Призрачный роман

— Давай отнесу! — Я выхватила у нее пакет с «молочкой». Мельком глянув на Джоя — тот отворачивался от нас, ероша рукой волосы, — шмыгнула на кухню. Там медленно вытаскивала и складывала продукты в холодильник, слушая настойчивый голос мамы и глуховатый — Джоя. Она предлагала остаться перекусить, он отнекивался, мол, время обеда уже закончилось.

Крикнул из коридора:

— Инга, до встречи!

— Пока-а! — проорала я в ответ. И ворвавшейся на кухню маме, чтобы сразу ее отрезвить: — А однопроцентный кефир не взяла?

— Тебе надо жить отдельно! — сурово объявила родительница. Я от изумления даже вынырнула из недр холодильника, где пряталась от ее блестящего взгляда и для собственного охлаждения.

— С чего вдруг?

— С того, чтобы старуха мать постоянно молодым не мешала!

Ничего себе! Готова выставить родную — и больную! — дочь из дому лишь из-за того, что ей какой-то азиат приглянулся!

Я глубоко вздохнула и шагнула из темноты подъезда на улицу. Переждала миг головокружения — от яркого дневного света и красок, звуков, множества предметов и людей. Настороженно огляделась: нет, Странные возле моего подъезда пока толпами не собираются. И на горизонте тоже не маячат. Значит, можно выдвигаться.

…Я собиралась с духом пару часов. Глядела в окно, тщательно изучая каждую фигуру и каждое движение во дворе. Репетируя в уме, представляла, как ступаю за порог квартиры, нажимаю кнопку лифта, выхожу из подъезда, оглядываюсь и иду по двору, потом по улице… Одна! Совершенно одна, впервые после больницы! Я задавила в зародыше поднимавшуюся панику, твердо пообещав себе, что прогулка будет очень короткой, вернусь, как только захочу. Ничего страшного не случится, и вообще, у меня же есть мой Корейский Нянь!

Ужасно удивило и тронуло, что Джой привез все эти охраняющие штуки — пусть и нелепые… или все-таки действующие? Значит, он помнил о моих страхах, искал информацию, потом и их, жертвовал своим перерывом. А еще этот его неожиданный поцелуй… Собственно, и поцелуем не назовешь, но все равно прикосновение мужчины даже с закрытыми глазами не спутаешь…

Я попыталась воскресить то чувство доверия, тепла и абсолютной защищенности. Понятно, что между нами моя амнезия, масса вопросов и неясностей, но именно это до сих пор окутывающее меня ощущение уюта и мира и помогло решиться на самостоятельную прогулку. Я не стала краситься и надела все самое неброское — не хочется привлекать внимание не только призраков, но и людей. Достаточно того, что я иду совершенно одна, так еще и общаться? На фиг, на фиг!

— Мама, я пойду прогуляюсь!

Мама выглянула из кухни.

— С кем? С девочками? Или с Женечкой?

«Женечкой»!

— Нет, одна, — сказала я небрежно. — Надоело дома сидеть.

Руки родительницы, вытиравшие тарелку, замерли. Я боялась, что она ударится в панику или, наоборот, в ликование, и я тут же струшу, но мама сказала только:

— Телефон не забудь.

Поглядывая по сторонам — все-таки бдительность терять не следует! — я двинулась по двору. Хорошо, что Джой меня усиленно выгуливал: какая-никакая тренированность уже налицо. Потом я вспомнила, как мало призраков нам вообще в городе встретилось, и, вздохнув свободнее, наконец смогла заценить красоту вокруг. Шла и глазела по сторонам, словно меня выпустили из длительного заключения (ну, в принципе, так оно и было). Надо успевать радовать глаз солнечной осенью, я и без того пропустила всю весну и лето!

Люди тоже старались успеть — веселые клетчатые пальто, разноцветные курточки; ноль головных уборов; улыбки, громкие голоса… Это к весне все устанут и станут хмурыми от серости неба, холода и бесконечной снежно-городской каши под ногами.

