Призраки солнечного юга

– Это еще что такое… – зарычал «бармалей», упирая свои огромные, покрытые курчавой шерстью ручищи в мясистые бока. – Какого хрена…

Тут из-за его спины вынырнула другая фигура, к счастью не такая устрашающая, а худощавая и узкоплечая, увенчанная лохматой (просто Эйнштейновской) головой.

– Ты, Паш, чего шумишь? – миролюбиво обратился к «бармалею» лохматый.

– Вот воровок поймал, – пророкотал Паша и, окинув Соньку пристальным взором, добавил. – С поличным.

– Это не воровки, – тихо засмеялся лохматый. – Это соседки наши.

– Почему тогда они, то есть она, – он ткнул в притихшую Соньку мозолистым пальцем, – сидит на нашем балконе?

– У нее и спроси.

– Девушка! – рыкнул Паша. – Вы какого фига на моем балконе делаете?

– Я вам сейчас все объясню, – оптимистично воскликнула Сонька. – Дело в том…

– Она тут от преследований спасается, – перебил ее лохматый, но не зло, а как-то ласково. – Я давно их заметил. И давно понял, что мудрят они. Зайцем что ли проживаете? – хохотнув, спросил он.

– Зайцем, – согласилась Сонька.

– Зачем? – опять рявкнул Паша, но на сей раз мы не очень испугались, поняв, что орет он не со зла, а в силу привычки. – Дали бы дежурной пару тысяч, она бы вам раскладушку поставила, тут такое практикуется.

– Скажите – пару тысяч! – возмутилась уже совсем осмелевшая подруга. – Думаете, я располагаю такими деньжищами?

– Я не о долларах, а о рублях…

– Это я поняла. Только у меня всего пара тысяч в кошельке… – Это она врала, у нее там, как минимум, четыре, но Сонька любила на людях прибедняться. – Я учитель, – лаконично объяснила свое бедственное материальное положение она.

– Я тоже! – радостно выкрикнул лохматый. – Я преподаю литературу и русский в школе. А вы?

– Вообще-то я преподаватель начальных классов, но сейчас работаю в музыкалке…

– А я рыбак, – ни с того, ни с сего доложил Паша. – Из Астрахани. Паша Аляскин зовут…

– А меня Женя, – представился второй. – Я из Ростова.

– Он поэт, – уважительно пробасил Паша.

– Ну не совсем, – зарделся Женя. – Так балуюсь…

– А Леля у нас тоже балуются, – ткнула меня в плечо Сонька. – Только она прозой. Второй год роман пишет, да все никак закончить не может.

– Вот здорово! – восхитился Паша. – Сразу два писателя, и оба мои соседи…

– Мальчики, – робко проговорила Сонька. – Может, потом поговорим, а то я есть хочу…

– А давай мы тебя покормим, – предложил Паша, который при ближайшем рассмотрении оказался совсем не страшным. – У меня балык есть, у Женьки булка.

– Да, девочки, давайте к нам, – обрадовался стихоплет Женя. – Посидим, в карты поиграем…

– Спасибо, конечно, – сердечно поблагодарила Сонька. – Только у нее, – кивок в мою сторону, – свидание через час, а я должна сопровождать.

– Жаль, – искренне огорчился Паша. – Но мы еще посидим, да?

– Обязательно, – заверила его я, причем, слово собиралась сдержать, так как очень люблю балык.

– Я вам стихи почитаю, – крикнул в след уходящей Соньке Женя.

* * *

Когда мы подошли к «Прибою», Гоша уже был на месте. Стоял в своей любимой позе – ноги на ширине плеч, руки сцеплены за спиной – раскачивался на каблуках и хмурился.

– Опаздываете, – буркнул он вместо приветствия.

– Мы тоже рады тебя видеть, – пропела Сонька, она была в отменном настроении.

– Ладно, пошлите скорее, а то с двадцати двух тридцати у них вход платный, – так же недовольно пробурчал кавалер, но подставил нам свои локти, чтобы мы взяли его под руки.

Я критически осмотрела Гошу и тайком улыбнулась. А женишок-то мелковат. Аккурат мне по подбородок. К тому же сухляв, так что на моем фоне выглядит эдаким червячком, поэтому от предложенного локтя я отказалась и независимо прошествовала к свободному столику. Сонька попрыгала следом, Гоша за нами.

Мы расселись.

Гоша выжидательно на нас уставился. Мы так же на него.

– Ну? – спросила Сонька нетерпеливо.

– Что – ну? – растерянно заморгал Гоша.

– Что будем заказывать?

– Может, кофе? – осторожно спросил он.

– Какой, на фиг, кофе?

– Тогда чай?

– Ты издеваешься что ли? – разозлилась Сонька. – Кто идет в ресторан, чтобы выпить чая?

– Леля, вам чего бы хотелось? – уставился на меня Гоша.

– Шампанского! – ответила за меня подруга.

Гоша сразу сник, он, видимо, наметил потратить не больше полтинника.

– Я эту шипучку не люблю, – нашелся он. – Может, лучше пивка.

Мудрое решение – пиво самый дешевый из имеющихся в ассортименте спиртных напитков. Дешевле только мензурка с синтетическим джин-тоником.

– Ну давай, – снизошла я. – Только мы любим пиво с креветками. – Это я врала, пиво мы любим и с орехами, и с чипсами, и с «таком», просто меня покоробила его жадность – я, как и всякая россиянка, недолюбливаю скупердяев.

– Ладно, – грустно согласился он и потащился к стойке, решив, наверное, сэкономить хотя бы на чаевых официанткам.

Вернулся Гоша довольно скоро, осторожно неся на вытянутых руках поднос. На подносе имелись три кружки и тарелочка с сушеными кальмарами.

– Креветки я решил не брать, – сообщил он нам, ставя свою ношу на стол. – Какие-то они страшные…

Сонька фыркнула и отвернулась. Поняв, что пира на халяву не получиться, она потеряла к Гоше всякий интерес. Мне же, бедной, пришлось вести с ним светскую беседу.

– А сколько вашим деткам лет? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Леночке двенадцать, Ленечке девять.

– А почему вы с женой разошлись? Пили горькую?

– Я не пью… У меня был трудный период…

– Семь лет назад?

– Да… – он тяжко вздохнул. – А она меня не поддержала… Ушла… Уехала к родителям. И деток забрала… – вздох еще горше. – С тех пор я одинок.

Сонька опять многозначительно хмыкнула, типа, кто ж с тобой таким занудой и скупердяем жить будет. Потом как-то удивленно хрюкнула и ткнула меня в бок.

– Ты чего? – пискнула я.

– Смотри, кто пришел, – прокричала она мне в ухо, дабы переорать голосистого певца, исполняющего со сцены известную песню Михаила Круга «Владимирский централ».