Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья

На Литейном, прямо, прямо, Возле третьего угла, Там, где Пиковая дама По преданию жила!

В то же время известно, что особняк княгини Зинаиды Ивановны Юсуповой, урожденной Сумароковой-Эльстон на Литейном проспекте построен архитектором Л. Л. Бонштедтом только в 1858 году, более чем через 20 лет после смерти Пушкина. Княгиня бульшую часть жизни провела за границей, и особняк чаще всего пустовал. В 1908 году его помещения арендовал известный театр сатиры и пародии «Кривое зеркало». В годы Первой мировой войны в здании разместился военный госпиталь, затем, в 1930-х годах, здесь находился Дом политпросвещения, на базе которого в 1949 году открыли Центральный лекторий общества «Знание», его лекции и концерты пользовались в Ленинграде успехом.

«Русалка»

Любопытно, что фольклор, коим Пушкин широко пользовался как богатым источником, щедро питавшим его творческую фантазию, вполне мог оказаться и бумерангом. Впрочем, это общий закон литературы и ее взаимоотношений с читателями. Закоренелая читательская привычка ставить знак равенства между автором произведения и его героем, отождествлять их, в многовековой истории культуры оказала дурную услугу не одному писателю. Исключением не был и Пушкин. В 1832 году поэт написал народную драму «Русалка». Мысль о сюжете «Русалки» подал Пушкину услышанный им рассказ о трагической судьбе дочери мельника из родового поместья Вульфов. По преданию, она влюбилась в одного барского камердинера. Он соблазнил ее и не то уехал вместе со своим барином, не то за какую-то провинность отдан в солдаты. Девушка осталась беременной и с отчаянья утопилась в омуте мельничной плотины. Местные жители любили показывать этот, поросший лесом, водоем. Любителям живописи он хорошо известен. Его изобразил художник Левитан на своей знаменитой картине «У омута».

По Пушкину, трагический сюжет «Русалки» разворачивается на берегу Днепра, где, кстати, поэт был только проездом, по дороге в Бессарабию, в свою первую южную ссылку. Правда, во время двухдневного пребывания в Киеве успел искупаться в Днепре, но простудился и покинул берега Днепра больным. В совокупной же памяти обитателей родовых имений Пушкиных и Вульфов, что находились вблизи друг от друга, драма несчастной дочери старого мельника легко ассоциировалась с воспоминаниями о горячем африканском темпераменте поэта и его амурных приключениях на берегах Сороти. Да и сам Пушкин, что называется, проговаривается. Вспомните начало заключительного монолога драмы, вложенного в уста Князя:

Невольно к этим грустным берегам Меня влечет неведомая сила. Все здесь напоминает мне былое И вольной красной юности моей Любимую, хоть горестную повесть. Здесь некогда любовь меня встречала, Свободная, кипящая любовь; Я счастлив был, безумец!..

Со временем все эти воспоминания личной жизни могли трансформироваться в легенды, легко переплетающиеся с сюжетом его же «Русалки». Тем более что сам сюжет о бедном отце и его дочери, жестоко обманутой проезжим барином, носит как в жизни, так и в литературе всеобщий характер. Сам Пушкин обращался к нему не раз. На подобном материале основана повесть «Станционный смотритель».

Между тем, вымышленная история старика-смотрителя на почтовой станции осталась для Пушкина без последствий, в то время как трагическая судьба мельниковой дочери сыграла с автором злую шутку, обернувшись нелицеприятной легендой. Приводим ее в записи Г. Е. Потаповой, сделанной в 1983 году в Михайловском. «А что в ем хорошего, в вашем Пушкине? Я вам вот что, девки, скажу: повесить его мало! Привязать за ноги, за руки к осинам, да отпустить — вот как с им надо! Вот вы, девки, не знаете, а стояла тут раньше мельница, и жил мельник, и была у него дочка-красавица. А Пушкин-то ваш, как приехал сюда — ну за ей бегать. Бегал, бегал… Обрюхатил да и бросил. А она со сраму-то взяла да утопилась — там в озере. Вот как оно было…»

Другие произведения

В 1828 году Петербург зачитывался списками «Гаврилиады». Авторство Пушкина ни у кого не вызывало сомнений. Да и сам поэт вроде бы этого не отрицал. Однако в известном смысле побаивался. В письме к Вяземскому он даже предлагал «при случае распространить версию о том, что подлинным автором „Гаврилиады“ был Д. П. Горчаков». Князь Дмитрий Горчаков, стихотворец «средней руки» и, главное, известный всему Петербургу «атеист», умер за четыре года до того, и ему авторство злосчастной «Гаврилиады» ничем не грозило.

