Призрак былой любви

Он находил утешение в унылой рутине своего бытия. Теперь он редко просматривал газеты, а все журналы вообще закрылись из-за отсутствия топлива. Он читал только самые бессмысленные книги и слушал только самую легкую музыку. У него были фотографии Тильды и детей, но он держал их в ящике стола. Под предлогом того, что на дорогах завалы, а железнодорожные линии обледенели, он не ездил в Саутэм на выходные. И дело не в том, что он не любил свою семью, — просто теперь ему нечего было им дать. Сидя в своих комнатах, Макс смотрел, как падает снег, и радовался безмолвию города, укрытого белым одеялом.

Но снег наконец растаял, пришла весна, и он заметил, что все чаще думает о жене и детях. Он вытащил их фотографии, расставил на комоде. Он пошел на концерт и там не плакал. Однажды после работы он встретился с отцом в «Савое». Они поговорили о регби, о планах правительства национализировать предприятия сталелитейной промышленности. Макс сообщил отцу о том, где он теперь работает.

Мистер Франклин удивился:

— Никогда не думал, что тебе это может нравиться.

— А мне не нравится, — прямо сказал Макс. — Я ненавижу эту работу. Но писать больше не хочу.

— А что думает Тильда?

Макс избегал взгляда отца.

— Мы с Тильдой с января живем раздельно. Я работаю в Лондоне, а из-за снегопадов ездить домой стало трудно и… — Он пожал плечами.

Мистер Франклин кашлянул.

— Я понимаю, что сейчас трудно найти приличное жилье, но если есть деньги… Знаешь, я ведь отложил немного, Макс.

Макс машинально мотнул головой. Отец выражал свою любовь денежными знаками. Вместо любви он предлагал чеки, которые Макс неизменно отказывался принимать.

Подошел официант. Мистер Франклин разбавил виски водой и снова кашлянул.

— Я не оправдал надежд Клары. Не дал ей того, в чем она нуждалась. Понял это, когда уже было слишком поздно.

Макс не помнил, чтобы отец когда-либо заводил с ним разговор о своем браке. Он почти утратил дар речи, но, догадываясь, чего стоила отцу эта немногословная откровенность, сделал над собой усилие:

— Тильда не виновата. Это моя вина. Я таких ужасов насмотрелся на войне, что никак не могу выбросить это из головы. Не могу — и все. Ты должен меня понять, отец… ты сам воевал в Первую мировую.

На этот раз молчание затянулось. Наконец его отец поднялся из-за стола и сказал:

— Впервые увидев твою Тильду, я подумал, что она милая девушка. Просто сокровище. — Мистер Франклин взял шляпу и зонт, тронул сына за плечо. — Не бросай ее. Не повторяй моей ошибки.

Она часто вспоминала, как уходил Дара. Он отвернулся от нее (тяжело дыша, они лежали на кухонном полу, вокруг — разбросанная одежда), глянул на часы и воскликнул:

— Мать честная, Джосси отправит за мной поисковый отряд. — Потом вскочил на ноги, стал одеваться, тихо напевая: — «Никто не сравнится с красоткой, что встретил я в графстве Даун…»

Совсем уже собираясь уйти, он увидел свою грязную одежду и схватил ее в охапку. Затем, наклонившись, поцеловал Тильду и ушел, затворив за собой дверь.

Она поднялась в свою комнату, налила из кувшина в таз холодную воду, обмылась. Обернувшись в полотенце, села на край кровати. Тусклый свет масляной лампы выхватывал из полумрака вещи человека, которого она любила. Его халат, висевший на дверном гвоздике; его пишущую машинку на комоде; пачку сигарет на каминной полке. И их свадебную фотографию в серебряной рамке на прикроватной тумбочке.

— О, Макс, — прошептала Тильда. — О, Макс… что же я наделала?

Наконец она написала ему: «Дорогой Макс, Сара очень больна. Думаю, она умирает. Все идет неблагополучно с тех пор, как тебя нет. Макс, прошу тебя, приезжай домой. Ты мне так нужен».

Она поставила свою подпись, запечатала письмо. Потом встала, подошла к окну, на несколько дюймов раздвинула шторы. Чувство вины, ужас содеянного, страх перед будущим вымотали ее, но она знала, что не заснет. Если бы можно было повернуть время вспять… И только теперь она поняла, что такое справедливость. Поняла так, как понимала это Сара: на одной чаше весов добро, на другой — зло. Справедливость — это расплата за грехи. Ее сердце не выдержало проверки. Она предала Макса и за это должна расплатиться сполна.

Джосси ехала в Кембридж. На полях все еще пузырилась вода, но дороги уже были открыты для проезда, и вовсю шли работы по укреплению берегов и восстановлению дамб. В Кембридже она сразу же отправилась в торговый центр. Там в салоне красоты ей сделали стрижку и закрасили седину. Следующие полчаса надменная девица в белом халате накладывала ей на лицо макияж и читала лекцию о необходимости ухода за кожей лица. Открыв глаза, Джосси глянула в зеркало и не узнала свое лицо: крем-основа и пудра замаскировали мелкие морщинки вокруг рта и носа, подводка и тушь увеличили ее глаза и придали им глубину.

После салона красоты Джосси занялась покупками. Она сто лет не приобретала себе обновок, поэтому, хоть одежду до сих пор продавали по карточкам, у нее была куча талонов. С помощью продавщицы Джосси в конце концов выбрала кремовую блузку и черную юбку до колен. Она предпочла бы что-нибудь подлиннее, до икр, — так сказать, «новый облик», [46] рекламируемый во всех журналах, — но в целях экономии ткани одежду шили короткую.

— Очень элегантно, мадам, — сказала продавщица, когда Джосси рассматривала себя в зеркале примерочной.

46

«Новый облик»(New Look) — радикальное изменение в женской моде 1947 года; возвращение к стилизованным под старину фасонам с длинными пышными юбками, собранными у плеча, суживающимися к запястью рукавами и т. п.

«Элегантно», — сердито подумала Джосси, начиная раздеваться. Хоть бы раз кто назвал ее красивой. «Тильда в десять раз красивее тебя».Трясущимися руками Джосси стала расстегивать пуговицы.

Когда она вернулась в Холл, возбуждение, не покидавшее ее все это время, что она ходила по магазинам, несколько улеглось. Ущерб от наводнения ее совершенно не расстроил, ведь Дара жив. Услышав о прорыве дамбы, Джосси решила, что она потеряла мужа: она всячески ограждала его от алчной страсти других женщин, а его унесло наводнение. И когда выяснилось, что Дара цел и невредим, она уже не горевала о погибшем добре. Вместо этого, когда вода отступила, она помогла Даре и работникам вытащить с нижнего этажа мокрые ковры и мебель, а потом принялась убирать грязь.

Теперь со стен тусклыми клочьями свисали обои, а голые почерневшие половицы, казалось, отражали ее чувство утраты. В то время, когда ей особенно требовалось удержать то, что она имела, все рушилось.

В восемь часов она накрыла на стол. Дара, увидев ее, вытаращил глаза.

— Ты отлично выглядишь, Джосс.

«Отлично».Как корабли, автомобили, дома. Она увидела себя глазами мужа: неуклюжая, толстозадая, без всякого намека на изящество и элегантность, присущих Тильде. Но она улыбнулась и сказала: