Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма
Шрифт:
— А со Степановым, который знал Либера, ты встретился?
— Он тогда в театре сбежал от меня.
— Тогда! А после?
— Времени не хватило.
— Зато тебя хватило на прогулки с юной красавицей. Я вас видела, проезжала мимо. Ты был так увлечен милой подругой, что даже не заметил своего главного редактора.
— Думал, она любопытна редакции, — решил настаивать на своем Горчаков. — Не каждый день посещает Старый Оскол комсомолка из Москвы.
— Брось, не считай меня за идиотку! — вконец рассердилась Черкасова. — У нас сейчас слишком много гостей. Мир вновь обезумел и готовится к войне. Посмотри на события в Испании; Гитлер и Муссолини перешли
— Слишком много гостей, — задумчиво повторил Горчаков. — Следуя такой логике, мы должны сказать спасибо убийце Либера и Дрекслера.
— Не передергивай. Именно у нас в Империи создана уникальная система управления по типу русских земств, и впервые введен закон, когда решение о праве наследования на средства производства переходит в ведение регионов или государства в целом. Мы ударили по власти ростовщического капитала, упразднив процент по кредитам, и национализировали землю. (О необходимости этого писал Сильвио Геззель, известный экономист первой трети ХХ века. Он считал, что владельцы денег должны передавать государству некоторую небольшую сумму, как плату за право пользоваться деньгами государственной эмиссии. При таком положении дел скорость оборота денег увеличивается в 10 и более раз. Эксперимент с идеями Гезелля провели в небольшом австрийском городе Вергль, где он показал неплохие результаты, но, благодаря действиям мирового финансового капитала был свернут, а имя выдающегося финансиста забыто. — прим. авт.). Скоро мы станем райским местом, как тут не позавидовать!
— Старый Оскол точно станет! Особенно когда в нем появилось казино.
— Пусть иностранцы играют в казино, таким образом, обогащая нас. Но шпионить, втягивать горожан в авантюры. О, нет!
— Ты права во всем, кроме одного: убиты люди. Даже если они и вели против нас преступную игру… преступлением справедливость не восстановишь. Сколько еще смертей случится? Утром, проснувшись, первым делом задам себе вопрос: сегодня никого не убили?
Черкасова безразлично пожала плечами и поменяла тему:
— Тебе Корхов тоже сказал, что сюда приезжают работники спецслужб?
— Сказал. И боится, что они вмешаются в его епархию.
— Обязательно вмешаются. Думаю, они уже здесь. Белгород недалеко. Будь готов к возможному разговору.
— Причем тут я?
— Ты занимаешься расследованием убийств. Пусть от газеты, но ведь занимаешься.
«Не было печали!» — подумал Горчаков.
— Договариваемся так: завтра вечером — материал. Все твои предварительные выводы.
— Пока только соображения.
— Читатель ждать не может. Поделишься предположениями.
— Как отреагирует полиция?
— Это только предположения. Будешь не с красавицами гулять, а еще раз пройдешься по своим клиентам.
«А Валентина послезавтра уезжает!»
Черкасова посмотрела так, что Александр поежился. Она читала его мысли, улавливала изменения в настроении.
— Мы возьмем у твоей москвички интервью, — неожиданно заявила
Алевтина. — Но не радуйся, не ты с ней будешь беседовать.— Неужели решила сама?..
— Зачем? Дадим ей кого попроще. Ольгу Филимонову.
— Это слишком уж просто.
— Если она действительно обычная комсомолка, то «неправильный» ответ на каверзный вопрос может стоить ей свободы. У коммунистов — шаг вправо, шаг влево — расстрел.
— Но Ольга?..
— Ольга спросит ее о любимой кошке Любови Орловой или о собаках Ильинского. На другое ее интеллекта не хватит.
— Будь по-твоему.
— Конечно, по-моему, — самодовольно расхохоталась Алевтина, — я и главный редактор и хозяйка газеты. Дождись окончания интервью, проводи ее до гостиницы, и — за дело!
У Горчакова возникла новая идея: он предложит Валентине поучаствовать в его расследовании. В конце концов, как он его ведет — никого не касается. Важен результат.
Когда покинули редакцию, Репринцева с некоторым недоумением произнесла:
— Ужасно глупое интервью.
(«Догадываюсь!»)
— Хочешь, угадаю, о чем она спросила, «Как зовут любимую кошку Орловой?».
— Не совсем, хотя фамилия Орловой звучала, — удивленно ответила Валентина. — Она пыталась выяснить: ребенок у Орловой от Александрова (известный советский режиссер тридцатых годов, муж актрисы. — прим. авт.), или от Жарова? Не представляю, какое отношение к ней имеет Жаров и есть ли у Орловой дети вообще?
Они рассмеялись, затем Горчаков вдруг помрачнел и сказал:
— От меня требуют статью. Завтра к вечеру она должна быть готова. А послезавтра ты уезжаешь.
— Дело — прежде всего. Значит, я свободна?
— Подожди! Я не могу писать статью, пока не будет новых данных. Мое расследование продолжается. Не хочешь. принять участие? Побываешь в неожиданных местах, познакомишься с любопытными личностями.
— Право, не знаю. Я буду мешать.
— Ну что ты! Наоборот, станешь вдохновлять.
— Хорошо, — согласилась Валентина. — Только одна просьба. Зайдем на телеграф, позвоню домой.
Опять те же проклятые гудки.
Прошкин говорил, что в Старом Осколе пятнадцать пионеров, но присутствовало только семь. 10-12летние мальчики и девочки в обмотанных на шеях, точно удавках, красных галстуках, выпучили глазенки на товарищей из Москвы. Малышей окружало такое же количество взрослых — сурового вида дядей и тетей. Они следили за каждым пионером, предупреждая ненужные вопросы. Прошкин, торжественно откашлявшись, заявил:
— Юные ленинцы! Вам выпала большая честь встретиться с представителями Советского Союза, страны, уничтожившей капитализм и эксплуатацию человека человеком.
По знаку одного из суровых дядей детки громко захлопали. Прошкин продолжил речь, однако первые человеческие нотки вновь уступили место монотонной «констатации фактов».
— Эти славные бойцы с мировой буржуазией расскажут о жизни в СССР. Слушайте внимательно, спрашивайте обо всем, что вас интересует. Потому что именно вам жить в счастливой советской стране. Пожалуйста, — обратился он к Надежде.
— Я, Надежда Погребняк, — волнуясь, начала девушка, — хочу пожелать моим юным друзьям поскорее скинуть оковы рабства. Чтобы вы, никого не боясь, носили этот великий для нас символ — красный галстук!
— Мы не боимся его носить, — робко заметил один из пионеров. — Обидно только, на нас почему-то смотрят как на дураков?
Тут на него цыкнули, и он затих. Надежда продолжила свою пламенную речь:
— Знаете, почему так смотрят? Одни завидуют вашей смелости, другие обмануты враждебной народу властью.