Надо сказать, что Пушкин к своей репутации относился достаточно серьезно. Довольно и того, что еще с лицейских времен в обществе его считали автором фривольной поэмы «Тень Баркова». Кстати, споры об авторе этой поэмы не прекращаются и сегодня. Многие современные пушкинисты не уверены в том, что им был Пушкин. Традиция приписывать Пушкину все крамольные и богохульные произведения, распространявшиеся в списках, оказалась живучей. Позже, когда поэт женился, почти сразу после его свадьбы, безжалостная молва припишет ему авторство «отвратительной», как характеризует ее Жуковский, поэмы о первой брачной ночи поэта. Поэма имела довольно широкое распространение, в определенных кругах «золотой молодежи» ею буквально зачитывались.

Великосветская молва приписывала Пушкину и некоторые куплеты знаменитого кадетского «Журавля» — рукописного собрания стихотворного фольклора военных учебных заведений дореволюционной России. Многие стихотворные строчки этой бесконечной поэмы о всех гвардейских полках, расквартированных как в столице, так и в провинции, вошли пословицами и поговорками в золотой фонд петербургского фольклора. Традиция приписывать авторство этих стихов наиболее известным и прославленным поэтам была повсеместной. Наряду с Пушкиным авторами «Журавля» в разное время и в разных кадетских корпусах считались и Державин, и Полежаев, и Лермонтов. Правда, у двух последних было некоторое преимущество по сравнению с Пушкиным. Они учились в военных училищах. Лермонтову, например, как бывшему кадету Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге, согласно легендам, отдается безусловное право на авторство песни «Звериада», в ней высмеивались все должностные лица школы, начиная с самого директора. Песню кадеты Школы распевали, окончательно покидая ее после выпуска. На Лермонтова это похоже. И в Школе, и во время службы в лейб-гвардии Гусарском полку он вел себя вызывающе и непредсказуемо. Пушкин не служил. В высшем аристократическом кругу, в котором вращался поэт, это знали. Но требовать такой осведомленности от всех обывателей, конечно, нелепо. А репутация Пушкина, как поэта дерзкого и вызывающе непочтительного по отношению к сильным мира сего, была всеобщей.

Летом 1831 года Пушкин жил в Царском Селе, в домике вдовы придворного камердинера Китаевой. Неизменный распорядок дня предполагал утреннюю ледяную ванну, чай и затем работу. Сочинял Пушкин лежа на диване среди беспорядочно разбросанных рукописей, книг и обгрызенных перьев. Из одежды на нем практически ничего не было, и одному удивленному этим обстоятельством посетителю он, согласно легенде, будто бы заметил: «Жара стоит, как в Африке, а у нас там ходят в таких костюмах».

Говорят, однажды некий немец-ремесленник, наслышанный об искрометном таланте поэта, обратился к Пушкину с просьбой подарить ему четыре слова для рекламы своей продукции. И Пушкин немедленно продекламировал: «Яснее дня, темнее ночи». Что появилось на свет раньше — пресловутая реклама ваксы из анекдота или характеристика прекрасной грузинки из поэмы «Бахчисарайский фонтан»: «Твои пленительные очи / Яснее дня, темнее ночи», остается загадкой.

Верхний этаж дома № 20 по набережной Фонтанки занимали известные в петербургском обществе братья Александр и Николай Тургеневы. Александр Иванович был почетным членом Академии наук, авторитетным историком и видным писателем. Николай состоял членом литературного кружка «Арзамас», и на его квартире постоянно происходили заседания этого общества. Однажды, по литературному преданию, арзамасцы, поддразнивая Пушкина, предложили ему тут же, не выходя из кабинета, написать стихотворение. Пушкин мгновенно вскочил на стол, посмотрел в окно на противоположный берег Фонтанки, где высилось мрачное пустующее в то время здание Михайловского замка, затем оглядел окруживших его арзамасцев, лег посреди стола и через несколько секунд прочитал восторженной публике:

Глядит задумчивый певец На грозно спящий средь тумана Пустынный памятник тирана, Забвенью брошенный дворец.

Если верить петербургскому городскому фольклору, то и неоконченная повесть о жизни светского человека «Гости съезжались на дачу» была навеяна посещением дачного салона Лавалей на Аптекарском острове.

Даже поэма «Евгений Онегин», казалось бы, насквозь пронизанная реальным сходством ее героев с подлинными современниками поэта, поэма, описание быта и событий в которой настолько конкретны, что по определению лишены всякой мифологизации, вписывается в заданную нами тему.