Призрачно все...

Первой ее навестила Жанна Аленевская. Увидев свою школьную любовь в потрепанном больничном халатике на пороге палаты, Изместьев лишился дара речи. Чего нельзя было сказать об Аленевской. Усевшись на свободную кровать, она положила ножку на ножку.

— Вот что, бабушка, — взяла сразу же быка за рога десятиклассница. — Уж не знаю, откуда вы свалились на нашу голову, но фактически прошу оставить Аркашку в покое. Если еще раз увижу с моим парнем, то… так легко вы не отделаетесь! Натурально! Он занят! Мало вам в… Мухасранске вашем… комбайнеров?

— Так я ж… не претендую, Жанет! — сорвалось у колхозницы, отчего подведенные глаза десятиклассницы, казалось, потеряли всякую обводку:

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — с оттенком брезгливости простонала девушка. — Этот обормот, что ли, прокололся? Ишь, сманстрячил! Чем-то вы его зацепили, натурально говорю…

— Я про тебя знаю все, и очень хочу, чтобы вы с Аркадием были счастливы, — тоном многоопытной свахи «благословила» молодых Акулина, не сводя почему-то глаз с коленок девушки. — И тебе, такой красавице, я не конкурентка, можешь не сомневаться ни минуты в этом. Куда мне, доярке, до тебя, фотомодели? Я даже и не помышляю… Ты смотри за ним только… Парни в этом возрасте — чистые бесы. Еще из себя ничего, а уж гонору-то, гонору! Особенно после выпускного дала старайтеся…

— Что такое сотовый? — озорно прищурилась Жанна. — А все-таки? Вы как-то обмолвились. Я такое словцо фактически… впервые в жизни слышу. Вполне конкретно!

— Это телефоны беспроводные такие, с камерой, полифонией… — незатейливо отреагировала колхозница, потеряв всякий интерес к коленкам десятиклассницы. — Там, где роуминг есть, там и можешь разговаривать. Мелодии классные можно закачивать. Если есть «Хэндз фри», то даже из кармана можно не доставать. Так и разговариваешь. В Интернет можно, опять же, выйти, почту посмотреть… Блю туз нужен…

— Интернет? — Жанна замотала головой, словно борясь с одолевающей дремотой. — Блю… что? Туз? Голубой туз?

— Да, интернет — это всемирная паутина, — сморкаясь в какую-то тряпку, неторопливо «вещала» Акулина. — Там есть все, даже эротические сайты. Можешь познакомиться с американцем каким-нибудь. Он за тобой приедет, замуж тебя возьмет. Прикидываешь? Можешь в аське общаться… В режиме он-лайн. Тут же пишешь, и тут же получаешь ответ. За один вечер можешь об чем угодно, вдоволь наболтаться.

— Аська? — Жанна отчего-то начала тереть глаза, потом вскочила и начала пятиться к выходу. — Это сумка такая? Как авоська? В магазин с ней ходить? Пару килограмм картошки? Натура-а-ально…

— Ага, авоська, — кивнула колхозница напоследок. — Туда еще ноутбук помещается без проблем.

— Ноутбук? — С этими словами Жанна выскочила из палаты.

Место более-менее успокоенной, но жутко озадаченной Жанны в этот же день заняла мама Аркадия. Когда она заглянула в палату, Акулина расплакалась. Еще бы: увидеть так близко свою молодую мать, практически ровесницу, дано не каждому. Но как объяснить родному человеку, что они вообще-то не чужие люди? Акулина попыталась…

— Прекрати реветь, авантюристка! — оборвала женщина поток начавшегося красноречия. — Это по твоей вине Аркадий сейчас в неврологии лежит. Кто ты? Откуда? Никакой сестры у него нет. Уж я—то знаю! Самозванка! Чего ты добиваешься? Женить на себе хочешь? Ты на себя-то смотрела в зеркало сегодня утром? Корова!