Я честно обогнула нашу длинную девятиэтажку (старательно минуя взглядом сквер). Помялась на перекрестке и все-таки решилась перейти дорогу и двинуться по проспекту дальше.

…Уф! И не заметила, что ушла так далеко. Я присела отдохнуть на остановочной скамейке. Разглядывала приезжающих и уезжающих людей, пока не закружилась голова. Зато ноги отдохнули, пора ковылять потихонечку. Норму прогулок я сегодня уже перевыполнила. Если еще и Джой приедет вечером… Надо хоть голову помыть успеть.

Уже не первый раз послышался слабый звук, прорывавшийся в недолгом затишье между прибывающими-отбывающими автобусами: то ли ребенок мяукал, то ли кошка.

Или кто-то тихо плакал.

Я завертела головой. Возле близстоящей хрущевки древняя старуха изо всех сил тянулась к окну первого этажа, привставая на носочки и стараясь выпрямить сгорбленную спину. Постучать пыталась или открыть, да никак. Бабуля оперлась рукой о стену, ссутулилась, глядя в землю. Просто воплощение бессилия и безысходности! Я огляделась и вздохнула — традиционно никто не обращал внимания. А если и обращал, то поспешно отводил глаза: людей вокруг много, без меня разберутся! Я и сама такая.

Ругая себя за мягкосердечие, нерешительно двинулась к старушке через усыпанную листьями полосу газона.

— Бабушка, вам помочь?

Та не прореагировала: понятно, мы еще и глухие к тому же! Я придвинулась, чтобы оказаться в поле ее зрения, и позвала громче:

— Бабушка!

Услышала. Вздрогнула, отняла морщинистую ладонь от лица и уставилась на меня снизу взволнованными блеклыми глазами.

— Что случилось?! — проорала я.

— Так Манечка у меня там! — заторопилась старушка. — Манечка! Запертая!

— Дверь захлопнулась? А Маня — кто? Внучка ваша?

— Кошка, кошка Манечка…

Бабуля ключи посеяла и думает, что кошке без нее страшно и одиноко?

— А где дети ваши? — Вот пусть приходят с работы и разбираются!

— Так нету детей! Дочка померла. А внуков бог не дал…

— Вы к себе в квартиру попасть не можете?

— Могу.

Я начала терять терпение. Связалась на свою голову!

— И в чем проблема? Идите да откройте свою Манечку…

Бабуля всплеснула руками:

— Так не могу я, доченька! Ни открыть, ни покормить!

Всё, и я уже не могу! Это хуже, чем общаться с еще не умеющим говорить ребенком. Старики, наоборот, говорят слишком много, а информации на выходе все равно ноль!

— Бабуль, к соседям постучите. Они вам помогут и открыть, и Маню покормить, — сказала я, отступая.

— Так стучала я! — завопила старушка. — Не открывают, пьяницы проклятые! А я не могу! А Манечка пятый день без еды, помрет ведь кошенька моя! Дочка, помоги!

Она засеменила следом, пытаясь ухватить меня за рукав. Но рука ее соскользнула раз, второй — и не от того, что я увертывалась.

Просто пальцы ее проходили сквозь.

Я вросла в землю. В горле пересохло, я и слова не могла сказать рыдающей старушке.

Умершей старушке.

Через час я позвонила Джою.

— Ты сможешь залезть в форточку?

— …Что? — через паузу спросил Джой.

Вот что может быть непонятного в таком простом вопросе? Я повторила.

Джой вновь помолчал.

— Ты забыла ключи и теперь предлагаешь мне проникнуть в квартиру через окно седьмого этажа?

— Нет, тут первый, — сказала я, измеряя взглядом расстояние до окна. — И я, в принципе, могу разбить стекло, но все равно не дотянусь до защелки.