Проба пера

— Приятного аппетита. — Это, конечно, мачеха.

— Ага, — кивнул Степан и рыгнул.

Свидетельница усмехнулась, а лицо Мал остало жестким, как оружие пролетариата.

— Ты… — начал было Мал о, но Светлана накрыла руку Вячеслава Аркадьевича своей узкой ладонью.

— Оставь его. Мальчик самоутверждается.

— Точно, я самоутверждаюсь, — снова кивнул Степан.

Внезапно оркестр грянул туш. Произошло это настолько неожиданно, что Степан вздрогнул. Он поднял взгляд. Медная желтизна духовых слилась в одно блестящее пятно. Пожалуй, ему следовало быть поаккуратнее с выпивкой. Триста граммов на пустой желудок — для начала все-таки чересчур.

Боксер выбрался из-за стола, подошел к Мал о– старшему, что-то прошептал на ухо. Вячеслав Аркадьевич поднялся.

— Дорогие молодожены, — начал он негромко. По знаку распорядителя оркестр смолк. — Я не мастер произносить красивые слова. Говорят, что счастливые часов не наблюдают. Так оно и есть. Так вот, чтобы вы хотя бы иногда вспоминали о времени, наша семья дарит вам… — почти не поворачиваясь, он принял из рук Боксера пару коробочек, — вот эти часы. — Вячеслав Аркадьевич открыл обе коробочки.

Степан хмыкнул. Золотые «брейтлинги». Еще и коллекционные, поди. Мал о– старший знал, что дарить. Зал разразился аплодисментами. Подарок оценили по достоинству.

Вячеслав Аркадьевич обнял сына, неловко тряхнул руку невестке. Родители невесты смутились. Они, конечно, не ожидали ничего подобного. Их подарки оказались куда скромнее и, скорее всего, были подарены еще до начала церемонии.

— Дим, — из-за стола выбрался Пестрый. Он смущенно поскреб себя за ухом, дернул плечами. — Мы тут с братвой думали, думали, чего тебе подарить-то на свадьбу. Ну, чтобы реально полезный подарок вышел. — Уши Пестрого стали красными от смущения. В непривычно строгом костюме, под взглядами зала он чувствовал себя страшно неловко. К тому же приходилось постоянно следить за речью, что, само собой, не добавляло раскованности. — Короче, вот… — Пестрый подхватил со стола красивый хохломской подносик, на котором лежали ключи, украшенные брелком с эмблемой известной фирмы. — «БМВ», как положено реальному пацану. Держи, катайся. Случай такой, конкретно… То есть… Ну, ты понимаешь, короче.

Братва аплодировала так, что, казалось, витражи не выдержат и лопнут, усыпав газоны под окнами разноцветными осколками. Вячеслав Аркадьевич улыбался. Вышколенный, бесстрастный официант услужливо принял подносик и отнес во главу стола.

— Димочка, Наташа, — теперь слово взяла Светлана. Эффектно-броская, она заставила всех присутствующих мужчин невольно напрячься. — Сегодня вам предстоит начать собственную жизнь. Жизнь, не зависящую ни от кого, кроме вас самих. Жизнь сугубо личную. Именно поэтому мы с мужем, — Светлана взяла Вячеслава Аркадьевича под руку, — хотели сделать вам еще один подарок. — Подоспевший официант подставил поднос. Светлана положила на него ключи. — Это ключи от квартиры. Ведь ваша совместная жизнь только начинается и у вас еще все впереди. Ремонт там не делали, но кое-что из мебели уже привезли, — она улыбнулась. — Живите, как считаете нужным, думайте своими собственными мозгами и делайте свою жизнь такой, как вам того хочется.

Оркестр вновь грянул туш. Степан посмотрел на отца. Тот наблюдал за официантом без тени улыбки.

Что-то пошло не так. Либо отец понятия не имел об их «общем подарке», либо… Пожалуй, другого варианта Степан не видел. Не иначе как мачеха решила посвоевольничать. Напрасно. Мал о– старший подобных сюрпризов не любил. Да и не отпустил бы он Димку от себя просто так. Хотя бы потому, что боялся. Он в Димке души не чаял. Случись у него «деловые проблемы», и Димку будет слишком легко завалить. Тут ведь не Штаты. Понятия понятиями, а в войне все средства хороши. А Димка-то на мачеху как смотрит. Понял ли, дурачок, что она ему сказала? А сказала-то она следующее: «Сваливай, дурачок, из-под папашкиного крыла. Сваливай, пока хомут на тебя не напялили реальный, в полтонны весом, не запрягли да не заставили по полю бегать. По криминальному».

Оркестр заиграл медленный, тягучий, очень красивый блюз.

— Горько! — крикнул дискантом кто-то с противоположного конца стола.

— Гоооорько!!!! — подхватили ближе.

Димка неловко приобнял невесту. Та охотно прильнула к нему, хотя и прикрылась фатой.

— Р-р-раз!!! — заорал тот же дискант. — Два!!! — подхватили, но уже хором.

