Призраки Дарвина

Кэм перевернула страницу.

Обеими руками и ногой Крао обвивала представительного бородатого джентльмена — Великого Фарини, торжествующе объявила моя жена. На этот раз девочка, одетая в пижаму, крепко вцепилась в своего приемного отца. Он держал ее нежно, осторожно, как куклу.

Следующая страница.

Крао снова одна, полностью одетая, скалит зубы, больше похожие на зубы животного, чем девочки, острые и раздвоенные, гримаса скорее отталкивающая. Но глаза, эти глаза…

Кэм объяснила, что норвежский исследователь Карл Бок во время одной из своих азиатских поездок прознал, что глубоко в лаосских джунглях обитают племена дикарей, похожих на обезьян, возможно недостающее звено в дарвиновской теории. В 1881 году Фарини оплатил новую экспедицию Бока, чтобы получить образец: ему привезли Крао, названную так из-за жалобного крика, изданного ее соплеменниками, когда их насильно разлучали. Эта сиротка (ее отец, похищенный вместе с ней, умер по пути в Европу, а матери не дал уехать король Сиама — тот самый, которого прославил мюзикл «Король и я») вызвала настоящий фурор сначала в Лондоне, а затем и в Штатах.

— Понимаете, — с энтузиазмом сказала Кэм, — ее изучали наши знакомцы Вирхов и фон Бишоф.

Бишоф заявил, что девочка вовсе не была недостающим звеном, просто родилась с болезнью, известной как гипертрихоз, но ее продолжали называть «живым доказательством дарвиновской теории происхождения человека», и поглазеть на Крао приходили люди — сотни тысяч человек — до конца ее дней, пока она не скончалась в возрасте пятидесяти четырех лет.

— Очень интеллигентная девушка, — продолжала Кэм, — во взрослом возрасте говорила на многих языках, а коллеги-циркачи описывали ее как одного из милейших людей на свете. Вот что странно: по рассказам очевидцев, она была довольна собственной участью, — правда это или нет, мы не сможем узнать. Странно думать, что она была счастлива…

— Странно? Но почему?

— Потому что ее призрак преследовал Эвелин Дауни. Поэтому Эвелин и покончила с собой. Разве ты не пытался свести счеты с жизнью?

— Да.

Папа ахнул. Наверное, он подозревал, что у меня была мысль о самоубийстве, но мы никогда не обсуждали этот мой секрет, как и многие другие.

— И разве ты не довел бы задуманное до конца, если бы вместо Генри на фотографии появлялся отвратительный ребенок, напоминавший животное, выдержал бы твой рассудок вторжение кого-то вроде Крао, если бы ты чувствовал, что эта девочка-обезьянка ползает внутри тебя, требуя сочувствия?!

— Я бы лучше умер.

— А ее мать, Анна? — спросил отец. — С ней что?

— Разница между вами и семьей Дауни в том, что они знали о своих предках и прошлое не было для них туманным, как для вас, Фостеров. Представьте себе состояние Анны, когда она поняла, что уродец, которого похитил Великий Фарини, захватил ее дочь и бунтует внутри ее собственного ребенка.

— Есть еще одно отличие, — заметил я. — Сам Дауни. Будучи врачом, он…

— Наверняка решил проводить эксперименты, делать всякие тесты, узнать, как происходили эти вторжения. Потеряв близких, он упорствовал, пытался превратить личную трагедию в крупное научное достижение.

— Он сошел с ума, — покачал головой отец. — Я так считаю.

— Да, он сошел с ума, — подтвердила Кэм. — И он опасен. Разве вы не понимаете? Если нам удалось собрать на него досье, разве он не может пронюхать все про нас, учитывая его возможности? Мы выслеживаем Генри и его преследователей, Дауни выслеживает нас. Он все знает, Фиц, он понял, кто ты. Как только кто-то вроде меня исследует родословную, любой, кто следит за моим маршрутом, поймет, почему я это делаю, узнает, что у меня есть муж, который пропал из поля зрения и отказывается фотографироваться с тех пор, как у него началось половое созревание. Дауни знает, что это значит: его дочь, должно быть, в подростковом возрасте пережила какой-то сексуальный опыт, после которого все и началось, и ее стало мучить чувство вины. Но это еще не все, мои дорогие.

Мы ждали с нетерпением.

— Если ты не уникален и с Эвелин происходило то же самое, значит, должны быть другие. Ты не одинок, Фицрой Фостер. Кто знает, скольких мужчин и женщин преследуют призраки из прошлого, которые просто ждут, когда мы их найдем.

СЕМЬ

…Почему все живые постоянно затыкают рот всем, кто умер…

Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит

За следующие несколько месяцев Камилла изменилась до неузнаваемости. Она с головой погрузилась в бесконечные поиски тех, кого называла братьями и сестрами Генри, жадно искала людей, которые, как и мои предки, могли мучить туземцев.

Понимая, что она настроена серьезно, я пытался увещевать ее. Разве мы не узнали бы, если бы было много случаев, подобных моему? Наверняка бы просочились слухи об их существовании.

