Призрак музыки
Шрифт:
– А что же они говорили?
– Они говорили… Даже не так, они не говорили сами, а отвечали на вопросы следователя. Елена Петровна была привлекательной женщиной? Да, безусловно, она была очень красива. Пользовалась Елена Петровна вниманием мужчин? Конечно, пользовалась, а как же иначе? Были у нее серьезные романы до замужества с Дударевым? Опять же не без этого. Любила она своего мужа? Да кто ж его знает, наверное, любила, но в чужую душу ведь не влезешь. Высказывала она хоть когда-нибудь недовольство супругом? Ну естественно, в какой же семье без этого обходится. И так далее. Ответы были искренними и при желании вполне могли интерпретироваться именно так, как их записал в протокол Ермилов.
– А как-нибудь иначе они интерпретироваться могли?
–
– Интересно, – протянула Настя. – Но объяснимо. Конечно, у Ермилова не могло быть в тот момент обвинительного уклона, направленного лично на Дударева, поскольку он тогда еще ничего не знал про любовные похождения своей жены, но профессиональная деформация могла сказаться. Есть такой близкий и доступный подозреваемый, что просто грех не собрать против него улики. В таких случаях иногда инстинкт срабатывает.
– Да? – хитро прищурился Селуянов. – Умная ты больно. Ты дальше послушай, что было.
– И что же было?
– А дальше я отправился к подружкам мадам Ермиловой. Этих подружек числом три адвокат Храмов должен был охмурить, подкупить и заставить сказать на суде, что Ермилов давно знал об измене жены, но из гордости и благородства скрывал. Поэтому в первые сутки расследования он проявил пристрастность, необъективность и недобросовестность. Это они линию защиты такую выработали, чтобы дело на дослед вернуть.
– Разумно, – кивнула Настя. – И что, все три подружки должны были выдать на суде это вранье?
– Нет, зачем все три, одной хватит. Ольга назвала адвокату три имени, а уж он сам должен был лично познакомиться с претендентками и решить, кто из них подойдет для такой махинации. Так вот, одна из этих очаровательных дамочек смотрит на меня круглыми глазами, хлопает ресницами и рассказывает совершенно душераздирающую историю. Однажды, примерно три месяца назад, к ней пришел Ермилов собственной персоной и спросил, знает ли она, что у Ольги есть любовник. Дамочка, конечно же, в полном отказе и в чистой несознанке, потому как подруга же все-таки. С чего, говорит, Миша, ты такую глупость взял? Оля тебя любит и верна тебе до гробовой доски. А Миша ей на это отвечает, что знает точно, своими глазами видел, и теперь просто интересуется, в курсе ли подруги и проявляют ли они нечеловеческую безнравственность, покрывая и поощряя свою подгулявшую подружку. Дамочка упирается и клянется всем святым, что, во-первых, ничего не знает, а во-вторых, тут и знать нечего, Оля чиста перед мужем и ни с кем ему не изменяет. Ермилов в ответ на эти клятвы усмехнулся и сказал, что пошутил. На прочность, дескать, проверял. Ольге попросил ничего не говорить, чтобы не расстраивать ее. А для подкрепления своей просьбы намекнул дамочке, что ее муж в рамках торговых операций имеет дело с фальсифицированной водкой, что милиция об этом знает и в любой момент может дать материалу ход. Дамочка намек поняла и подруге Оле ничего о подозрениях супруга не сказала. Но на ус намотала, что Миша Ермилов все знает. Поэтому, когда к ней пришел адвокат Храмов, она ему все это и вывалила. Подруга-то нормальной женщине завсегда дороже, нежели подругин муж, и ежели представилась возможность подруге Оленьке помочь вытащить любовника из тюрьмы и при этом напакостить зловредному мужу
Михаилу, то она это сделала с легким сердцем. Даже собственного мужа, торгующего поддельной водкой, не пожалела. Вот какая история получилась, Настасья Павловна.– Да, история, – протянула Настя. – Выходит, Ермилов давно знал про Ольгины похождения. Ну что ж, хорошо, что мы вовремя спохватились, надо Гмыре рассказать, он этих свидетельниц передопросит и подстрахуется, чтобы дело из суда не вернули. А еще что интересного эти дамы рассказали тебе?
