Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
Рейчел-Вейчел с ледяным равнодушием вышла через грингодверь, не глядя ни вправо, ни влево.
Итак, ясно: единственным шансом найти успокоение моим издерганным нервам, и особенно обманувшейся парасимпатической системе, остается Ла Кукарача.
Но честно говоря, меня куда больше заботили стоящие передо мной пятеро угрюмых техасцев с рублеными лицами, и теперь в основном работали мои симпатические нервы, посылая в кровь адреналин. В моем сознании похоронными процессиями двигались старинные истории о том, как в патриархальных обществах мстили соблазнителям дочерей, похитителям сестер и просто нежелательным влюбленным. Рейчел-Вейчел почти открытым текстом сказала мне, что папочка постоянно шпионит за ней. Так неужели он оставил ее в патио без наблюдения? Уж конечно, он установил микрофоны в ложах! А я выболтал не только свою нелепую страсть,
Особенно зловещим мне показалось, что все пятеро власть имущих теперь затянули поверх своих элегантных костюмов пояса с огнестрельным оружием, а с бедер шерифа Чейза и вольного стрелка Ханта свисали антикварные рапиры. В довершение они возобновили свой изводящий нервы концерт позвякиваний, почесываний и так далее.
Но самым зловещим было следующее: губернатор теперь снимал невидимые пушинки и пылинки, не отводя от меня глаз.
Затем, когда Рейчел-Вейчел скрылась из вида и ее быстрые шаги затихли, все внезапно переменилось к лучшему, точно в детской сказке фея-крестная махнула волшебной палочкой. Пятеро власть имущих техасцев расслабились и одарили меня дружескими улыбками, причем самой обаятельной была улыбка губернатора, который подошел ко мне со словами:
– Сеньор Ла Крус, самый досточтимый и самый терпеливый из гостей, я счастлив сообщить вам, что завершены все приготовления, кроме одного, чтобы вы могли отбыть завтра утром в Амарильо-Кучильо на зафрахтованном частном реактивнике.
– Он осторожно взял мою расслабленную руку и потряс ее сердечно, но бережно. От него разило кукурузным виски.
– Единственное, что остается сделать, - продолжил губернатор небрежным тоном, - и не столько по необходимости, сколько из вежливости, - это сущий пустяк: навестить президента Лонгхорна Элид-жу Остина и заручиться его подписью на вашем путевом листе. Старичок огорчится, если не повидает вас, и - между нами - мы хотели бы возобновить кое-какую политическую починку изгородей.
Я замялся. Лицо губернатора дышало дружеской безмятежностью и бесхитростностью.
– Но я думал…
– Вот именно, сэр, вы думали… И на вас это ни малейшей тени не бросает… Эльмо!
Мой старый друг - таким он мне внезапно представился - смял свою огромную шляпу наподобие седловидной вселенной, пожевывая губами, и покраснел.
– Черепуша… то есть сеньор Ла Крус, - с трудом выдавил он из себя.
– Я чуть-чуть приукрашивал факты… Нет, я попросту много наврал тебе в наших разговорах… В основном преувеличивая собственную важность, а также закулисную осведомленность в текущей политической ситуации. Действительно, одно время между президентом Остином и другими государственными мужами нашей страны существовали легкие недоразумения, но я раздул их до небес. Ну, скажем, что он вооружил своих дворовых. Просто смех! На самом же деле я не знал - вот какой я крохотный клопик в человеческом зверинце, - что все недоразумения полностью улажены и требуют только, так сказать, небольшого послеоперационного лечения. А я всего-навсего подлый техасский трепач, Черепуша, ты уж меня извини.
– Ну, конечно, Эльмо, - заверил я поспешно, смущенный его заискивающим самоуничижением, потому что, хотя он и пытался взять юмористический тон, выглядел он очень жалким. Я чувствовал, что Эльмо мне нравится, как может нравиться клоун. А когда клоуна вдруг осаживают, раздевают, потрошат - это скверный или, во всяком случае, пошлый трюк.
Я резко повернулся к губернатору Ламару.
– А встреча с президентом Остином обязательно должна состояться сейчас? Я предпочел бы…
– Боюсь, сэр, что обязательно, - перебил он.
– Вечерний спектакль, а не утренник, как выражается театральная элита вроде вас. Вылет завтра на рассвете, а я уже, прошу прощения, договорился, что наш любимый през вас примет. Я понимаю ваше желание… нет, вашу медицинскую потребность отдохнуть и уверяю вас, что беседа будет краткой, а ваша поездка туда и обратно быстрой и неутомительной.