— Смотрела. А еще я знаю, что когда вы выходили замуж в шестидесятом году, то тесть ваш провалился под лед на речке Иньва и заболел, а потом помер. А когда в семьдесят третьем вы ездили в Новороссийск, то Аркашу так укачало в поезде, что он переблевал все купе…

Мать застыла с открытым ртом и начала креститься.

Изместьев с трудом удерживался, чтобы не обнять ее, такую молодую и красивую. Пусть она в гневе, пусть не знает, с кем говорит.

Мамочка, как здорово, что я тебя увидел.

— Откуда ты все это знаешь? — вымолвила она побледневшими губами. — Аркадий не мог тебе этого рассказать. Кто ты, господи?

— После третьего класса он поступал в музыкальную школу, и провалился на вступительных экзаменах. Не мог прохлопать мелодию толком. Вы возлагали большие надежды… Ну, не Моцарт, так не Моцарт. Это ваша фраза? Вы ее всем своим подругам растрезвонили. Разве я не права?

— О-о-ой! А это откуда? Хватит! — у матери в глазах проскользнула неуверенность, а у вернувшейся только что с того света в голове — предостережение: «Что ты делаешь? К чему эта демонстрация осведомленности? Это очень опасно, и в данном случае — совершенно бесполезно».

— Теперь вы понимаете, что я не просто так встретила Аркадия? Я только хочу сказать, что я не просто женщина из толпы. Я — близкий Аркадию человек. Вам лучше не заморачиваться всем этим.

Акулина всхлипывала, больше не говоря ни слова. Две женщины сидели на кроватях друг напротив друга и плакали. У зашедшей в палату медсестры не осталось бы никакого сомнения, что она случайно забрела на вечер не совсем приятных воспоминаний.

Продолжая креститься, мать Аркадия вскоре попрощалась и ушла.

Выписали Акулину через неделю, поставив в окончательном диагнозе сложное нарушение ритма, из-за которого периодически бывают остановки сердца… Вернее, длительные паузы в мозговом кровообращении, из-за которых и приходится прибегать к экстренным мерам.

К концу госпитализации на женщину навалилась депрессия: она не хотела никого видеть. Ни мужа, ни детей, ни вообще, каких бы ни было родственников. Ее не волновал вопрос, с кем сейчас находятся дети, если мужа Федунка «посадили» на 15 суток…

Подолгу стояла у окна, размышляя о чем-то своем. Лечащий доктор назначил консультацию психиатра, который, к счастью, в тот день как раз ушел в отпуск. Так ее и выписали, — с неврастеническим синдромом.

У нее не было никакого желания во что-то вмешиваться, к своей прошлой жизни она больше не питала никакого интереса, и поклялась себе не предпринимать никаких попыток что-либо изменить.

Молча доехала до Кормилиц, долго брела по узким заснеженным тропинкам. За неделю ее отсутствия все занесло снегом, который хозяева расчищали только возле своих дворов. Она мелко шагала, прислушиваясь к скрипу снега под подошвами.

Очень удивилась, услышав радостные детские голоса в своем дворе.

Кто-то заливисто смеялся, Акулина не сразу узнала старшую дочь Нину. Затем разобрала еще один голос, показавшийся ей очень знакомым. Она его слышала совсем недавно, буквально на днях. Догадка рухнула на нее снежным комом с крыши: она слышала его во время клинической смерти. Голос принадлежал ей самой, вернее, настоящей Акулине, в телесную оболочку которой Изместьев втиснулся без спроса.

Она остановилась возле калитки и прислушалась. Словно для того, чтобы облегчить ей процедуру «идентификации», хозяйка в овчинном полушубке, накинутом поверх цветастого халата, с тазиком в руках вышла на веранду, посмотрела из-под руки туда-сюда, и, не заметив ничего подозрительного, поставила тазик на табуретку и принялась развешивать на веревки выстиранное белье. Следом за ней выскочила Нина. Девчонка буквально светилась от счастья, бегала вокруг матери и что-то щебетала.