Призрачно все...

* * * *

Удаляясь от Центра «Красота и здоровье», которым руководил Ворзонин, доктор рассуждал о том, что его внешний вид сейчас никакого значения не имел. Когда перед ним открывались такие перспективы, такие возможности, зачем ему обращать внимание на внешний вид?

В этом теле он, возможно, последние дни находится. Какая разница, как он при этом выглядит?! У него есть дела поважней. Например, оказавшись в далеком 1985 году, всего за 5 месяцев до выпускных экзаменов за курс средней школы, он должен будет идеально подготовиться по физике, химии, алгебре, литературе… Поскольку Аркаша Изместьев образца середины восьмидесятых — отличник, идущий на золотую медаль. Это значит, четверок на экзаменах быть не должно.

От настигнувшей его догадки он даже свернул в аллею Парка Культуры и присел на первую подвернувшуюся скамью. Как он сможет соответствовать имиджу, если мозги у него будут сегодняшние.Не станет же он объяснять своим школьным преподавателям на выпускном экзамене правила транспортировки больных с черепно-мозговой травмой, в самом деле!

Изместьев! Решай задачи по мере их поступления. Вот перенесешься благополучно в доперестроечный рай, там видно будет. А пока нечего воду мутить. Преждевременно.

С этими словами он благополучно поднялся со скамьи и направился к выходу из парка.

Ниже уровня асфальта

Терзайся теперь догадками… Что он имел в виду, говоря напоследок «помогу тебе»? Потом, спустя несколько секунд, — «Обязательно помогу! Только потерпи немного». Ну, не любовника же он хотел ей подобрать, в самом деле! Упаси, господи!

Если это действительно так, то его, Павлика, авторитет упадет для нее ниже уровня асфальта. И уже никогда не поднимется. Ольга не собирается изменять мужу. Какие бы диагнозы ей ни ставили гинекологи! Пусть это усвоят все потенциальные особи мужского пола, которым суждено так или иначе встретиться с ней. Ей противна сама мысль об измене. Если же он имел в виду что-то другое…

Она старательно разбивала плоскорезом комья глинистой почвы, готовя участок для цветника. Мысли в голове крошились наподобие глины. Тот разговор с Ворзониным в его кабинете, куда она забрела в отчаянии после неутешительного диагноза подруги-гинеколога, она, словно ком земли, разбила на несколько мелких кусочков.

Павел ее тогда утешил, как мог, утвердил в мысли, что диагноз может быть ошибочным. Что не все так однозначно, как выглядит в устах врачихи. И, когда она, убаюканная его монотонной речью, успела вздремнуть и проснуться, когда поднялась с кушетки и собралась покинуть кабинет, он пробубнил, что обязательно поможет ей. Быстро, скомкано, словно не ей, а самому себе выдал, но она разобрала.

Едва потом собралась уточнить, что он имеет в виду, в дверь грубо постучали. Через секунду в кабинет впорхнула «бальзаковка» с крашеными под платину волосами, колыхающимися шеей и бюстом. В карих глазах, придавленных пудовыми ресницами, читалось однозначное желание затеять скандал. Даже способностей Павла могло не хватить, чтобы прервать поток «бальзаковского» красноречия.

Их сеанс, короче, был прерван. Ольга осталась один на один с вопросами. Комом вопросов. Сейчас она кромсала их, как могла.

Запыхавшись, решила сделать перекур. Ландшафтный дизайн — модное название, на которое неплохо «клюет» неопытная молодежь. На практике в трех случаях из пяти оказывается, что тебе предстоит копать, садить, полоть, рыхлить, черенковать… То есть, заниматься всем тем, что укладывается в должностную инструкцию обычного садовника.

К тому же прослеживается явная сезонность: с мая по сентябрь ты бываешь занят процентов на 200, а с сентября по май — как хочешь, так и живи. Хорошо, что Ольга заведует «Зимним садом» во Дворце культуры: у нее круглогодичная занятость. У ее коллег все иначе, кому как повезет.

Еще один «ком», который ей следует как можно быстрее «разбить» — ошарашивающая новость о сыне. Словно снег на голову. Они с Аркадием не подозревали, что Савелий тратит на наркотики столько, сколько их семейному бюджету не снилось даже в самом радужном сне. Вернее, у них с Аркадием были розовые очки… Они не хотели об этом думать. Их устраивал тот паритет, то положение вещей, которое было. Пусть деньги периодически исчезали из дома. Как выяснилось, суммы были просто микроскопические по сравнению с истинными цифрами. Откуда у выпускника школы такие деньжищи? Кто ответит? Кто поможет? Савелия подобные вопросы выводили из себя…

Но она — мать, и должна знать про своего сына все. Особенно когда тому шестнадцать, и впереди — выпускные экзамены. Какие бы шторма не сотрясали семейное суденышко Изместьевых, родительских обязанностей никто не отменял.

Да, ее сын — наркоман. Этот приговор, клеймо, меч дамоклов… она готова нести в одиночку. До конца. Не маленькая давно, умела расшифровывать в глазах подруг, знакомых, коллег сочувствие с оттенком жалости… И это унижало, расстраивало.

Откуда у ее сына такие деньги? Куда он делает уколы? Куда периодически исчезает на неделю? Вот они, ключевые вопросы повестки дня. Она тысячу раз разглядывала его локтевые ямки, его ступни и голени, — нигде не было даже намека на следы инъекций.

Непонятность, неопределенность — хуже всего на свете. Когда она спрашивала лечащего врача об этом, тот многозначительно поднимал вверх указательный палец, дескать, если есть в наличии и болезнь, и наркотик, то путь введения всегда найдется. Можно не сомневаться. Путь введения в данном случае мелочь, о которой и говорить-то смешно.

Может, она не знает чего-то такого, чего и не хватает для его спасения. Ее несчастному мальчику, ее Савелию. Его грубость и жесткость — все напускное, защитное. Он запутался, его надо вывести за руку из лабиринта на свет. Пусть это демагогия, но что-то надо делать.

Парень подсознательно ищет помощи. Он очень одинок. Кто ему поможет, если не она?

С Аркадием выяснять что-либо бесполезно. Он давно уже отстранился от семейных проблем. И, прежде всего — от сына. Словно это не его семя, не его кровинка. Слово у него есть другие дети, есть выбор…

У Ольги выбора точно нет. Чаще нее из родителей в школе, где учится Савелий, бывают разве что педагоги.

Раушания Гараевна, классный руководитель, полностью на ее стороне: звонит на сотовый всякий раз, как только Савелий пропускает уроки. Обе женщины понимают, что это означает лишь одно: очередной заплыв.

После этого звонка жизнь Ольги перетекает в иное измерение; все, что не касается Савелия, как бы перестает для нее существовать. Она напрочь забывает о еде, сне и работе. Как правило, это заканчивается в худшем случае — милицией, в лучшем — стационаром, в котором ее сын дольше недели находиться не может, — либо сбегает, либо его выписывают из-за невозможности дальнейшего содержания.

Боже, не дай свихнуться, наложить на себя руки. Ей всего тридцать восемь!