Pro-Am: остаться в Танце

– Я люблю стандарт больше латины. У меня по нему и класс выше. Мне он интереснее и в плане своего развития. И вообще, латины в нашем сегменте много, ты же сама видишь, сколько пар танцуют стандарт на турнирах и как латинистов выпускают в два захода.

С этим не поспоришь. Если бы он говорил это как-то теплее, я бы, может, уже и успокоилась. Но он напряжен, дистанцирован. Я не понимаю, что происходит в эмоциональном плане, потому что его стресс передается мне автоматически, воздушно-капельным путем – как на паркете, так и вне его.

Он спрашивает, что же произошло у нас с Миланой. Я мгновенно проваливаюсь в тяжелые эмоции, непроизвольно начинают течь слезы. Вытираю их руками – дежурные платочки остались в раздевалке в рюкзаке, а Паша не догадывается предложить мне хотя бы салфетки из туалета.

Рассказываю, как проходили занятия, добавляя, что в воздухе витали негативные оценки меня и нашего танца. Это было так ощутимо, что мне стыдно за себя до сих пор – насколько я была слепа и верила, что мы хорошо танцуем. Паша пытается объяснить мне, что у Миланы огромный опыт, поэтому она такая требовательная. Говорит, что сам порой забывает вариацию при всем своем многолетнем танцевании. В общем, успокаивает в своем стиле – через кучу примеров, которые несопоставимы с моей ситуацией.

Народ начинает активно ходить возле нас – в раздевалку, к кулеру. Я спешно вытираю слезы прямо руками, обрываю свои стенания, понимая, что они остались безадресными – мой единственный партнер ничего не воспринял и не услышал. Мы существуем сейчас в каких-то разных измерениях. Он – после отпуска, заряженный, нацеленный восстановить свой Am-гарем, я – выдохлась после жесткого учебного года, насыщенного танцевального сезона, в ожидании необходимого отдыха.

Мы говорим почти час. Я смотрю на Пашу, понимая, что он уязвлен Анной в самую сердцевину своей самооценки и явно опасается какой-то подобной истории со мной. При этом не вижу, чтобы он дорожил нами. Скорее, не хочет терять, чтобы не было стыдно перед другими тренерами. Я подавляю желание объявить, что нам стоит расстаться после Казани. Наоборот, говорю, что есть у него своя магия в плане набора людей.

– Я вижу, что ты умеешь привлечь Am, но, пойми, это только первый шаг. Важно еще и удерживать народ на своей орбите. А это требует иного подхода и внимания к состоянию партнерши.

– Возможно, магия какая-то есть. Было как-то групповое занятие и почти все девушки выбрали меня в качестве партнера, хотя с ними на этом уроке пробовались и более опытные педагоги.

Если это была самореклама и пиар, то очень черные. Поставить меня в ситуацию конкуренции, пусть и мысленной, с девицами из прошлого – крайне неосмотрительно. Я понимаю, что он всеми правдами и неправдами спасает свой имидж в собственных глазах. Ничего про нас и наше развитие я сегодня, очевидно, не услышу.

Безо всякой надежды, затеваю еще одну, крайне важную для меня тему – говорю, что большим потрясением за эти две недели была история про Колю и Лану, их разрыв на два года и непростое воссоединение. Паша оживляется, спрашивает, что же случилось. Ох уж этот напаркетный бес сплетен и интриг! Вечно сидит у каждого на левом плече..

Рассказываю обрывками, подводя к вопросу о том, что чувствую себя очень нестабильно из-за того, что наставник может отказаться – по своему капризу, из-за девушки, из-за клеветы других Am или тренеров. Паша горячо уверяет меня, что на его мнение никто и ничто не может повлиять. Конечно, внешне я соглашаюсь, внутри понимая, насколько мой партнер заблуждается.

Словно бы это почувствовав, он, в своей манере рассуждений, делится историей про другую Am, которая мучала его, закатывала истерики, в целом вела себя на уровне потребительского терроризма. И как стойко он выносил ее заскоки – чтобы научиться работать и с такими случаями.

Вместо того, чтобы четко пообещать, что мы продолжаем танцевать вместе – описания и иллюстрации, какой он чудесный, терпеливый, готовый к экспериментам. Штошш, принято.

