Призрачный воин

Иннеад был единственной надеждой на то, что после смерти альдари обретут покой.

Масштаб угрозы и стоявшая перед Иянной задача подавили ее веселое настроение, а остатки радости заглушило гнетущее присутствие Той-что-жаждет.

Ухватившись за судьбу автарха Ультве, Иянна позволила вечной матрице довести ее мысли до Эльдрада. Ей предстояло еще много работы.

Пока другие обсуждали ход судьбы, Визарх искал уединения. Придирчивость и ворчливость провидцев всегда раздражали его, хотя воин, зная себя, прекрасно понимал, что именно его неспособность самостоятельно творить свою судьбу в значительной мере подогревала жажду странствий, которая повелевала им большую часть его жизни. На стороне Иннеада, и особенно в компании Иврайны, Визарх нашел своеобразное подобие умиротворения, которое ускользало от него на военной службе в качестве экзарха и во время наемнической жизни в качестве иерарха инкубов, но которое он обрел, став слугой мертвых.

Чувствуя на себе любопытные взгляды и пытливые мысли в куполах провидцев, он искал более знакомые места, где можно было найти укрытие от навязчивых вопросов. Воин отправился к храмам Кхаина.

Он мало что знал об Ультве и его планировке, однако бьющееся железное сердце Кроваворукого бога служило его разуму маяком, ведя бойца через огромные плато и купола, через горы и вниз по уровням к центру искусственного мира. Глубоко внутри конструкции Ультве находились храмы аспектных воинов. Лабиринт подкуполов, соединенных темными тоннелями и залитыми светом дорогами, вел к зонам и святилищам, о предназначении которых он мог только догадываться.

Если Визарх ожидал радушного приема, то он сильно ошибся.

У первой арки стояла воительница в величественных доспехах цвета кости и с яркой гривой Воющих Баньши, держащая у груди палаческий меч. Когда Визарх остановился, его накрыла волна неприязни, причем настолько мощной, что не дала слететь ритуальному приветствию с его языка. Зашагав дальше по коридору, воин чувствовал на себе пристальный кровожадный взгляд экзарха, а затем наткнулся на другого — одетого в черное лидера Темных Жнецов, стоявшего под руной своего храма, которая в переводе означала «разразившаяся буря». Его ракетная установка была решительно нацелена на незваного гостя.

И вновь Визарха встретили с сухим презрением. В скрытой от глаз матрице бесконечной цепи скапливалась холодная ненависть Темного Жнеца, из-за чего ее можно было ощутить на краю сознания. Дрожь отвращения бежала по психической сети, которая пролегала через многие храмы мира-корабля и располагала в своем центре тронный зал дремлющей аватары Кхаина. Мир-корабль Ультве был очень древним, его аспектные храмы исчислялись сотнями, и от каждого из них в сторону Визарха исходила недоброжелательность.

«Предатель! — мысленно рявкнул экзарх. — Предатель!»

Посредством цепи бесконечности Визарх ясно ощущал, как к нему относятся другие, стоящие на пороге своих священных зданий. Многие замирали с обнаженным оружием, хотя их враждебность и без того легко ощущалась в психической матрице. Они были облачены в костюмы всех цветов и видов, характерных для различных аспектов, одни из которых были хорошо известны, а другие встречались только на Ультве. Среди толпы он заметил бело-голубую фигуру Зловещего Мстителя — экзарха храма Брезжущего Рассвета.

Визарх поспешил по сумеречному коридору, ибо обстановка накалялась, а освещение потускнело до огненно-оранжевого под стать гневному настроению тех, мимо кого он проходил. Визарха одолевало смятение. Голоса предшественников, что носили его доспехи века назад, переполнили сознание воина, огорченные и разозленные текущим положением дел. Они требовали многого — ответов, мести, бегства. Визарх не сумел совладать со свирепым нажимом их причитаний и пошатнулся, атакованный настойчивостью духов.

Предыдущих владельцев костюма приободрила Кхаинова секция психоэнергетической цепи, а запах крови в храмах еще сильнее разжег их воинственные желания. Визарх вынудил духов отступить, противопоставив их жажде битв зияющую пустоту дара Иннеада и тем самым подавив какофонию их голосов.

Он подошел к экзарху и поклонился в знак официального приветствия.

Экзарх никак не ответила на его вежливость, а пустая маска ее шлема продолжала невозмутимо наблюдать за ним.

— Тебе здесь не место. Эти стены все помнят, даже если ты забыл.

— Помнят что? — спросил он, пренебрегая правилами ритуальной речи и древними обычаями, которым когда-то следовал. — Я ступал по Пути воина еще до твоего рождения.

— Более ты не шагаешь в тени, как подобает жрецу аспектов. Ты отвернулся от нашего повелителя, стал мертвецом, а твой гнев превратился в сломанный клинок.

— Кхаин не спасет наш народ.

— Спасение альпари, народа Эльданеша, никогда не было одним из даров Кхаина. Мы сражаемся, проливаем собственную кровь, а сородичи презирают нашего короля. Ни ему, ни его экзархам нет дела до того, кто останется в живых, а кому суждено умереть.

— Значит, ты не справляешься со своими обязанностями! — огрызнулся Визарх. — Возможно, ты и угодила в капкан объятий Кхаина, но твои храмы посвящены борьбе с порчей, которую вызывает его кровавое прикосновение, а не ее принятию. Твои ученики сражаются за свои души, за свое будущее. Я отыскал иной путь. Многие альдари согласны со мной — экзархи и аспектные воины, которые служат Кроваворукому и Иннеаду в равной мере. Кхаину все равно, по какой причине проливается кровь.

— Отпрыск Иннеада, у тебя нет будущего, пока ты отрицаешь свою судьбу. Кхаин возложил на тебя руку, сделал своим сыном, а ты не уважаешь его. Твоя судьба была повязана на крови, теперь узы разорваны, и кровью ты заплатишь за содеянное. Рука Кхаина манит, битва грядет, твоя судьба тебя ждет.

Он обернулся, будто испугавшись кого-то позади, и увидел длинные тени экзархов, подобравшихся к нему.

«Предатель», — внушали они, разя его душу порицанием.

Не раздумывая, он вытащил Азу-вар и угрожающе выставил его против жрецов Кроваворукого бога. Лезвие затрещало от энергии множества камней душ вокруг, и воин ощутил голод меча — страстное желание Иннеада подкрепиться.

— Я не пытаюсь убежать от своей судьбы, — ответил он, делая шаг и разрывая кольцо воинов одной лишь силой воли. — И более я не прячусь за плащом Кхаина, как когда-то. В конце концов, смерть заберет нас всех. Когда придет мой черед, я встречу своего господина. Кто из вас может сказать то же самое?

Когда Визарх уже собрался уходить, повстречавшаяся в начале пути Воющая Баньши преградила ему дорогу, указав глефой на его грудь. Ее маска изображала кричащую гримасу, ибо она была воплощением баньши — одной из дочерей старухи Морай-Хег. Взгляд воительницы опустился на меч в руке Визарха.

— Клинок не твой: это старушечий меч, подарок моей матери.

— Основательница твоего аспекта, Джайн Зар, считает иначе. — Он поднес кончик лезвия чуть ближе к горлу экзарха — кровь закипала в жилах бойца, а духи в его доспехах шумно требовали ответить на оскорбление. — Это меч Беззвучных Криков, чье прикосновение поглощает предсмертный зов, вытягивает дух при последнем вздохе. Подумай об этом, Баньши. Почему Морай-Хег позволила создать такое оружие из своей кисти? Не для того ли, чтобы оно утихомирило вопли ее собственных дочерей?