Признаю себя виновным...
Шрифт:
Наш Анвар-джон, — вы б только видели, — будто на него кирпич упал. Повернулся и пошел в дом. Такой у него был несчастный вид, такой грустный, такой растерянный… Больше я ругани не слышала, вскоре он опять вышел, с портфелем, в котором привозит деньги из города… Я ему вслед: «Так что же, Анвар-джон, ждать нам сегодня зарплаты?» Он обернулся, посмотрел на меня и махнул рукой: «Постараюсь, тетушка Шарофат. Скажите товарищам — отсюда на попутной, обратно такси возьму, пусть не расходятся».
Да… Вот и не расходились до самого вечера, а Анвар-джон не приехал. Сурайе из дому так и не показалась. Наш завуч, на что спокойный человек, всё вздыхал
Глава 6.
И малого врага ничтожным не считай,
Чужой он или свой — разит из-за угла.
Как солнце ясно то, что нам давно
Большая мудрость предков изрекла:
„Не сделает того и длинное копье,
Что сделает порой короткая игла“.
Носир Бухорои.
Оскорбленная и оплеванная идет Зайнаб по улице кишлака. В ушах ее еще звучит голос Анвара, голос полный тревоги и смятения. Она ответила грубо — не могла иначе. Он отстал, вернулся. И вот она идет. Чемодан ударяет по ногам. Тяжелый. Никогда она не носила чемоданы, не привыкла к тяжести… Она перехватывает чемодан левой рукой, а несколько секунд спустя — опять правой. Пот катится со лба, кружится голова, мешает сумочка, болтается на руке… Господи, да что же это такое! Неужели некого нанять? Хоть бы подвернулся какой-нибудь мальчишка…
Она ставит на пыльную обочину дороги свой новенький чемодан с блестящими металлическими уголками, садится на него… Забавная фигурка, маленькая и пестрая, как птичка колибри.
…В кишлаке она сама по себе уже зрелище. Впрочем, за те несколько дней, которые она живет в Лолазоре, на нее уже нагляделись. Проходят молодые ребята в засаленных спецовках — это рабочие МТС. Им невдомек, что нужно помочь этой птичке. Они не смеются над ней, не показывают на нее пальцами. Но искоса брошенные на нее взгляды полны удивления. Зайнаб смущена и раздавлена. Через дувалы на нее поглядывают женщины. Наверное, они догадываются, что сейчас она хочет уехать, как можно скорее уехать. Уж не знают ли они и того, как сегодня ранним утром Анвар подходил к ее окошку?..
Зайнаб опять хватается за ручку чемодана — не бросить же его здесь, среди дороги… И тут чья-то ладонь мягко ложится на ее руку.
— Позвольте, я вам помогу… — какой-то незнакомец с уверенной настойчивостью берет ее чемодан и легко шагает рядом.
— Что вы! — в восклицании Зайнаб слышны и смущение, и протест, и в то же время благодарность.
— Пожалуйста, не бойтесь, не убегу…
Он молод, этот неожиданный помощник. На нем приличный костюм. Усики вроде тех, что у Мухтара… К Зайнаб, помимо воли, возвращается утраченная было кокетливость, возникает чувство неловкости: забыла покрасить губы.
Молодой человек продолжает легким и веселым тоном:
— Вы только что из города? Куда вы идете? К кому вы приехали?… Мне кажется, мы с вами встречались. Разумеется, часто
бываете в театре?Зайнаб молчит. Однако, в выражении ее лица нет отчужденности. Она силится понять, что происходит. Кажется, всё так просто и естественно. Студенты их института тоже могли бы заговорить с незнакомой девушкой.
Они останавливаются на перекрестке. Молодой человек опускает чемодан на землю.
— Теперь нам направо или налево? — спрашивает он, склонившись чуть ли не к самому лицу Зайнаб.
«Нам?… Он говорит — нам… Да как он смеет! — Кровь ударила ей в голову, — еще один мужчина на ее пути. Охотник».
Сделав над собой страшное усилие, Зайнаб отстраняется и отвечает с холодной вежливостью:
— Очень признательна… Я, действительно, немного устала и вы мне помогли. Но дальше я пойду сама.
— Как? Даже не хотите со мной познакомиться?! Я тоже, как и вы, приезжий. В командировке… Я — актер и режиссер, — последние слова молодой человек произносит доверительным полушопотом: — Меня пригласили сюда подготовить в здешнем клубе спектакль к Первому мая. И вот такой приятный случай — встречаю прелестную девушку, землячку…
Зайнаб уже не слушает его. Она заметила на другой стороне улицы молодую женщину в широком и ярком национальном платье. Толстые косы уложены короной вокруг тюбетейки. Гордо вскинута голова. Взгляд спокойный и полный достоинства.
— Посмотрите, — Зайнаб еле скрывает накипающее бешенство. — Посмотрите, посмотрите, товарищ актер. Вот идет молодая женщина. Она работает здесь, в Лолазоре, библиотекаршей. Можете вы сейчас подойти к ней так же, как подошли ко мне?
Актер пожимает плечами.
— Гм… Это… это забавно, — говорит он неуверенно. — Но ведь у нее нет чемодана… Ей не нужна моя помощь…
— Да, да, да, да! — кричит Зайнаб и стучит кулачком по чемодану. — Нельзя приставать к женщине на улице. За кого, за кого, за кого вы меня принимаете?.. Уйдите! Как вы мне все надоели…
Молодой человек отступает на шаг. В глазах его — растерянность. Не говоря ни слова, он поворачивается и через несколько секунд его уже не видно, он скрылся за поворотом. Зайнаб опять одна. В ней еще не улеглась ярость. Если бы ее спросили, почему она чуть не с кулаками кинулась на человека, который ей помог… конечно же, она и сама ничего не понимала.
Не могла же она в самом деле знать, что несколько дней, проведенных здесь, и переживания, пришедшиеся на ее долю, разрушили привычное бездумье и легкость. И уж, конечно, она не догадалась, что в ней нарастает душевный кризис.
…Да, удивительные перемены могут происходить с человеком! Зайнаб, вооруженная решимостью и злостью, подхватывает чемодан и твердым шагом, не оглядываясь, идет по направлению к сельсовету. Пусть-ка Мухтар поможет ей найти машину и уехать! Никого ей не надо. И Мухтара тоже не надо. А в сельсовет необходимо зайти и отметить командировочное удостоверение.
…Войдя в помещение, где толпится довольно много посетителей, Зайнаб решительно проталкивается вперед, к столу, над которым висит табличка — «Секретарь Лолазорского сельсовета». Высокий старик-колхозник смотрит на нее неодобрительно, но все же уступает дорогу. У стола стоит старуха вся в белом и горячо что-то говорит. Зайнаб слышит отдельные слова: «Рабочий стаж… Перерасчет… Пенсия…» Зайнаб с грохотом ставит чемодан у стола. Дрожащими от физического перенапряжения пальцами, неловко роется в сумочке и, наконец, находит и протягивает свое командировочное удостоверение.