– Раз, два и готово. Тихо, спокойно, - подтвердил шериф Чейз. Я опять замялся и тут ощутил, что марихуанка обжигает мне
пальцы. Быстро перехватив окурок, я глубоко затянулся.
Возможно, марихуана ниспослала мне озарение, а также внушила мне смелость последовать ему.
– Дело не в отдыхе, - сказал я весело.
– Благодаря вашему гостеприимству
Чуть нахмурившись и совсем чуть-чуть качнув головой, Ламар медленно произнес:
– Боюсь, уже решено, что вы поедете в парадном лимузине. Траспортер не пригоден для…
– Вот что, Коттон, - перебил шериф Чейз, - мы можем установить транспортер на платформе. И после свидания с Остином сеньор сможет отправиться на прогулку, раз ему так хочется.
– Прекрасная мысль!
– сказал Ламар, переставая хмуриться.
– А теперь едемте, джентльмены, времени у нас немного.
Я затянулся в последний раз, погасил окурок в ближайшей пепельнице и двинулся вперед со всей блистательной компанией - лязг моих титановых подошв заглушал топот их кожаных сапог. Мне протянули плащ, и я небрежно набросил его на плечевой пояс, не сбиваясь с шага.
Тут мне пришло в голову, как я мерзок: распалиться с одной женщиной, а затем искать способа обрести удовлетворение с другой. Но такова уж плоть человеческая - во всяком случае, когда это плоть дерзновенного худяка, отправившегося в идеально настроенном эк-зоскелете рвать всепланетные цветы удовольствия.
Глава 5. ПРЕЗИДЕНТСКАЯ ОБИТЕЛЬ
Если бы общество исполняло свой долг по отношению к себе же, Бен Томпсон, возможно, не погиб бы смертью бандита, а стал бы полезным гражданином. Бен Томпсон был одним из первых техасских антигероев и часто оправдываемым мультиубийцей конца XIX века, в конце концов и сам убитый девятью пулями в остинском варьете. Но будет ли мораль истолкована правильно? Послужит ли она на пользу? Безусловно, нет, пока техасское общество не очистится от соучастия и снисходительности, которые в значительной мере воспитывали и развивали в людях бандитские наклонности. Процесс этот медленный, и техасское общество поощряет его, маня человека надеждой обрести и славу, и деньги через вакханалию убийств и профессиональный терроризм.
"Галвестонские известия".
Лимузин затормозил так резко, что мое лицо ударилось о щечные пластины. С легким скрипом ремни безопасности, охватывающие мою титановую грудную клетку и опору живота, затянулись до предела, но почти сразу же приятно ослабли. Рядом со мной главнокомандующий стрелками Хант выругался просто и мило "мать твою!", потому что мой экзолокоть, непроизвольно дернувшись, слегка задел его красивый римский нос.
С другого моего бока шериф Чейз начал нащупывать застежки ремней, но я отодвинул его руку и ловко расстегнул их сам. Меня начинало сердить, что со мной обходятся, как с калекой или двухлетним ребенком. Когда они вылезли, спотыкаясь о свои церемониальные шпаги - так они мне их назвали, - я выскочил вслед за Хантом с быстротой и ловкостью высокой металлической обезьяны. Остальные четыре лимузина остановились цепочкой - два перед нашим, два за ним, а позади я, как мне показалось, разглядел платформу с транспортером.
Восходящую луну рассекал силуэт шпиля. Ее лучи озаряли другие шпили, а также три башни и шиферную крышу внушительного здания метрах в двухстах впереди. На мой искушенный в декорациях взгляд это был старинный готический особняк, типичный для Америки конца XIX века - весь в балконах, колоннах, мавританских ажурных решетках и украшениях стиля барокко. Ни единое окошко не светилось.
И никаких фонарей между Мной и этим зданием - только низкая светлая стена и триумфальная арка въездных ворот. Фары всех лимузинов были погашены.
Мне пришло в голову, что сцена приготовлена не для президентского приема, а для мелодрамы с привидениями… Не хватало только свечи в одном из окон, да красавицы на первом плане.
И тут, словно Эльмо разгадал мою первую мысль, он прогудел у меня за спиной почти в прежней своей развязной манере:
– Уж этот мне старый скупердяй! Лонгхорн Элиджа засечет насмерть служанку, если она оставит гореть двадцатипятиваттку на эскалаторе или в нужнике, чуть только там подотрутся. Но дай нам только въехать в ворота, Черепуша, и тут все запылает огнями, как в краю эльфов, уж поверь мне!