Про психов. Терапевтический роман

Косулин продрог и направился в сторону своего корпуса. У дверей вежливо попрощался с Лизой, пообещал ей сосисок. Затем он поспешил в свое отделение, чтобы рассказать Паяцу новости. Перевод означал, что они больше не будут работать вместе. Это тоже огорчало Косулина. Последнее время Паяц был угрюм и неразговорчив. Психолог привык, что иногда на психиатра находит, и он перестает быть доступным для человеческого контакта. Косулин знал, что такой период надо просто переждать, но все равно не мог удержаться и иногда дергал Паяца, от чего тот только сильнее отстранялся. Впрочем, все это были дела житейские, рябь на поверхности. По крайней мере так считал Косулин.

В отделении Паяца не было. Медсестры сказали, что он уже ушел, хотя до конца рабочего дня оставалось полчаса. Странно… Косулин, поколебавшись несколько мгновений, набрал телефонный номер друга. Аппарат не отвечал.

Тогда Косулин отправил ему сообщение «Надо поговорить. Срочно!» и начал собираться. Предстоял разговор с Куклой, но душевных сил на него не осталось. Да и о чем с ней говорить? Сначала надо принять решение, что он хочет от ситуации. В голове царил ватный сумбур.

Пришел ответ от Паяца: «Приезжай в “Рюмочную”». «Ок», – ответил Косулин и уже через полчаса спускался в полуподвальное помещение их с Паяцем любимого заведения.

Миллионы рюмок коньяку, котлет и фаршированных перцев было выпито и съедено в этом почтеннейшем московском месте. И кого только не встретишь за столами, накрытыми истертыми клеенками! Тут и спившиеся непризнанные поэты, ищущие свободные уши, и юные актеры, и иностранцы в поисках столичной экзотики, и просто интеллигентная алкашня московского центра. Никакой музыки, только старый телик, бубнящий что-то под потолком.

В «Рюмочной» малолюдно. Корпулентная хозяйка бара, опершись грудью о стойку и подперев щеку кулаком, таращится в телевизор.

Паяц сидел недолго, не успев еще доесть заказанную еду, зато уже изрядно набрался. Бутылка мутной настойки опорожнена больше чем наполовину.

Паяц, заметив Косулина, кисло улыбнулся и вяло помахал рукой, призывая того присоединиться. Косулин взял себе коньяка и лимона и, не снимая пальто, уселся напротив. Разлили, чокнулись, выпили. Помолчали. Новости в телевизоре трындели про Государственную думу.

– Что это вы так бурно празднуете, Олег Яковлевич?

– Так ведь День космонавтики, Александр Львович! Белка, Стрелка, Гагарин! Помянем героев! Как он там сказал… П-о-оехали!

Косулин проследил за траекторией очередной стопки, отправленной Паяцем в рот.

– А что в одиночку? По такому поводу могли бы и позвать.

Паяц утерся салфеткой, закусил тощей четвертинкой вялого соленого огурца и ничего не ответил.

Косулин погрел бокал с коньяком в ладонях, повздыхал.

– Олег, меня переводят. Такие вот космические новости. Не знаю, что мне делать.

– Что ты говоришь?! Серьезно? – Паяц переполошился, замахал руками, даже как будто протрезвел. – Куда?

– К Киселю в отделение. К зубрам.

Паяц поковырял остатки еды в своей тарелке. Промычал что-то, откинулся на стуле, прищурившись, воззрился на Косулина и, растягивая слова, начал:

– А что? Кисель – мужик хороший. Старая советская профессура. Тревожный только очень. Да и отделение это недалеко от нашего. Будешь в гости ходить…

– Ну ты же знаешь, что это уже не то! Вместе мы больше работать не будем. – Косулина разочаровала такая готовность Паяца принять его перевод. – Да и не хочу я начинать все заново! Я же хорошо работаю, перевод нужен Кукле, сплошная политика. Надоело! Дерьмо это все. Тоскливое однообразное дерьмо. Я кобенюсь – система меня подминает и учит. Я опять кобенюсь. И опять получаю. И конца этому не видно. Только недавно Костю наставлял, отговаривал с ветряными мельницами бороться, а сам что? Я просто часть экосистемы, нужная для ее поддержания и сохранения. Или как прививка. Моя роль содержит ровно столько либерализма и гуманности, сколько нужно, чтобы настоящие изменения в отношении к пациентам не произошли НИКОГДА! Я, как взбесившаяся бактерия, запустил иммунитет и в скором времени буду обезврежен.

