Про зло и бабло
Шрифт:
Напрягши память, я быстро прокрутил в голове лица всех, с кем мне пришлось столкнуться в СОС. Их было несколько сотен, и я пытался найти в них что-то единое. Ответ должен был быть прост, поскольку мне задавался вопрос, ориентированный не на мою сообразительность, а на мою память.
И вдруг внутри меня зашевелилось неприятное чувство, обещающее скоро усилиться.
— Многие из тех, с кем я общался…
— Ну, ну? — помог мне он.
Нет, я боюсь ошибиться. Это слишком просто…
— Раисамаксимовна кашляет… Гореглядова тошнит кровью… Мила нервна, лифтер синюшный, кто-то желтушный…
— Герман Чекалин, около половины сотрудников компании больны, — перебил меня собеседник. — Их поразила болезнь, имя которой — рак. Это не компания, это раковый корпус, и вторая новость покажется
Ошеломленный, я сидел и смотрел ему в лицо.
— Операция в клинике Старостина стоит порядка двухсот тысяч долларов. Будьте добры, ответьте: много ли в Москве секретарш, медсестер, креативных директоров и статистов, имеющих двести тысяч, чтобы избавить себя от рака? Не трудитесь тратить время на ответ…
На подбор кадров для HR-менеджмента тратятся космические суммы. Миллионы долларов. Вас удивит, если я скажу, что на поиск и вербовку сотрудницы на должность секретарши уходит как раз около двухсот тысяч долларов? Вы возразите, что это глупо, что за три тысячи долларов пойдет любая, но я успокою вас: не любая подойдет для СОС. Она должна либо болеть раком, либо больным должен быть кто-то, кто ей дороже всех на свете. У нее не должно быть принципов, а если такие и обнаруживаются, то полгода СОС выясняет, нельзя ли их подавить. За это время собирается компромат, если нужно, искусственно ухудшается состояние претендента или его близкого, в общем, создаются все предпосылки, чтобы человек сломался. Если это происходит — он человек компании. Ему гарантируются операция, лечение препаратом «Убийца рака» и будущее. И весь парадокс заключается в том, что для излечения человек должен заболеть. Чтобы избавиться от онкологии, он обязан потерять душу. Тот, кто соглашается на это без колебаний — человек компании. СОС — самый яркий образец вовлечения в корпоративную структуру преданных кадров. От жизни, молодой человек, никто не отказывается… Даже во имя справедливости.
— Значит, Старостин, Молчанов… — заговорил я глухим голосом.
— Забудьте о них, — решительно приказал незнакомец. — Это — пешки. Они так же зависимы, как и остальные. Старостин сам на волоске от смерти. Едва двигатель компании забарахлит, его сотрут и его место займет другой. То же и с Молчановым, у его ребенка в голове опухоль размером с теннисный мяч. Эти люди не остановятся ни перед чем в угоду лицу, контролирующему процесс.
— Кто же это лицо?! — крик вырвался из меня, как после удара плеткой.
Мужчина отвернулся и включил двигатель.
— Я не знаю. Кажется, этого никто не знает.
Он попросил меня некоторое время помолчать, и около двадцати минут мы петляли по центру Москвы. Когда дело стало близиться к полуночи, он остановился на Маросейке, неподалеку от Армянского переулка, и снова повернулся ко мне.
— Я знаю, что вы хотите спросить, Герман… логические процессы протекают в вашей голове невероятно быстро… Да, вы тоже больны. Рак крови у вас в том состоянии, когда избавиться от него медикаментозно уже невозможно. Это имело смысл шесть месяцев назад, когда специалисты СОС заприметили вас в числе выпускников МГУ и взяли образцы вашей крови для анализов.
Раздавлен. Подходит ли здесь такое определение?.. Наверное, не подходит. Меня просто нет… Я стерт. Я — тень того Германа Чекалина, который шесть месяцев назад обследовался на предмет пригодности в качестве донора. Отдав четыреста миллилитров своей редкой четвертой группы крови с отрицательным резус-фактором, я был доволен, что помог кому-то выбраться из сложной ситуации. Оказывается, моя кровь всего лишь была куплена сволочами из эйчар для исследования.
