Проба пера

Вадим закрыл трубку, сунул в карман, поднялся и направился к Мало-старшему. Боксер наблюдал за ним внимательно, очень серьезно. Он по тону ординарца понял: случилось что-то важное. Вадим наклонился к уху Вячеслава Аркадьевича, зашептал торопливо, простреливая зал внимательным, настороженным взглядом.

Тот выслушал, кивнул, шумно отодвинул стул.

— Ты куда, дорогой? — поинтересовалась Светлана.

— Неотложное дело, извини, — коротко ответил Вячеслав Аркадьевич. — Скоро вернусь.

— А дела не могут подождать? Поручи ребятам, пусть съездят без тебя. Свадьба у сына не каждый день.

— Извини, — только и ответил Мало-старший. Он пошел вдоль стола, на ходу кивнул Челноку и Пестрому: — Поехали. — Боксер тоже начал было подниматься, но Вячеслав Аркадьевич положил ему руку на плечо: — Останься. Сами справимся. Ты лучше за ним присматривай, — и стрельнул недобрым взглядом в сторону Степана.

— Вадим, что случилось? — окликнула ординарца Светлана.

— Не беспокойтесь, Светлана Михайловна, — улыбнулся фальшиво Вадим. — Ничего серьезного.

— Это точно?

— Конечно, — Вадим заспешил следом за боссом.

На братковскую сторону стола словно набросили плотное покрывало. Смолкли разговоры, во взглядах появились настороженность и недоумение. Что случилось? Если «стрелка», то почему «папа» не взял с собой кого-нибудь из бойцов, если дела левые, то зачем уезжает со свадьбы собственного сына?

На актерской стороне стола продолжали шуметь. Разговоры набирали силу и наливались алкоголем, как августовская груша соком. Слащавый режиссер уже что-то высокомерно втолковывал сидящему рядом актеру. Серолицый тоскливо подливал себе водки и пил в одиночестве. Его прекрасная соседка испарилась, канула в туман, и некому было поддержать компанию.

На всякий случай Степан выждал пару минут, затем поднялся и пошел к выходу.

В фойе толпился народ. Кое-кто лениво прогуливался, созерцая отличные копии известных полотен, украшавших стены. Ван Гог, Пикассо, Лотрек, Дега, Модильяни, Гоген. Все очень дорого и очень стильно.

В толпе шустро сновали официанты, разнося подносы с бокалами и рюмками. Черное фрачно-костюмное озеро колыхалось, то и дело вспыхивая бликами серебряных подносов. Сигаретный дым поднимался над головами тонкими голубовато-серыми струйками, создавая впечатление множества курящихся в огромной долине вулканов. Дым уползал к потолку и собирался в бугристое покрывало, постепенно рассеиваясь, втягиваясь в темные пещеры вентиляционных отдушин.

Работал буфет, в котором можно было — абсолютно бесплатно, разумеется, — взять целую бутылку водки, мартини или ликера. Чтобы пойти в номер и в одиночестве выпить. Для любителей и ценителей. Темнели батареи бутылок импортного пива. Тарталетки, бутерброды и даже чипсы — пища плебейская, но под пиво идет в самый раз. Искусственная дань простоте. Мол, и нам не чуждо.

Народ кучковался по интересам. Люди авторитетные пользовались случаем перетереть назревшие деловые вопросы, актерская братия громогласно обсуждала кинодела, а заодно и богемные сплетни. Кто с кем спит, кто от кого к кому ушел, кто у кого снимается, у кого проект пошел, а у кого, наоборот, застопорился.

Незнакомки среди них не оказалось. Это, конечно, ничего не значило. Она могла подняться в номер, а могла поехать покататься на бричке или просто выйти на крыльцо, подышать свежим воздухом.

На всякий случай Степан вышел на улицу. Здесь стояли два парня в ливреях. Один отгонял машины на стоянку, второй встречал и провожал гостей. Кучеры, собравшись у передней брички, курили, болтали. Но стоило Степану сделать шаг от дверей, как разговоры немедленно смолкли.

— Ребята, — Степан закурил, — не видели здесь женщину? Такая модельная. В оливковом платье.

Уж если не познакомиться, то хотя бы узнать номер машины. Остальное — дело техники. А в том, что незнакомка была на машине, и, скорее всего, на дорогой машине, Степан не сомневался.

Парни переглянулись. Затем один из них покачал головой:

— Нет. Не было.

— Минут десять назад. Не было, точно?

— Нет. Компания какая-то уехала, минут пять как, а больше никто не уезжал.

— Понятно, — в другое время Степан сунул бы парням крупную купюру, но сегодня в его карманах, благодаря стараниям отца, гулял ветер. — Спасибо.

— Да не за что.

Степан вернулся в фойе. Взял в баре бутылку «Миллера», скрутил пробку и пошел на второй этаж. В коридорах горел приглушенный свет, на стенах красивыми яркими волнами висели гирлянды, сплетенные из странных цветов. Степан никогда прежде таких не видел. Он коснулся одного цветка рукой. К его немалому удивлению, цветы оказались живыми. Над дверями роскошного «люкса» висел внушительных размеров транспарант: «Союз да Любовь, Дима и Наташа!!! В добрый путь!!!» Последнее явно придумывали долго. Степан прошел по коридору, попивая пиво прямо из горлышка. В коридорах незнакомки не было. Не ломиться же ему в каждый номер.

Пиво закончилось посреди третьего этажа. Степан поставил бутылку у дверей какого-то номера и продолжил путь «всухую». Закурил, стряхивая пепел на ковер. Плевать ему было на порядок. Все схвачено, за все заплачено. Его отцом. «Папой».

— Да здравствует дон, мать его, Корлеоне, ёптыть! — гаркнул ни с того ни с сего Степан и засмеялся.

Он нашел их на четвертом этаже. Из-за дверей двухкомнатного номера раздавались такие сладострастные и громкие стоны, что Степан остановился, будто налетел на стену. Он почему-то сразу поверил, что это ОНА. Какой-нибудь, мать его, актеришка трахает ее во все дыры. А она воет, как шалава вокзальная. Или и того круче, бык какой-нибудь из охраны. Ладно еще, если из своей, а ну как из чужой? А впрочем, плевать было Степе, бык, не бык… Он коротко врубил по двери ногой. Пониже замка. Створка распахнулась, гулко грохнувшись о встроенный шкаф. Степан шагнул в номер, заорав во всю глотку:

— А вот и я!!!

Стоны сразу смолкли, сменившись подозрительным шебуршанием. Степан прошел в спальню и сразу увидел тела. В темноте они выглядели как привидения. Протянув руку, Степан щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату.

На кровати, кутаясь в простыню, сидел смазливый свидетель. Шмотки его были раскиданы по всей комнате. Алая лента болталась на приоткрытой дверце шкафа. За ним, натянув одеяло до подбородка, испуганно лупая распрекрасными глазами, лежала конфетка-свидетельница. Степан хмыкнул. В отличие от этих двоих, он смущения не испытывал. Напротив, находил ситуацию забавной.

— Трахаетесь? — вполне невинно спросил Степан, разглядывая миленькую мордашку девицы. — Ну, трахайтесь, трахайтесь.

— Мы… — свидетель растерянно оглянулся на подругу.

— Да я вижу, вижу, — улыбнулся озорно и очень нетрезво Степан.

Девица, словно бы ненароком, приспустила одеяло, демонстрируя вполне приличную грудь с вполне аккуратным, округлым сосочком.

— Нет… То есть… — Свидетель попытался встать, но Степан щелкнул выключателем, и комната вновь опрокинулась в темноту.