Призвание: маленькое приключение Майки

Девочка вспомнила про Мойслу и Ратлу. Посторонний мир украл у них разговорные способности, но она чувствовала, что в чем-то большом и главном жужики остались прежними. Они были хорошими. Вот как и эта тетя, которой чего-то недодали.

Девочка покричала налево и направо, вперед и назад. Жужики не отзывались.

«Бросили на судебный произвол», — ей стало совсем грустно. Она захлюпала носом.

— Кап-кап. Капает, — послышался тихий вежливый голос.

Многосложный опенок

— Из Чесучовых? — спросил кто-то непонятно что.

— Из обыкновенных, — вмиг передумав плакать, сказала Майка.

— С кем не бывает, — участливо произнес неизвестный, и тут Майка заметила на пеньке симпатичный грибок.

Он был чудо, как хорош: с ярко-ржавой шляпкой, желтенькой ножкой, на которой завивалась тоненькая стружечка-носик, а по бокам ее — глазки, мелкие, но очень выразительные пятнышки, похожие на лесную труху. Грибок был такой приметный, что Майка удивилась, почему это он не бросился ей в глаза первой.

«Наверное, опенок», — подумала девочка. Из всех грибов, которые она знала, это название подходило желто-рыжему грибку лучше всего.

— Вас как зовут? — присев рядом, спросила Майка.

Грибок-милашка легонько покачался.

— У меня много имен, и все сложные — тебе, обыкновенной, наверное, не понять, — наконец вымолвил он.

«Какой многосложный опенок», — с уважением подумала Майка.

— Вы здесь что-то ищете? — осведомился гриб.

— От меня друзья убежали, — призналась она.

— Не рекомендую заводить друзей. Они вечно против кого-то дружат, — сказал Многосложопик (все название полностью и целиком Майка боялась выговорить даже в уме). — Я, например, обычно гуляю со свитой.

«Странно», — подумала девочка. На пеньке гриб был один, как перст судьбы.

— …Но сегодняшнее утро просто взывает к уединению, — добавил он, словно поняв невысказанный Майкин вопрос. Многосложопик был очень чуткий. — Вы любите поэзию?

— Мне нравятся пышные стихи, — призналась Майка. — Про высокие чувства. Чтобы была идея, и она непременно раскрывалась в самые неожиданные стороны, как карательная десница…

— Одобряю такой выбор, — перебил ее грибок. — Хотите, я удовлетворю ваше давнее желание? — он сделался совсем уж царственным. — Я исполню сочинение одного гениального автора.

Майка замерла: она еще ни разу не видела, чтобы сочинения исполнялись — обычно их писали, а в лучшем случае, из них зачитывались самые интересные места.

— «За Родинку»! — объявил Многосложопик. И начал:

— Клокотали грозы — под парами В котелке готовилась трава. Дед-грибник неверными ногами Попирал священные права. Закипал бульон в святую ярость, А Грибник творил свои дела. Не жалея молодых и старых, Собирал безвинные тела. Подсекал Грибов несчастных ножки. Подрывалась почва. Но судьба Погостила уж в его лукошке, Возымела действие мольба. Что ему земли святые силы? Что ему Грибов погибших честь? Шел Грибник. Земля его носила, А Грибы готовились — на месть. Он взрывал листвы слоистой темень, Оставлял печальные пеньки. Плохо знал Грибник грибное племя, Что сочло уже его деньки. Не видать ему цветущих маков. Он попрал лесной авторитет: «Разгляди! ведь Гриб неодинаков! А потом уж кушай на обед».

Многосложопик коротко кивнул, показывая, что закончил.

— Мне очень понравилось ваше сочинение, — сказала Майка.

Она была вежливым десятилетним ребенком.

— Но хочу заметить, что тема нераскрыта. Про Родинку ни слова, — добавила Майка, будучи ребенком справедливым.

— Тише, — одернул ее грибок. — Разве можно просто так его поминать? Он ведь может испортиться! До основанья, а затем…

— Мне кажется, нет никакой разницы, как портиться, — сказала Майка.

Она беседовала с Многосложопиком недолго, но уже как-то помертвела: жеманный гриб ей немного наскучил.

— Честно говоря, Родинка — это я… — строго конфиденциально, то есть по-секретному, сообщил Многосложопик. Он напыжился, словно собираясь стать большим белым и…

…треснул пополам.

Мелькнув рыжим, шляпка исчезла в придорожной зелени.

Майка вынула ее из кудрявой травы и тщательно осмотрела. Темных земляных крошек она отыскала целую кучу, но ни одна из них не была самозванному Родинке родной.

Ярко-желтый обрубок, сиротливо торчавший на пеньке, тоже оказался совершенно голым — ни единого пятнышка. И черви его будто не точили…

«Какой он был хорошенький. Незапятнанный», — уходя, продолжая свою историю, сожалела девочка.

Лунатики

А далее перед ней возникла лужайка, на которой грех было не поваляться.

— Да, чтобы оглядеться, надо обязательно сесть, — сказала себе Майка, вытягивая в траве уставшие ноги. Тут она засмотрелась на божью коровку, бежавшую по травинке, как по мостику. — Когда ты идешь, то видишь только все большое, а маленькое не замечаешь, — на другом конце травинки божью коровку поджидала подружка. У них было свидание. — А маленькое бывает очень миленькое.

Божья коровки встретились и собрались общаться, но тут трава дрогнула, и веселые насекомые упорхнули прочь.

— Раз-два-три-четыре-пять. Я тебя иду искать… — из травы прямо на Майку вышла белая упитанная мышь. Шла она на задних лапках, передние ее лапки были вытянуты, а глаза закрыты. — Потерялась ты опять, как бы мне тебя поймать… — она прошла вдоль майкиной ноги и, приблизившись к ее ладони, уткнулась прямо в указательный палец. — Как бы мне тебя догнать. Раз-два-три-четыре-пять, — допев, мышь взялась за палец.

Она будто задумалась. О чем могут думать уютные, толстенькие, как бочоночек, мыши с лоснящейся белой шкуркой, розовыми ушками и крохотными коготками на маленьких розовых пальчиках?

— Мы побежали, мы поскакали! — завизжав, снова разошлась трава. Теперь на Майку шла крыса. Она была больше, чем мышь, шубку имела серо-пепельную, а мордочку любопытствующе-удлиненную.

Как и ее дальняя родственница, крыса шла, вытянув передние лапки и не раскрывая глаз. Звери явно играли в кошки-мышки.

— Но не догнали, нет, не догнали! — про визжала серая крыса и уткнулась Майке в туфлю.

И задергались любопытствующие носики, и затряслись длинные усы.

— Слышу-слышу! — ощупывая, закричала крыса.

«Разве можно слышать наощупь?» — удивилась Майка.

— Вижу-вижу! — закричала мышь, дергая девочкин палец.

«А видеть наощупь можно?» — спросила себя Майка.

— Шершавая, — сказала крыса, лизнув кожу Майкиной туфли.

— Гладенькая, — сказала мышь, потеревшись мордочкой о Майкин палец.