Глава 23
— Почему же они берут меня не этим, а девчонкой из статистического, липовыми фото из квартиры лифтера?.. — Вот и голос
уже не мой, наверное, моим уже завладели люди из СОС. Он им нужен для опытов.Мужчина мягко улыбнулся. Он знает латынь, но не доктор. Если бы он был доктором, он ни за что не сказал бы мне до самого последнего момента, что я раковый. Но он знает латынь. Он — юрист, если только не специалист по истории Древнего Рима.
— Если Старостин устами любого из своих мерзавцев откроет вам этот секрет, то на вашу привязанность они более могут не рассчитывать. Вы из тех, кто тратить оставшиеся дни своей жизни начнет с наибольшей пользой. Поэтому вас лучше всего брать страхом не короткой жизни, а ответственностью за длинную жизнь. Рак был просто принципом поиска. Так они на вас натолкнулись. Но потом быстро сообразили, что общая концепция вербовки для вас не годится. Я же говорил вам, cave, в СОС работают умные люди, а вы ко мне не прислушались…
Мы снова ехали, и если раньше маршрут выбирался случайно, в зависимости от загоревшегося на перекрестке сигнала, то теперь хозяин «Ауди» сознательно перестраивался в нужные ему ряды.
— Куда мы едем?
Он облизнул сухие губы и улыбнулся.
— Скажите, Чекалин, вам хотелось сделать что-то большое в этой жизни? Я не имею в виду заработать много денег, переспать с тысячей красавиц. Сделать просто так, бесплатно, чтобы потом вспоминать это с удовлетворением?
Кажется, я догадался, куда мы едем. Мы медленно, но уверенно приближаемся к территории СОС.
— Если вы о Молчанове и Старостине, я с удовольствием свернул бы им шею.
«Ауди» налетел на выступающий из асфальта колодец, и нас подбросило.
— Не жалко машину? — спросил я, когда то же самое повторилось через сотню метров.
— Скоро она мне не понадобится, приятель.
Когда до СОС оставалось не более двадцати минут, он глухо и быстро заговорил. Видимо, сказать нужно было много, а из-за моей задержки в квартире на минуту у него совсем не осталось времени.
— Повторяю: Старостин и Молчанов — наемники. Старостин не хозяин компании. Если хотите, он исполняющий директор. В СОС находится человек, который контролирует весь ход событий, и искать его следует среди тех, кто абсолютно здоров и не имеет больных родственников.
— Раисамаксимовна не подходит для этой роли?
— Она больна, — возразил он. — Впрочем, мое расследование показало, что у нее запущенная форма бронхита… Не знаю, Чекалин… Мои принципы поиска позволили понять, что лиц, подходящих на роль «серого генерала», немного, но все-таки достаточно, чтобы потерять уйму времени на их установление. У меня времени нет, — последние слова он произнес с тоской. — Нет у меня этого времени… Через месяц я слягу, и никакое мужество не поднимет меня с постели. Не знаю, насколько далеко вы продвинулись за это время в познаниях медицинского характера, но что рак — это патологическое разрастание ткани, вам, должно быть, известно. Онкологическое заболевание — это длительный, хронический процесс, развивающийся в организме десятки лет. При своем росте опухоль не сопровождается никакими болезненными ощущениями. Человек многие годы не считает себя больным в связи с полным отсутствием симптомов. Клиническая картина становится ясной лишь в финальной стадии, и прогрессирование опухолевого роста, как правило, наступает при резком снижении уровня иммунитета. Так вот, если взять работоспособность иммунной системы за математическую величину, то у меня она имеет значение нуля. В любой момент со мной может случиться криз, и тогда я больше не ваш ведущий, а вы не мой ведомый. Компания продолжит существование и еще тысячи людей уйдут из жизни, оказавшись раздавлены этой машиной. СОС лечит рак, но убивает людей больше, чем умерло бы от рака.
Я резко дернул плечом. Мой тик не укрылся от его внимания.
— Да, да, парень. Я не оговорился. «Убийца рака» — сенсационный препарат, и он на самом деле уничтожает болезнь века. Он стоит дорого, очень дорого… Он гарантирует здоровую жизнь… Но когда один встает с больничной койки совершенно здоровым человеком, сотни людей ломают себе кости и судьбу меж шестеренок СОС.
Внезапно машина свернула с направления, ведущего к СОС, и я понял, что мы следуем в Серебряный Бор.
— Мы сбились с курса?