Призрак самого Отчаяния
Шрифт:
– А вот и я. – Джинджер плюхнулась на диван. В руках ее были две кружки. Я налила себе чай, а потом подумала, что тебе тоже захочется.
– А как ты догадалась, что это моя кружка? – сказала я, беря в руки свою белую кружку с детским рисунком.
– Просто никто кроме тебя не мог купить себе кружку с мультяшками. – скала она, отхлебывая чай. – Надо было еще печенья прихватить...Мммм... И сахара... А то как-то не сладко получилось .... А все эта мымра Мирьям. Я ее встретила по дороге, а она меня хотела чем-то пригрузить. Еле отделалась. Сказала, что зайду попозже.
– Я бы выбирала выражения. –
– А ... ты об этом... Расслабься. Она тут давно не работает. Так, висит для красоты. Ее скуртили еще три года назад. А чинить никто не собирается. Что-то не так? Да наплюй на все! Мирьям – дура. Она ей была и останется ею.
– Тише... В коридоре все слышно... – я почувствовала неловкость.
– Я могу громко заявить об этом. Дууура! Вот. Но тебя тяготит не это. Мне всегда было интересно с тобой пообщаться. А Мирьям не бойся. Не бойся собаки, которая громко лает, бойся той, которая молча рвет.
Я решила перевести разговор на нейтральную тему, потому, как Джина, все равно здесь не останется, а проблем будут у меня. Она красивая. Очень. Тонкая талия. Длинные ноги, большая грудь, и кукольное личико, а волосы! Кошка. Даже по тому, как она сидит, понятно, что я по сравнению с ней гадкий утенок. Было как-то обидно, но в целом она очень милая и приятная.
– Чего задумалась? – спросила она, ставя чашку на столик.
– А сколько вас, охотников?
– Сейчас три, раньше было больше. Я, Франс и Робинзон. Робинзон, он вообще уникальный дядька. Он редко приходит в центр. У него где-то там логово, поэтому мы его так обзываем. А настоящая фамилия – Робинсон. Созвучно. Он очень сильный. Я, например, не уверена, в том, что смогла бы его победить в рукопашной. Так вот. У него когда-то был напарник. Друг.
– Пятница? – я хихикнула.
– Не. Не помню, как его звали, но он погиб. Робинзон все хотел отомстить, а потом успокоился, вроде, как бы. – Джина погрустнела.
– Жаль. – рефлекторно сказала я.
– Франс о тебе много рассказывал. Я тебя, знаю, хотя никогда не видела раньше. – она понизила голос. – Зачем ты вернулась?
И я рассказала ей все. Или почти все. И мне стало легче. Мы стали подругами. Она часто приходила ко мне. Однажды сидела целую неделю.
– Ну не буду же я в критические дни, рыскать по городу? Они кровь ого-го как чуют! – Она смеялась. И я смеялась вместе с ней. Одно огорчало. Франс приходил редко.
Роза сидела на диване и что-то писала, периодически глядя на дверь. Дверь была приоткрыта. Оттуда доносились голоса. Один визгливый женский, а другой спокойный мужской.
– Я не предлагаю. Я приказываю. – в женском голосе появились истеричные нотки.
– Нет.
– Вы не можете игнорировать прямой приказ! Вот мое письменное распоряжение. Мне нужна эта папка. Нужна! Вы меня понимаете? – в голосе женщины смешивались угроза и просьба.
– Нет. Я вас не понимаю. Ради кучки бесполезных листов вы хотите рискнуть человеческими жизнями? Отряд, который вы предлагаете мне возглавить – обречен. – мужчина говорил спокойно и уверенно.
– Тогда идите туда один! Я все оформлю.
– Я туда не пойду ни за какие деньги.
– А ради науки?
– Плевал я на вашу науку.
–
Какое...– Так, успокойся и слушай меня. Никто туда не пойдет. Забудь об этом. Ищите другие документы. Где хотите. Как хотите.
– Я вам приказываю. Вы обязаны мне подчиняться!!!
– Я подчиняюсь напрямую Центру. Разговор окончен.
– Но... – женщина была крайне удивлена. Впервые ее авторитет был подорван таким наглым образом.
– До свидания, Мирьям. – равнодушно сказал мужской голос.
– Я тебе это припомню, Франсуа Элис.
Дверь открылась, и он мрачно прошел мимо, не взглянув ни на удивленную Розу, ни на меня. Я поняла – все очень серьезно.
– Я так и знал. – мрачно заключил он, глядя на две чашки кофе и тарелку с печеньем, стоящие столике. – Ты не улетела, девочка с отсутствующим инстинктом самосохранения. Он присел рядом.
– А я и не собиралась. – я надгрызла печенье. – Угофяйфя.
– Не хочу. – он откинул голову на спинку. Надо же, а заколочку не выкинул. Ему идет. Чертовски идет.
– А кофе? – кивнула я на чашку.
– Давай.
– Франс...
– Ммм? – он отхлебнул.
– Можно я с тобой буду «охотиться»? – я очень волновалась, хотя заранее знала, что он ответит.
– Не-а.
– Почему? – глупый вопрос, я знаю.
– Когда я один – мне удобно. Когда я один – мне спокойно. Когда я один...
– мне скучно. – закончила я. – Ну хоть один раз?
– Посмотрим.
– Посмотрим на что??? – разговор начинает казаться мне очень знакомым.
– На обстоятельства. – лаконично ответил он.
– Ну, смотри... – - улыбнулась я, потянувшись через него за печеньем
– Ты на меня не разлей. – он опасливо покосился на мою почти полную кружку горячего и сладкого кофе.
– Не бойся... Ой! Сейчас вытру...
– Черт с тобой. Сходим на прогулку. Я сделаю тебе пропуск. Нужно преподать тебе урок выживания. Это входит в мою должностную инструкцию. С твоим везеньем на больше не рассчитывай... Левее... Возьми еще салфетку... свитер был не так уж и плох, пока он не встретился с твоим кофе.
– Холодно... Не думала, что так холодно будет. – я дохнула на пальцы.
– Надо было теплее одеваться! – сказал он, шагая впереди. – Ничего. Сейчас мы это исправим. Сюда. – он указал на переулок. Мы прошли по заснеженному городу уже с километр.
Его кашемировое пальто, рукав, по обыкновению на три четверти. Длинный свитер, торчащий из-под него, высокие сапоги и черные штаны. Он остановился.
– А ты почему не мерзнешь? – спросила я, стряхивая снег с сапог.
– Я ... как бы это по-русски сказать... черт, вылетело слово... Ну, ты поняла.
– А русский для тебя не родной язык, что ли?
– Нет.
– А какой – родной?
– Французский. – выдохнул он облачком пара.
– Так ты думаешь на французском?
– Я стараюсь думать на том языке, на котором говорю. Но не всегда получается. Когда себя не контролируешь – всегда думаешь и говоришь на родном языке. Нам сюда. – он толкнул дверь. Там было достаточно светло. Ночь была лунная, а в помещении было окно во всю стену.
– И что это за груда хлама? – я разочарованно посмотрела вокруг.