Призрачные страницы истории
Шрифт:
Подложными были и некоторые напечатанные тогда произведения средневековых церковных авторитетов. В 1499 г. Ж. Гарланд подделал рукопись св. Бернарда, епископ Вигилиус — трактат св. Афанасия и так далее. Эразм Роттердамский жаловался, что он не видел ни одного из трудов отцов церкви, подлинность которого не вызывала бы сомнений. Тем не менее сам Эразм в 1530 г. вставил в четвертое издание трудов св. Киприана трактат «О двух формах мученичества», якобы найденный в старинной библиотеке. Трактат представлял собой компиляцию из других трудов и был призван подкрепить взгляды Эразма по рассматриваемым вопросам. «Величайший из ученых в области патристики (изучения трудов отцов церкви — Е. Я.) подделал в XVI веке важнейшее патриотическое сочинение» — так прокомментировал эту историю уже упоминавшийся выше Э. Грэфтон.
Некоторые подделки были раскрыты довольно быстро, подложность ряда других остается под вопросом.
Не менее, чем рукописи, ценились античные произведения искусства. Гениальный художник и скульптор Микеланджело (1475–1569) в начале своей карьеры скопировал рисунок головы античной статуи, который никто не мог отличить от оригинала. Он создал копию статуи «Спящего Купидона» и продал ее одному кардиналу за тридцать дукатов. Посредники заработали на продаже 200 дукатов. Чтобы избежать возможных преследований за подделку, Микеланджело поставил на своем творении собственные инициалы. Предосторожность была не напрасной: узнав о подделке, кардинал стал требовать назад деньги. Микеланджело руководствовался не только финансовыми соображениями, но и негодованием, которое вызывало у него часто бездумное почитание любого произведения искусства, признаваемого за античное, и несправедливое умаление творений современных ему художников.
Из неслучившейся ранней истории христианства
На протяжении вот уже двух тысячелетий сосуществуют взаимоопровергающие друг друга истории первого века нашей эры (точнее, истории стран Средиземноморья в то время). Их число со временем не только не уменьшается, а напротив, продолжает возрастать. Если разделить их на группы, каждая из которых рисует один и тот же круг событий, то в такой группе все. исторические тексты за возможным исключением, полным или частичным, одного, должны являться воображаемыми историями. Неснижающийся интерес к истории первого века продиктован, как легко догадаться, главным образом тем, что это было время создания новой мировой религии, и поныне преобладающей в Европе и ряде других регионов мира, и приближения к зениту могущества Римской мировой державы. Это было, как считают верующие, время земной жизни Иисуса Христа и, с другой стороны, годы правления Тиберия, Калигулы, Нерона, имена которых стали синонимами чудовищных пороков и преступлений.
Немало важных фактов, относящихся к политической жизни Рима в первый век, можно почерпнуть из трудов римских авторов — современников описываемых ими явлений или писавших по их свежим следам, особенно из работ Тацита, Светония, Плутарха и других. Будучи важными источниками, эти труды совсем не обязательно правильно отражали действительную историю Рима того времени в целом и тем самым являлись частично иллюзорной историей. Значительно больше таких вызывающих споры и сомнения мест в канонических Евангелиях, других книгах Нового завета, в так называемых апокрифических Евангелиях, признанных церковью недостоверными и еретическими, в остальной раннехристианской литературе. Христианство создало собственную мифическую историю своего возникновения и, когда оно превратилось в государственную религию, постаралось изъять из обращения все другие, с его точки зрения, ложные и нечестивые версии этой истории (прежде всего, неканонические Евангелия, которые стали известны ученым только через более чем полтора тысячелетия).
Что же касается политической истории римской державы в первом веке, то она дошла до нас в настолько искаженном изложении, что ее, по мнению некоторых исследователей, возможно, по крайней мере, частично, тоже причислить к иллюзорной истории. Это особенно относится к скудным указаниям, которые содержатся в уцелевших сочинениях античных авторов, живших в I и начале II века, о конфликтах между римскими властями и набиравшим силу христианством. Сразу же возникает вопрос об истинности этих сведений и, более того, об аутентичности тех мест в источниках, в которых сообщаются эти сведения. Ведь это могли быть интерполяции (вставки) в труды римских писателей, внесенные христианскими переписчиками, людьми, жившими много столетий спустя. Нельзя забывать, что все эти сочинения сохранились только в средневековых копиях. Важность вопроса о подлинности становится особенно очевидной, если учесть, что о некоторых важных событиях мы знаем только из рассказа о них в одном сочинении. А оно само сохранилось в единственной поздней копии, к которой и восходят все последующие печатные издания. Вопрос о подлинности тем самым становится дилеммой: имело ли вообще место в действительности интересующее нас событие или оно (целиком или частично) — плод фантазии переписчика рукописи.