Степан усмехнулся криво. Раз, два… Бедный Димочка. Скромный, тихий, глупый. А актриска-то его явно не промах. Вон как умело прижимается. Ясный перец, ученая. У них там, в киношных кругах, без этого никуда. Классическое «постельное» образование. А что фатой прикрылась, так это для вида только. Попробуй поцелуйся нормально, когда на тебя сотня пар глаз пялится. Дебилы.

— Пять!!! — захлебывался восторгом дискант.

Степан взглянул на отца. Тот смотрел на младшего сына без тени улыбки, серьезно, как будто Дима выполнял ответственное поручение. Зато Светлана улыбалась и отбивала счет легкими хлопками.

— Шесть!!!

Молодые разомкнули объятья, потупились оба, как первоклассники, которых застукали с сигаретами в школьном туалете.

Странно, но Степан не чувствовал радости за младшего брата. Скорее, досаду. Такую досаду испытывает человек, заранее знающий, что его близких втягивают в аферу, и не имеющий возможности помочь. В сущности, они были достаточно близки с братом только лет до десяти. Потом привязанность уступила место равнодушию. Наверное, оттого, что Степан слишком рано понял, КАКИМИ делами занимается отец, и… повзрослел. Во всяком случае, ему так казалось. Они с Димкой могли поболтать, обменяться мнениями по тому или иному поводу, но, как правило, этим все и ограничивалось.

Мал о– старший стремился навязать свою волю всем, кто его окружал. Чаще всего он делал это незаметно, исподволь подталкивая людей к принятию нужного ему решения.

Пару недель назад Степан случайно подслушал разговор отца с Димой. Отцу не нравилась невеста. Мал о– старший считал, что богемная среда плохо влияет на людей. Особенно это касается особ женского пола. Дима, правда, внезапно проявил совершенно не свойственное ему упрямство, и в конце концов Мал о– старший дал свое согласие на брак и даже пообещал поспособствовать невестке. Известно, отечественный шоу-бизнес — большое море, в котором полным-полно хищной рыбы всех видов и размеров.

Степан смотрел на подобный жест отца скептически. Тот, кто не знает, что представляют собой звезды кинобизнеса, может почитать Асланову и прочих. Возможно, там и не стопроцентная правда, но верно в основе. А потом, все эти экранные девочки и мальчики с кем только не спят. Лично он, Степан, ничуть не удивится, если его братец через полгода обнаружит свою благоверную в постели с каким-нибудь хлыщом. Отец, ясное дело, не станет выносить сор, если — благодаря подаренной молодоженам квартире — вообще что-нибудь узнает. А еще через годик Димочка вернется под отцовское крылышко с упакованными чемоданами. Девочке, само собой, прочистят мозги, но кому от этого станет легче-то? Можно поспорить, что не Димке.

Ну не любил Степан актерскую братию, что тут поделаешь.

Он вздохнул, повернул голову, лениво-безразличным взглядом окидывая столы. Кое-кого он видел раньше. Например, вон того типа с фотоаппаратом. Репортер местной газетенки. Шакалье племя. Репортерская братия — в глазах Степана — стояла даже на ступеньку ниже, чем актерская.

Дальше. Актеры, режиссеры, киношники разные. Вон тот, смазливый, конечно, режиссер. А костюмчик на нем — полное гов…о. Небось, из киношного реквизита выудил, дешевка. Зато сколько понтов. Рука с дымящейся сигареткой на излете, подбородок вверх, устало-мудрый взгляд из-под полуприкрытых век. Мол, нам, элите, известны все тайны мироздания. Тарковский с этим… Феллини в одном лице. Талантище. Могучий человечище. Дать бы по роже разок как следует, сразу о понтах забыл бы. А то сидит, пыжится, как мартовский кот. Остальные… Попадаются знакомые лица, но где видел, в каком фильме? Или вообще не в фильме, а по телику? Или даже не по телику, а в журнале фотографию… Черт их знает. Не вспомнить. Это они на кинофестивалях своих левых узнаваемые, а так…

А вот за ними…

Степан даже перестал дышать на несколько секунд, завороженно глядя в дальний конец стола. Сердце его застучало глубоко и неровно.

Да нет, ничего страшного не случилось. Просто на том конце стола, не обращая внимания на царившую вокруг актерско-режиссерскую суету, сидела ОНА…

…Эта девушка была удивительно красива. НЕВЕРОЯТНО красива. Лет двадцати шести — двадцати восьми. Большие круглые глаза смотрели по-детски восторженно. Черты лица на редкость правильные. Волосы, светлые, удивительно пушистые, спускались на плечи, завиваясь внизу. Тонкие черты лица. Кожа нежная, едва тронутая золотистым загаром. Руки под стать всему облику — невесомые, тонкие, будто выточенные из слоновой кости. Элегантный, очень дорогой костюм оливкового цвета подчеркивал плавные линии плеч и будоражил фантазию.