбазы на берегу Волги, обустроил их, продолжал выкупать разорившиеся животноводческие хозяйства и фермы.
В «Орлином» бывал редко, всеми делами там заправляла Капустина.
И все жили бы спокойно, если бы Вадим с Германом не повадились снова забираться по ночам в пустые номера санатория. Их как магнитом тянуло в сосновый бор, в уютные комнаты санатория, где они продолжали чувствовать себя в безопасности под невидимым крылом Владислава Ивановича. Пили, гуляли, подворовывали продукты, чуть не спалили санаторий, оставив зажженную сигарету…
Татьяна наблюдала за мужем, пыталась понять, почему он бездействует, почему ничего не предпринимает, чтобы избавиться от племянников. И однажды он вдруг сказал:
– Если начну – уже не становлюсь… Я сам себя боюсь, Таня. Закопаю где-нибудь там же, в лесу… Руки в крови будут. Как жить дальше? Вот жду, когда повзрослеют, поумнеют, успокоятся…
В 2009 году в городе случилось происшествие: пропали две девочки после выпускного вечера. Нашлись свидетели, утверждавшие, что видели их в последний раз неподалеку от «Орлиного».
Рыбин, приехав вечером домой, уставший, злой, швырнул на стол газету с заметкой о пропаже девочек и грязно выругался:
– Вот нутром чую – это они… Вчера их видели, как они садились в автобус на Липовку, к старой бабке на блины поехали, уроды!!! Сбежали, нелюди! Нагадили и сбежали! Их не в тюрьму надо, Таня, а закопать живыми. Пристрелил бы, ей богу!!!
Поужинав, Рыбин сел в машину и поехал в Липовку. Вернулся через три часа мрачный, с потемневшим лицом.
– Владя, ты что, что с ними сделал? – От волнения у Татьяны охрип голос. А волосы на голове зашевелились, как если бы она увидела в комнате два трупа.
– Да успокойся ты… Дал денег и отправил. Очень далеко. На Север. У меня там один человечек живет, свой, я ему позвонил, все объяснил. Раньше надо было это сделать, а так… Кто знает, что они с девчонками сделали?! Знаешь, Таня, иногда я, взрослый человек, не знаю, как поступить.
– А я бы на твоем месте засадила их, – сказала в сердцах Татьяна. – Еще тогда!
На майские праздники Владислав пригласил к себе брата, силком вытащил, накормил, напоил, позвал работать в санаторий сторожем. Рано постаревший Саша сидел с отсутствующим видом, клевал с тарелки, пил маленькими глотками водку и молчал. Так ответа и не дал.
Татьяна сама отвезла его на машине домой. Вернулась, Владислав Иванович посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:
– Вадим вернулся.
– Вадим? – В воздухе как будто бы запахло серой. – И что теперь? Где он? Ты его видел?
– Я сказал, ты – забудь. И Сашке ни слова. Не надо ему волноваться. Он и так живет, как в затянувшемся страшном сне. Я не говорил тебе – Герман погиб. В Африке…
– О господи!
– А ты думаешь, почему я ничего не предпринимал? Полагаешь, смалодушничал? Чего-то испугался? Или ты на самом деле считаешь, что я так уж боялся за свою репутацию? Нет, Таня, просто не хотел вмешиваться в природу вещей.
Эта фраза даже для Влада была слишком заумной, Таня забеспокоилась:
– Владик, что ты такое говоришь? Какая еще природа вещей?
– Пусть их оттуда (Рыбин поднял указательный палец к потолку) увидят, понимаешь? Зачем бы мне было грех на душу брать? Мне тогда и так было нелегко, я бы не выдержал все эти допросы, суды, но самое главное – как бы я смотрел в глаза Сашке?
– В Африке, говоришь, погиб?
– Да, представь, его не то леопард, не то лев растерзал!