Призрачно все...

— Где ж ты, сердешный, сейчас ее найдешь? — Изместьев нацепил себе на лицо самую издевательскую улыбку, на которую только был способен. — Она выписалась и растворилась, так сказать, в суете будней. Все: люлики-брюлики, адью!

Псевдо-Вениамин потушил окурок в пепельнице, перестроился из ряда в ряд и лишь затем качественно огорошил Изместьева:

— А почему, собственно, ее должен искать я? Сдается мне, что у тебя это получится во много раз быстрее. Тем более, что ты заинтересован в моем скорейшем отбытии…

При этом Пришелец снял темные очки и так взглянул на доктора, что тот умудрился рассмотреть в его глазах длиннющий лабиринт времени, по которому душа Клойтцера домчалась до бренного тела ни о чем не подозревающего Поплевко. Аркадию не оставалось ничего другого, как сжать кулаки, скрипнуть зубами и промолчать.

Тот самый зародыш

Отыскать проститутку в миллионном городе оказалось намного проще, нежели занозу в слоновьей ягодице. Особенно, если она решила завязать с древнейшей из профессий. Узнав в ординаторской гинекологического отделения, которое доктор не так давно собственноручно оставил без стерильного материала, он отправился на поиски «беглянки».

По пути рассуждая о том, хватит ли таланта Паши Ворзонина на всех проституток России, доктор пришел к выводу, что не последнюю роль в чудесном «перевоплощении» Миланы Шарковой наверняка сыграло ее «интереснейшее» положение. Не окажись девушка беременной, у светилы психотерапии было гораздо меньше бы рычагов для ее «вербовки» в ряды честных российских тружениц. А, значит, в масштабах страны подобную авантюру не провернуть. К сожалению, конечно же.

Разговор у Поплевко с экс-путаной оказался куда короче, чем Изместьев планировал. После десятиминутной «аудиенции» в квартире будущей матери Пришелец молчаливо уселся в кресло водителя, несколько секунд над чем-то размышлял, а потом крепко пожал доктору руку:

— Потрясен качеством работы. Видимо, психологию данной прослойки населения начала века мне еще предстоит изучать и изучать. Но это, разумеется, после благополучной эрмикции… Девушка, должен признать, кардинально отличается от той, с которой я общался пару недель назад в больнице… По своим суждениям, я имею в виду. Как будто ее подменили, — при этом он так лукаво подмигнул доктору, что тот почувствовал себя соучастником чего-то откровенно противозаконного. — Но меня мякиной не проведешь, так, кажется, у вас выражаются…

— У нас говорят «на мякине», — поправил Пришельца не меньше его потрясенный доктор.

— Ну да, на этой самой… Я провел идентификацию, эта та же самая особь. Должен со всей ответственностью заявить, что внутри ее находится интересующий нас зародыш!

При последних словах Пришельца колени Изместьева начали мелко подрагивать, а кишечник скрутило так, словно «интересующий» зародыш на мгновение каким-то неведомым науке способом переместился в него.

В его медицинском мозгу поочередно всплывало: «Анализ околоплодных вод на ДНК???», «УЗИ???», «Компьютерная томография???»… Но для проведения всех этих исследований кроме уймы времени нужна еще громоздкая аппаратура. При Поплевко не было даже намека на что-либо диагностическое.

— А сейчас, — хрустнув пальцами, Пришелец запустил движок, — самое время оговорить нюансы твоей эрмикции.

— Наконец-то! — обрадовался Изместьев, почувствовав сердцебиение в висках. — А то я уж истосковался весь.

— Здесь спешить нельзя, — урезонил его «инструктор из будущего». — Ты хорошо все взвесил? Обратной дороги не будет, учти. Можешь совершить массу глупостей и будешь жалеть о своем поступке… Время точное? Новогодняя полночь между 1984 и 1985 годом?

— Да, да, я же говорю: шампанское открывал как раз. Пробка ударила раньше времени в открытый глаз, и сердце рефлекторно остановилось. Бракованная бутылка попалась. Сейчас, благодаря этому браку, я имею возможность переписать все заново.

— Единственную возможность, — Поплевко стал осторожно давать задний ход, выезжая на проезжую часть. — Я твой эрмикт перемещу всего один раз. Больше мы никогда не встретимся. Сейчас покажешь место, где случилась клиническая смерть.

— Поехали, поехали, — заерзал доктор. — Конечно, покажу. Сейчас сворачивай направо на Сибирскую… Придя в себя, то есть, родившись заново, я позабыл напрочь, что со мной было в ноябре и декабре. Словно и не было этих месяцев в моей жизни. Ретроградная амнезия.

Поплевко взглянул на Аркадия, как доктор на пациента.

— По-моему, ты очень рискуешь, — покачал он головой. — Я не могу оказать тебе информационной поддержки, к сожалению. Тот промежуток времени, куда ты направляешься, не изучал, не знаю. Пока к себе не вернусь, ничего не могу сделать… А из своего времени в твое обратно — не получится.

— Я все взвесил и обдумал, — как можно тверже заявил Изместьев. — На «попятную» не пойду ни за что.

— Хорошо. Теперь о главном, — Пришелец припарковал машину возле центрального гастронома, снял очки и серьезно посмотрел на пассажира. — Возможность у тебя будет лишь одна. Четко фиксированная во времени. Промедлишь — пеняй на себя. Это очень трудно: убить себя в нужную минуту. Спустя эту «смертельную» минуту, ты должен прекратить попытки суицида. Иначе будет просто смерть, без эрмикции. Это ты усек? Пре-кра-тить!!! Рассудок должен быть идеально трезвым. Движения — хладнокровными. Как ты собрался убивать себя?

— Прыгну вниз башкой с шестнадцатого этажа на асфальт, — выпалил словно вызубренный урок доктор.

— Ты пока еще не прыгнул, а башка уже не варит, — Пришелец начал загибать пальцы на руке. — Время полета надо учитывать, раз. Если кто-то увидит тебя на балконе, готовящимся к прыжку, — заорет, начнется паника. У многих есть мобильники с видеокамерами, начнут снимать самоубийцу. И три — ты можешь просто не умереть. Покалечишься на всю жизнь, станешь инвалидом, всю оставшуюся будешь локти кусать… Если сможешь, разумеется.

Похоже, в этом туманном будущем жизнь человеческая совсем обесценилась, раз у Клойтцера язык не деревенеет при произношении подобного:

— Не проще ли пулю в висок или гильотину? Быстро, надежно, опять же — во времени не ошибешься. С повешением также расплывчато. В петле каждый по-разному себя ведет. Бывает, и минуту мается. А этого достаточно, чтобы не попасть в эрмикт.

— Знаем мы этот анекдот, — чтоб как-то рассеять атмосферу суицида, концентрация которой в салоне крепчала с каждой секундой, почти выкрикнул Изместьев. — Покойник, как необузданный конь, не сразу привыкает к веревке, подергается сначала… А потом, спустя какое-то время…