– Больше ничего.
– То есть не дали никаких наметок по поводу контактов и передвижений Храмова?
– Никаких, – подтвердил Селуянов. – В этом смысле можно считать, что день прожит впустую.
– А что насчет бабульки Романовой?
– Насчет бабульки я дал задание человеку, завтра он передо мной отчитается. И знаешь, что еще я хотел тебе сказать?
– Пока не знаю.
– Ермилова какая-то странная. Убитая, что ли. Говорит, что не верит в невиновность Дударева. Что бы это означало?
– Только то, что она сказала, Коля. Она не верит, что он не убивал. Проще говоря, она уверена, что он убил жену. И теперь у нее сердце разрывается, потому что она его любила, то есть считала человеком хорошим и порядочным, а он оказался убийцей. Более того, муж обо всем узнал, и их брак на грани развала. Какая женщина такое выдержит?
– Ася, но, если она уверена, что Дударев убийца, значит, у нее есть основания. Понимаешь, о чем я говорю? Она что-то знает, или Дударев ей сам признался, или у нее есть какие-то доказательства. Так я что хочу сказать: может, мы зря столько сил кладем на это дело? Может, надо просто поплотнее поработать с Ермиловой, расколоть ее?
Настя вздохнула, вытащила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой.
– Ничего она, Коленька, не знает. У нее интуиция, обыкновенная пресловутая женская интуиция, в которую мужики обычно не верят и над которой посмеиваются. Она сердцем чует. Понял?
– Понял, не дурак. Приехали. Освободите салон, гражданочка.
– Сейчас освобожу. По кассетам новостей нет?
– Ой, ё-моё, я и забыл тебе сказать! – спохватился Селуянов. – Так, понимаешь ли, дамочками сегодняшними увлекся, что все из головы вылетело.
– Ты не дамочками увлекся, Николаша, а порочной и жестокой идеей раскрутки Ольги Ермиловой. Признавайся, ты ведь именно из-за этого так срочно меня разыскивал?
– А ты не перечь старшим, – парировал он. – Я сказал – из-за дамочек, значит, из-за дамочек. А про кассеты…
С кассетами все оказалось просто, как в сказке. Костя Вяткин, покойничек, был большим любителем и ценителем музыки и каждый раз, получая оригинал записи и ящик чистых кассет для переписки, оставлял себе по одному экземпляру продукта исключительно для собственного удовольствия. В квартире у него обнаружили такую фонотеку, что иному магазину и не снилось. Установить, кто привез и кто должен был забрать тот товар, который нашли в квартире Вяткина, конечно, трудно, практически невозможно, но зато вполне можно установить, кто торговал теми кассетами, образцы которых нежно хранил Костя. Торговала ими фирма «Мелодия-Плюс», та самая, в которой работал и пресловутый Лыткин, пытавшийся убить Дениса Баженова.
– Так что теперь все ясно как божий день, – с удовлетворением констатировал Селуянов. – Дударев нанимает Вяткина для убийства своей жены Елены, а впоследствии, когда выясняется, что Вяткина на месте преступления видел некий юноша, дается команда юношу выследить и убрать. Заодно и Вяткину рот затыкают, очень уж вовремя он умирает от передозировки. Теперь все, концы в воду. Стало быть, наша задача – доказать, что заказ Вяткину сделал Дударев, и дело в шляпе.
– Или Дударев, или кто-то по его поручению, – возразила Настя. – И надо доказывать, что Лыткину велели убить Дениса, а ведь наш маленький дружок Вася Лыткин твердо стоит на том, что хотел только лишь попугать Дениса, который собирался взять диск и уйти с ним, не заплатив. И отступать с этого проторенного пути он совершенно не намерен. И еще надо доказывать, что Вяткину помогли умереть.