– Вот что мне в вас всегда нравилось, Александр Львович, так это умение себя жалеть и одновременно превозносить… Прям и меня вы разжалобили. Такой благородный героический жентельмен в белом! Только тернового венца не хватает. – Паяц скорчил умильное лицо и с деланым восхищением снизу вверх заглянул Косулину в глаза. – Где же она, эта система, про которую вы все время твердите? Где?! Это что, тайное общество злобных угнетателей? Масоны?

– Ну вот, опять вы ерничаете не к месту. Лучше скажите, что мне делать?

– Пейте коньяк! Самый верный ответ – на дне бутылки. – В подтверждение своих слов Паяц опрокинул очередную рюмку.

– Омар Хайям аплодирует стоя, даром что покойник. – Косулин устало потер глаза – И Шостакович в тропиках своих увяз. Только я решил, что все наладилось, все под контролем. Планы начал долгосрочные строить… Дурак.

– Нытье, нытье… – Паяц злобно кривлялся.

– Олег, что с вами? Что вы злобствуете сегодня? Мне поддержка ваша нужна, а вы фигню несете!

– Почему же только сегодня? Я вообще человек так себе… не то чтобы хороший человек-то. Но у вас ведь как? Сделал я что-то хорошее – молодец, а соорудил говнецо – это все система, ее дурное на меня влияние. Выгорание, мол, деформация. Удобно! Никакой ответственности.

– Ну что ты мне мозги пудришь?! Мы с тобой водку пили, из одной тарелки жрали, морду друг другу били. Плакали даже вместе, было дело. Что ты несешь?!

– И не хотел вам рассказывать, но эта ваша самоуверенность… Эта ваша убежденность в том, что вы всегда все понимаете, видите, контролируете… Слишком соблазнительно!

– О чем это ты?

– Давайте поднимем бокалы! За любовь и героев! – Паяц потянулся рюмкой к рюмке Косулина, но тот не пошевелился. Паяц пожал плечами и выпил, не чокаясь. – Ваш перевод подготовил и организовал я.

– Что?!! – Косулин хватался за угасающую надежду на то, что это какой-то неуместный розыгрыш.

– Это оказалось проще, чем я думал: всего-то убедить Куклу, что вы ее терпеть не можете и настраиваете больных против нее. И вуаля! Несколько бесед за утренним кофе, и у Киселя новая головная боль. – Паяц, казалось, пытался вызвать восхищение Косулина.

– Зачем? – спросил Косулин деревянным голосом.

– Вы вредите больным – это раз. – Паяц начал загибать свои изящные пальцы с остро заточенными ногтями. – Вы отвлекаете меня от работы – это два, вы – не эксперт, а отделение у нас экспертное – это три. Ну и так по мелочам…

– Мы же друзья… – Косулин чувствовал себя совершенно спокойно. Внезапно ресурс для бурных переживаний кончился. Началась благословенная анестезия.

– Друзья?! Я не мыслю такими категориями, уж простите. Мне такие отношения не нужны.

– Какие это «такие» отношения?

– Такие! Вся эта ваша психологическая мудотня про близость. Все эти ваши штучки-дрючки, ляськи-масяськи. – Паяц неопределенно покрутил руками у Косулина перед носом.

– Да ты просто струсил! Почуял, что начал привязываться ко мне, – и пожалуйста, давай избавляться! – Косулин злится, но все еще не до конца верит в правдивость Паяца.