Необязательно, ответила она. Кто-то мог по глупости сдаться властям и теперь помещен на карантин в какой-нибудь дыре или лаборатории, где гниет заживо и где его препарируют энергичные руки Дауни. Кто-то мог пойти по пути Эвелин и покончить с собой. Но, возможно, кто-то типа меня мог и скрываться.

Я решил не ставить под сомнение ее вновь обретенную миссию. Может, это был просто предлог, чтобы выйти из дома, где она провела в заключении — пусть и по собственной глупости! — два года. Может, ей полезно компенсировать упущенное время безумным стремлением к активности. Кто мог винить такую яркую женщину, как моя жена, за желание вновь расправить крылья?

Она упархивала рано утром и возвращалась поздно вечером, с ворохом дат и объявлений о выставках, имен импресарио, исследователей и фотографов, копий открыток и рисунков, схем и вырезок из газет. Большинство жертв остались анонимными, забытыми историей, если не считать единственного снимка, в то время как виновные в их муках вели жизнь у всех на виду. Среди них такие похитители, как Вилли Моллер и его египетские караваны, французский антрепренер Жан Тове и его племя кула из Экваториальной Гвинеи, которое показывали в Мадриде, а еще Ксавье Пене, владелец плантации в Дагомее, который перевез шестьдесят семь африканцев против их воли в Чикаго в 1893 году. И, конечно же, вездесущий Якобсен и еще один партнер Хагенбека Йозеф Менгес.

По словам Кэм, жертв опознать труднее, как всегда случается в истории, хотя их куда больше, чем преступников. Яванские танцовщицы и охотники за головами с Борнео, дикарки из Сомали и дикари из Того и Самоа, аборигены из Филиппин и Индонезии, из Абиссинии и Судана, а еще из племени белла кула, зулусские исполнители из Трансвааля, бедуины из Брайтон-Тауэрс, вождь новозеландских маори, хмуро смотрящий с портрета, пленники с Формозы и Окинавы, лилипуты с Кавказа — бесконечный парад ужасов планетарного масштаба. Слепые мальчики и девочки ашанти. Несчастные жители Андаманских островов из южной части Тихого океана. Негр-имбецил из Фута-Джаллона. Известны имена лишь некоторых из них. Саарти Баартман, готтентотская Венера, огромный зад которой приобрел куда большую известность, чем лицо, она выступала в кабаре и цирках, ее рекламировали в карикатурах, открытках и поминали в непристойных шутках, ее скелет сохранили после смерти, а саму ее воплотили в воске в лондонском Музее восковых фигур. Забальзамированная в Лондоне Хулия Пастрана, женщина из Синалоа, бородой которой восхищался сам Дарвин. Конголезцы Гемба, Китуква и Самбо, умершие во время Брюссельской международной выставки летом 1897 года и похороненные среди самоубийц и прелюбодеев — горожане Тервюрена забросали камнями похоронную процессию, что должна была опустить их в освященную землю. Мапхун, африканка с густой шевелюрой, сфотографированная в Манчестере в 1855 году, когда она кормила грудью ребенка с ангельской внешностью. Не сохранились имена данакилей, которых Карл Милано поймал в видоискатель своей камеры в Турине в 1884 году. Просто еще один из бесконечного списка фотографов. Жюль Гран, Жюльен Дамой, Жюльен Лесерф и бесчисленное множество других Жюлей и Жюльенов. А еще Фердинанд Деслайл, Мэтью Брэди, Николас Хеннеман, Карл Гюнтер, Чарльз Дадли Арнольд и Харлоу Хиггинботэм, и даже женщины, например Джесси Тарбокс Билс, а также сестры Герхард — официальные фотографы выставки в Сент-Луисе 1904 года.

Так много имен, так много страданий, они начали сказываться на Кэм, проникая в ее ночи и сны. Я был терпелив, надеясь, что это состояние скоро пройдет, как лихорадка. Но когда у нее закончились похитители и она начала добавлять ученых и пособников, посредников и священнослужителей — ты даже не представляешь, что миссионер Сэм Филипс Вернер сделал со своим конголезским пигмеем, — я решил дать ей опор.

Если Дауни не удалось найти таких, как его дочь, со всеми имеющимися в его распоряжении ресурсами, какие у нее шансы добиться иного результата?

— О, он наверняка их нашел, — процедила она. — Вот только не может обратиться к жертвам, как ты, ведь у него дочь покончила с собой, а он не защитил ее. Они отреагировали бы, как и мы, не пожелав иметь с ним ничего общего.

Она нещадно эксплуатировала факс, направляя агентам Барри Каннингема просьбы установить потенциальные генеалогические связи с рядом подозреваемых. В списке значился некий Р. А. Каннингем, который вывозил группы аборигенов из Австралии, чтобы продать их Барнуму и Бейли. «Ха! Может быть, наш детектив обнаружит, что он потомок парня, который несет ответственность за тех бедных людей, что окончили жизнь в нищете в „Дайм-музее Дрю“, вот будет умора!»