Пробежка ввысь
Шрифт:
Дверь приоткрылась, и в щель вылупился гладко выбритый череп отца.
– Сынок, ну, подскажи. Где мой кошелёк?
– Красный, в черную точку, словно обгажен мухами?
– Да.
– Содержимое: 10 банкнот по 100 баксов.
– Да.
– Я, кажется, видел его в контейнере для отходов.
Череп исчез. Минута стояла гробовая тишина. Затем вихрь внёс в дверной проём нервно пульсирующее тело отца.
– Где деньги, сукин сын?!
Любовный сон безжалостно и грязно растоптали. Вольдемар открыл глаза и метнул в отца гневный взгляд. Отец пытался побороть брошенный гневный взгляд сына своим гневным взглядом, минутная
– Спроси у своей любовнице, Марты, - немного успокоившись, выдавил из себя Вольдемар. – Это она взяла, сказала: на мелкие расходы.
– Хорошо, - многозначительно сказал отец и удивлённо замолчал.
Возникшая пауза перевернула тему разговора.
– Ты определился, кем ты будешь? – спросил отец.
– Или хирургом или парикмахером, на худой конец – поваром.
– Эва, как тебя разбросало – не собрать. Сделай, наконец, правильный выбор, расставь приоритеты. Ну, какой ты хирург, тем более повар?
– Мне нравятся люди в белых халатах, которые занимаются поножовщиной. Правда, хирург приоритетней? Вначале режет живых. Рядом крутятся молоденькие медсёстры и все без трусиков.
– Откуда знаешь?
– Марта рассказывала.
– Помни, у тебя осталось всего лишь двенадцать часов. Если вовремя не определишься, забирай свои манатки, трёхколесный велосипед и… уё. Ясно?
– Как белый день.
Жан Борисович, отец Вольдемара бабник с сорокалетним, стажем всё время, сколько себя помнил, волочился за юбками. Любвеобильность, данная ему от природы и сумасшедшее мужское начало, расплавило не одно женское сердце. Стоило Жану Борисовичу прикоснуться к очередной понравившейся жертве, как та, прямо на глазах, начинала таять, словно мороженое в жару. Он тут же признавался ей в любви, брал под беленькие ручки (иногда под черненькие: цвет кожи, глаз, волос – не имел значения) и тащил домой. Иногда дома находилась его предыдущая любовь, которую он, впрочем, уже не любил. При виде соперницы бывшая жена закатывала истерику, провоцируя претендентку к петушиным боям. Жан Борисович молчал, соблюдая нейтралитет. «Любовь, - размышлял он, - обязана побеждать».
– Ни пуха, ни пера. Пусть земля будет пухом, - уже вслух говорил он и шёл принимать душ.
Сквозь водопад воды проступал голос драки: летел пух, летел прах, летела и разбивалась хрустальная посуда.
Иногда, надо сказать, бывшая жена побеждала соперницу, и тогда Жану Борисовичу приходилось просить прощение и снова объясняться в любви. Но такой вариант случался крайне редко.
Когда было всё кончено из тишины, небрежно накинув на себя платье Адама, выплывал Жан Борисович. На встречу с разорванной губой и подбитым глазом к нему бежала его бывшая любовь. Жан Борисович подхватывал её на руки и со словами:
– Прости меня, я тебя по-прежнему люблю!
Они неслись всё дальше и дальше на карусели прожитого вместе счастливого времени.
***
Услышав мелодию заведенного будильника, Вольдемар окончательно проснулся; встал. Пока он изучал разноцветное утро на предмет хорошей погоды, кровать скользнула по паркету и исчезла в стене. Сделав зарядку, используя любимые упражнения, а именно: прокрутку указательного пальца у левого и правого виска (три подхода по десять раз) - Вольдемар пошёл принимать водные процедуры. У двери ванной
комнаты он столкнулся с Мартой.– Как сон? – прикрывая синяк рукой, спросила Марта. – Какую серию успел посмотреть?
– Двадцатую от конца. Ничего интересного. Век большой нелюбви.
– Да. Тут я с тобой согласна. – Марта на мгновение задумалась. – Я ухожу… Совсем… Навсегда.
– Зря. Я успел к тебе привыкнуть. – Вольдемар отстранил от лица её руку.
– Отец опять кого-нибудь приволочёт. А ты… Ты, красивая. Может, останешься, пока я не устроюсь на работу?
– Ты хочешь работать, кем?!
– проявляя интерес, спросила Марта.
– Кажется, хирургом.
Марта улыбнулась.
– Ты же рассказывал, что боишься крови.
– Я боюсь своей крови, а чужой уже не боюсь!
– Ладно, не злись. Иди, мойся, а я тем временем приготовлю завтрак.
В течение завтрака они молчали. Да и о чём можно говорить, когда завтрак длится минуту, максимум полторы. Выпив залпом готовый коктейль №5 из тёртой курицы, овощного рагу, мангового сока с витаминами абс, Вольдемар торопливо принялся собираться. В рюкзак положил всё необходимое. Выкатил трехколёсный велосипед. С надеждой посмотрел на Марту.
– Хорошо, я остаюсь, - сказала Марта, - будешь опаздывать позвони.
Вольдемар в ответ улыбнулся: почти незаметно, краешком губ.
***
Солнце в своё удовольствие играло светом прозрачного неба, запуская вниз шустрых солнечных зайчиков. Самый большой из них заяц-самец нагло прыгал по крышам авто пожизненно закупоренных в раскаленный проспект. В стеклянном цилиндре, посасывая пустышку-свисток, плавал сонный регулировщик.
Наслаждаясь разноцветным днём, Вольдемар быстро крутил педали. Он заметил её издалека; взмах её руки; тревожный, просящий взгляд с короткой фразой: Подвези.
Так их стало двое; он – рулевой, она рядом – пассажир.
От аромата её тела у Вольдемара закружилась голова. Он щекой прижался к девушке, на мгновение, теряя реальность.
– Эй, что с тобой? Тебе плохо?
Она повернулась; их дыхания соединились, как два журчащих ручейка, и побежали, пробивая дорогу к огромному озеру любви.
– Нет, мне хорошо. Тебя как зовут?
– Любовь.
– А я, Вольдемар. Символично?
– Что?
– Тебя зовут Любовь… Я, кажется, влюбился.
– Это любовь с первого взгляда.
– С третьего… В начале я посмотрел на стройность ног, затем оценил грудь, потом лицо… Всё сложил и… ты мне нравишься.
– Ты мне тоже. Но я замужем.
Вольдемар расстроился.
– Кто он, этот твой муж? – немного грубовато спросил Вольдемар.
– Он хирург, главврач в клинике Святой Варвары, я сейчас еду к нему.
– Я тоже, между прочим, хирург!
– Ты?!
– Да, я! И я тоже еду в клинику Святой Варвары!
Незаметно приехали. Но клиника оказалась закрыта на обеденный перерыв.
– У меня есть ключ от «чёрного» хода, - протягивая руку Вольдемару, сказала Любовь.
– Пошли.
– Нет. Сюда, - Вольдемар ткнул пальцем, - я войду только через парадный вход.
Они расстались.
Вольдемар немного постоял. Почесал затылок. И покатил к ближайшей станции метро. Вход-выход вяло выплёвывал редких пассажиров. Отбивая по мраморному полу степ, они быстро шли мимо колонн, одну из которых подпирал долговязый парень. В руках он держал табличку «Дипломы». Вольдемар нарезал круги, присматривался.