В первые века христианства критика созданной им истории зарождения и первых шагов возникшей религии сводилась к отрицанию рассказов о чудесах, освещению в негативном свете деяний отцов церкви, к неортодоксальной трактовке различных сторон нового вероучения. Позже, захватив
господствующие позиции в духовной жизни общества, церковь решительно пресекала любые попытки критики в свой адрес или уклонения от официальной истории христианства. Положение начало меняться только в последние два века, когда возникли научная критика и исследование Нового завета и других произведений раннехристианской литературы, стремление к ревизии или даже полному пересмотру церковной версии происхождения христианства. Отсутствие не вызывающих сомнения внехристианских свидетельств о жизни Иисуса, относящихся к первому столетию, так называемое «молчание века», способствовало появлению различных научных школ, отрицающих существование Христа как реального исторического лица. В ответ противники ревизионистов объявляли, что «молчание века» — выдумка атеистически настроенных либералов и социалистов, что имеющиеся внехристианские упоминания о Христе и первых шагах новой религии вполне аутентичны и достаточны для того, чтобы, даже не прибегая к материалам Нового завета, доказать историчность фигуры Христа, обрушивались на теории, согласно которым его образ измышлен по аналогии с основателями других, ранее появившихся религий, он возник в качестве олицетворения солнца, которому поклонялись как божеству, и тому подобное.В XX веке быстрое развитие библейской и евангельской критики в сочетании с новейшими методами датировки рукописей ограничивало «находки» апокрифов новейшего изготовления, приписываемых деятелям раннего христианства. Все же отдельные примеры такого рода подлогов имели место, хотя разоблачались они довольно быстро. В 1927 году итальянский муниципальный чиновник Луиджи Моциа объявил, что имеет рукопись некоего Иосифа из Иерусалима и что он в течение восьми лет переводил этот манускрипт. Рукописи уже почти 1900 лет, она написана незадолго до разрушения Иерусалима римлянами в 70 г. н. э. Она, по словам ее владельца, была спрятана, потом найдена матерью императора Константина, Еленой, позднее попала в Александрийскую библиотеку, которая была в 640 г. разрушена арабским халифом Омаром. Дальнейшая судьба рукописи покрыта туманом. Паломник, вернувшийся из Палестины, от которого Моциа получил ее, отказался разъяснить, как она к нему попала. В предисловии указано: чтобы рукопись не подверглась изменению или не была уничтожена, ее отсылают братьям Матфею, Марку, Луке и Иоанну. Анализ находки показал, что она написана на греческом языке эпохи Возрождения, а не первого века н. э., и на пергаменте, тоже приготовленном в новое время. Это разоблачение не помешало тому, что находились даже среди ученых люди, продолжавшие верить в ее подлинность. На деле она представляла собой сведение воедино четырех канонических Евангелий с очень незначительными дополнениями.
Апокрифы функционально заменяли с настойчивостью пропагандируемые, явно фантастические концепции происхождения христианства. В последние годы разлилось широкое половодье книг, содержащих попытки создать новые или псевдоновые биографии основателя христианства. Д.П. Мейер в работе «Необычный еврей. Переосмысление исторического Иисуса» (Нью-Йорк, 1991) писал о результатах создания такой новой биографии основателя христианской религии: «От Иисуса — сторонника насильственной революции до Иисуса — гомосексуального мага, от Иисуса — апокалипсического фанатика до Иисуса — учителя мудрости или философа-циника, не интересующегося эсхатологией, — каждый мыслимый сценарий, каждая крайняя теория уже предлагались с противоположных позиций, при отметании всех ревностных новых авторов, повторяющих ошибки прошлого». Английский историк Л. Хаулден отмечал появление «диких книг об Иисусе, привлекательность которых, кажется, находится в прямой пропорции к неправдоподобию содержащихся в них утверждений».
Вот немногие примеры, причем более серьезных биографий. Д. Кросмен в книгах «Исторический Иисус. Жизнь средневекового еврейского крестьянина» (Нью-Йорк, 1991) и «Иисус. Революционная биография» (Сан-Франциско, 1993) рисует родоначальника христианства не апокалиптическим пророком, а крестьянином, мечтающем о не стесненном общественными ограничениями свободном образе жизни для всех людей, невзирая на социальные и расовые различия.
После второй мировой войны появились работы, где Иисус изображается как коллаборационист (Ж. Изорни. «Подлинный процесс Иисуса». Париж, 1967). Напротив, С. Брэндон в книгах «Иисус и зелоты» (1967) и «Процесс Иисуса из Назарета» (1968) считает, что евангелисты сознательно утаили близость Иисуса к зелотам, непримиримо боровшимся против чужеземного владычества, и что он был казнен как мятежник, выступавший против власти Рима. Примерно такой же предстает история Иисуса в сочинении С. Мэкоби «Революция в Иудее. Иисус и еврейское движение сопротивления» (1967). А.Н. Уилсон уверяет в книге «Иисус», что евангелисты возложили вину за казнь Христа на евреев, надеясь снискать расположение римских властей. Уже упоминавшийся выше Кросмен в своей последней по времени монографии «Кто убил Иисуса?» (Сан-Франциско, 1995) стремится доказать, что представление о распятии Иисуса по настоянию иерусалимской толпы — это ранний христианский миф, порожденный столкновениями между враждебными группировками среди населения тогдашней Палестины.
К.П. Сендерс в книге «Исторический Иисус» (Лондон, 1993) считает, что значение, которое имели Иисус и христиане в I веке, хорошо определяется тем, что современник событий, знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, уделил Христу один небольшой абзац в своей работе по истории Палестины, да и то, если это место не является христианской интерполяцией или редактированием первоначального текста (в средневековом арабском переводе оно звучит по-иному, чем в тексте, которым могли до недавнего времени располагать европейские ученые). Появился целый ряд книг, подобных монографии Х. Шенфилда «Пасхальный заговор», изданной в 1966 г., в которых рисуется картина спасения Иисуса, которому дали наркотик и сняли живым с креста, за что римский сотник, распоряжавшийся проведением казни на Голгофе получил, разумеется, немалую взятку…