Призвание
Шрифт:
Толя покраснел. С трудом подняв глаза, сказал:
— Я сам. — И с грубоватой решимостью предложил: — Дать вам?
Не дожидаясь ответа, отделил на своей тарелке половину красновато-желтой тыквенной каши и, достав еще одну ложку, предложил:
— Вот, попробуйте!
Это было диковинное кулинарное творение с избытком постного масла и кусками недоваренной тыквы, но учительница бесстрашно взяла в рот полную ложку каши и, не показывая вида, как трудно проглотить ее, воскликнула:
— Превосходная каша! Я давно хотела поесть
И вдруг произошло удивительное превращение: Толя оживился, лицо его просияло и глаза стали приветливыми. Отделив учительнице еще каши, он хлебосольно предложил:
— Кушайте… Да вы кушайте… в другой раз, как придете, я не такую еще сварю!
Он стал доверчиво рассказывать: какие обеды готовит, как мама его бранит за то, что он тратит много масла, да разве можно жалеть? Для вкуса надо!
Потом, понизив голос, чтобы не разбудить брата, — стал рассказывать страстным полушепотом:
— В кино «Гигант» новая картина идет, ребята говорят — здорово интересная! А я еще не был. — Он вздохнул: — Денег мама не дает.
Серафима Михайловна обещала, что картину пойдут смотреть всем классом, поблагодарила за вкусный обед и, довольная своим посещением, отправилась домой. «Надо ребятам сказать, — думала она дорогой, — чтобы они почаще у Плотникова бывали, и с Сергеем Ивановичем посоветоваться, чем его комсомольцы могут помочь».
Шел урок географии. Серафима Михайловна показывала через эпидиоскоп картины.
— Вы понимаете, ребята, в какое время мы живем? — увлеченно говорила она, — мы покоряем Арктику, стремимся ввысь в стратосферу, подчиняем себе реки и ветры. Империалисты только и думают о новой войне. А мы с вами хотим мирной жизни, и вас уже ждет страна для великих дел.
Толя Плотников сидел, сложив кулаки у подбородка, устремив глаза на экран, жадно слушал рассказ учительницы.
То он видел перед собой дрейфующую льдину, и на льдине он — Плотников… То представлялось ему, что он изобретает машину, которая и по воде плавает, и по земле ходит, и по воздуху летает!
А учительница убежденно говорила:
— Вы, именно вы, сейчас пионеры, потом комсомольцы, коммунисты, будете знаменитыми шахтерами, токарями, построите рабочие дворцы, откроете залежи ценных металлов, изобретете способы продлить жизнь человека…
На экране возник караван судов в Северном Ледовитом океане. На пловучих льдинах морж и медведица с медвежонком. Стаи птиц кружатся в свинцово-сером небе. Караван пробивает путь меж льдов.
— А что сделаешь ты, если будешь полярным летчиком? — опросила учительница Петра Рубцова.
Строгий Петр неторопливо встал.
— Я полечу в разведку и потом дам знать ледоколу, где меньше льдов, — веско сказал он.
— Верно, — словно другого ответа она и не ждала, одобрила учительница, — ты у нас сообразительный человек!
На лице Петра Рубцова появилась улыбка, будто она прорвалась
сквозь тучки строгости, но они тотчас скупо сомкнулись, и Петр с достоинством сел за парту.— Но имей в виду, — голос учительницы прозвучал требовательно, — волевой человек должен уметь и подчиняться…
«И папа так говорил, и Борис Петрович, — подумал Петр. — Значит, действительно, надо», — соглашаясь, он кивнул головой.
Серафима Михайловна невольно вспомнила недавнюю беседу в кабинете, у Бориса Петровича. Приходили родители Петра, и на «консилиуме» они решили вместе преодолевать упрямство мальчика.
— А теперь, — складывая картинки-стеклышки, предложила учительница, — мы по карте совершим путешествие из Архангельска во Владивосток. Только надо подробно рассказывать, через какие моря и проливы вы пройдете, какие острова минуете, где сделаете остановки? Кто желает?
Желали все.
ГЛАВА XII
Во время большой перемены Серафима Михайловна на ходу разрешила уйму неотложных дел, — мало ли их можно успеть разрешить, пока стоишь у двери класса или идешь в учительскую.
В коридорах не было крика и толкотни, хотя всюду слышался веселый смех, детские голоса и на каждом шагу встречались оживленные лица.
Дежурные комсомольцы, окруженные малышами — «адъютантами», расхаживали вдоль стен у своих постов.
— Серафима Михайловна, вот в наш ящичек для вопросов бросили, — подошел к учительнице озабоченный Платой Тешев и протянул несколько листков.
Серафима Михайловна пробежала их глазами.
«Почему империалисты хотят, чтобы война была?»
«Почему у стариков ноют кости?»
«Почему Некрасов писал такие грустные стихи?»
«Почему, когда плачут, то слезы соленые?»
«Почему, когда ударишься лбом, из глаз искры сыпятся?»
«Почему собака высовывает язык, когда ей жарко?»
— Ответим! — успокаивающе сказала Серафима Михайловна Платону. — А если мы с тобой затруднимся, — спросим у Бориса Петровича.
— Ответим! — убежденно подтвердил Платон, тряхнув русой головой, и добавил, имея в виду директора. — Он все знает!
Подошел редактор классной газеты Ваня Чижиков с Женей Тешевым.
— Серафима Михайловна, мы шестьдесят книг собрали для школы в Кривых Лучках. Там наш директор учился, когда маленьким был. Ваня Стоянов заметку написал, чтобы в других классах тоже собирали.
— Молодцы! — похвалила учительница. — А это что у тебя? Новая заметка?
— Это Женя Тешев написал: «Я хочу поскорее вырасти и на деле показать, как сильно люблю свою Родину»…
Серафима Михайловна ласково посмотрела на Женю.
— Вот это правильно, — самое лучшее — на деле показать! Ну, а ты что, Платон?
Платон протянул ей портрет стахановца. Над открытым лицом, с немного несимметрично нарисованными глазами, была сделана надпись: «Он уже выполнил пятилетний план».