Чтобы вернуть его в контекст наших процессов, делаю внезапный даже для себя ход – извиняюсь за Хаят. Говорю, что была совсем дезориентирована их организацией турнира, что не выношу хаос и это меня разматывает.

– Это не страшно, ведь мы стабильная пара, поэтому случается всякое. Нужно учиться терпеть и прощать. Главное, что у нас есть цель, и мы к ней идем.

– Паша, я, как никто, умею терпеть и прощать ради Танца.

– Вообще, мы с тобой выходим на турниры чаще, чем я с Мариной. И это – важный опыт.

Опять какое-то неуместное сравнение. Ни в чем мы не совпадаем – ни в мышлении – я про нас и Танец, а он – про свои комплексы. Ни в статусе: мысленно ставлю нас рядом – охх, бледная Марина в смешных велосипедках и футболке плюс сайз, отстранено уткнувшаяся в телефон, гораздо больше сочетается в паре с этим мальчиком, чем я – загорелая, в летящем платье, искренне сияющая любовью к Танцу. Где же мой настоящий партнер, способный вместить и вынести чувственность и силу?

Понимаю, что ничего не прояснилось, кроме того, что он намерен продолжать – совершенно по своим, очень прагматичным и эгоистичным мотивам. Перетягиваю жгутом эту свежую рану непереносимой рассинхронизации наших процессов. Говорю, что нам бы еще успеть сегодня потанцевать. Идем переодеваться.

На паркете делаем поклон, начинаем разминаться и отрабатывать базовые шаги вальса. Разбираемся с работой стоп, перекатами веса – я все еще не уверена, когда каблуки, когда подушки в разных шагах. Уже не нападаю на себя за это. От пережитых за утро эмоций меня пошатывает. Паша осторожно придерживает меня за спину, за плечо, чтобы не дать упасть. Я быстро оказываюсь в привычном и приятном трансе от нашей совместной деятельности. Все-таки на телесном уровне мы общаемся гораздо лучше, чем на вербальном. Больших смыслов в таком контакте не рождается, но значение того, что происходит здесь-и-сейчас – ощутимо, в отличие от часовой беседы, где я постоянно натыкалась на абсолютно разное восприятие и понимание происходящего.

Народу на паркете прибывает. Начинают бегать толпы девиц из группы Леди Денс. Какая-то жирная бесцветная нахалка подходит к нам, обнимает Пашу прямо в момент, когда мы обсуждаем нашу вариацию, целует его в щеку. Я совершаю последний духовный подвиг сегодняшнего утра – не убиваю ее прямо на месте. Врываться в чужой урок – это такое скотское поведение, что у меня пропадает дар речи. Паша, разумеется, ничего не заметил.

Боженька, можно мне уже хватит испытаний – я ведь всего лишь слабая женщина? Но еще капля, и мне хватит филологического сарказма, чтобы сообщить этой истеричке, что ее ждут в Б@яди Денс, пусть поспешит.

Быстро откладываю этот эпизод на полочку «Взрывоопасно. Разминировать только с опытным специалистом», продолжаю занятие.

Ищем в танго фигуры для новой вариации. Паша ходит по паркету, считает восьмерки, я привычно перемещаюсь за ним. Это у нас такой процесс – он творит, я создаю ему пространство. Из-за хамской наглости бесцветной прошмондовки я на взводе, так что наше со-творчество сегодня нестабильно. Паша буксует, сбивается, я стойко пытаюсь все вернуть в нормальное русло, вычерпывая запасы магии из личных запасников. Наконец, первую линию мы выстраиваем и записываем на видео.

Заканчиваем. Делаю поклон. Без каких-то эмоций прощаемся. Уже абсолютно холодным умом отмечаю – что меня, в отличие от силиконовых зин, танцующих латину, Паша не провожает и счастливо от стандарта не улыбается.

Переодеваюсь. На каком-то диком упрямстве иду в магазинчик поблизости покупать ткань на красное платье. Несколько дней смотрела в разных местах шифон – цвет у базовой модели в этот раз особенный, трудно подобрать дополнения. Записала миллионы видео для швеи, сравнивая ткани по оттенкам, блесткам, легкости, плотности. Наконец, вчера мы определились.