Пробка
Шрифт:
— И что они?
— Они… Дом, вы видите, какой огромный, — печально вздохнула Алина. — Только на втором этаже четыре спальни для гостей. Живи не хочу. Мишина сестра чрезвычайно занята, но я упросила ее погостить у нас в выходные. А свекровь со свекром вообще неделю жили. Вы можете поговорить с ними.
— Я обязательно это сделаю, — заверил ее Юрий Греков. — И что касается специалиста, к которому обращался ваш муж… Можно его координаты?
— Я, конечно, могу дать адрес. Но на каком основании вы хотите заняться расследованием?
— На том основании, что обстоятельства смерти Михаила
— А что тут удивительно? Я — его жена.
— Но разве он не любил своих родных? Родителей? Сестру? Племянницу?
— Возможно, он и хотел внести какие-то поправки в завещание, — сухо сказала Алина. — Но не успел.
— А вы, выходит, успели?
— На что это вы намекаете?
— А вам не кажется это странным? Ну, послушайте себя. На протяжении столько лет вы не поддерживали отношения с родными мужа, и вдруг, за месяц до смерти, чуть ли не силой тащите их к себе в дом? Зачем?
— Я что-то чувствовала и хотела помирить его с семьей.
— Да хватит вам! Помирить! Зачем же тогда ссорили?
Алина нахмурилась. В самом деле ссорила, и это было нелегко. Ее муж оказался очень привязан к семье. Почти до сорока лет жил с родителями, и не встреть ее, жил бы с ними и дальше, оставался большим ребенком. Он действительно обожал племянницу. О! Это была битва!
Алина вспомнила, как радовалась его сестра известию о свадьбе брата. Просто цвела! Замучила звонками и советами.
— О! Алиночка, дорогая! Теперь ты будешь консультировать меня бесплатно! Я буду заходить к тебе каждый день! У меня накопилось столько вопросов! Как хорошо, что у нас в семье теперь будет свой психолог!
Алина мигом представила себе этот кошмар. Болтливая сорока, по сорочьи же и наглая, влетает к ней каждый день без предупреждения и начинает трещать, требуя внимания и терпения. Она уже сейчас звонит каждый день! Что же будет дальше?
— Я думаю оставить работу, — кисло сказала как-то Алина. — Мне надо заняться устройством нашего с Мишей быта. И ему нужна моя помощь в делах.
— Какая ты умная! А я в этом ничего не понимаю! Конечно, тебе надо бросать работу! Но мне-то ты не откажешь? И моим подружкам? Я уже всем похвасталась! И уж так тебя расхвалила! Особенно произвел впечатление рассказ о том, как ты помогла Мише! Мы все просто в восторге!
— Спасибо тебе большое! — с чувством сказала Алина.
— Знаешь, я так рада! Уж так рада! Теперь мне всегда будет с кем поговорить!
«Ну нет, милая, — подумала Алина, опуская на рычаг телефонную трубку. — Ты мне не компания. Простовата. Я — птица другого полета. И Мишиных денег ты не получишь».
Что поделать, Алина Лепехина была скуповата. Ее родители не нищенствовали, жили, как все, но лишних денег в семье не водилось. У матери был принцип: никогда, ни под каким видом не влезать в долги. Даже вещи в кредит Лепехины никогда не брали. Телевизор там, или холодильник.
— Мало ли что случится? — говорила в таких
случаях мать. — Заплатил — и пользуйся. Неча в кабалу залезать.Женщина она была простая, без образования, работала на заводе — сидела на проходной, проверяя на выходе чужие сумки, но считать умела хорошо. Не хуже бухгалтера. Отец, который трудился на том же заводе, находился у нее в полном подчинении. Зарплата у него была хорошая, квалифицированного токаря с золотыми руками ценили и поощряли премиями, и все до копеечки он отдавал жене. Та откладывала деньги на хозяйство, строго согласно бюджету, расписанному на десять лет вперед, а остальное прятала. На черный день.
Когда грянула перестройка, плановому хозяйству пришел конец, и цены стали расти, а нули на купюрах увеличиваться. Умные люди начали снимать с книжек деньги и покупать товары — хоть что, лишь бы не пропало. Мать Алины, которая всю жизнь тряслась над своей сберкнижкой, не пошла никуда, и в результате у нее пропало пять тысяч советских рублей. Сгорело, превратилось в дым.
Алина долго не могла объяснить матери, что сбережений больше нет. Та не верила и все говорила:
— Вот выйдешь замуж, куплю тебе стенку. Для тебя, дочка, денежки-то берегла. Ни колечка у меня золотого, ни цепочки. К чему оно? А деньги — это деньги. Я уж тебе помогу. Но всего не отдам, и не проси. А ну как я заболею? Кому я буду нужна? А с деньгами-то нужна. В магазин кого послать али на рынок. Богатым-то хорошо жить. Пять тысяч у меня на книжке, — таинственно понизив голос, говорила она. — Слышишь ты, Алька? Пять!
— Мама, у тебя ничего нет, — раздраженно отвечала Алина, которой все это уже порядком надоело.
— Как это нет? А ну-ка, отвернись.
И мать лезла в недра платяного шкафа, откуда вытаскивала сберкнижку, открывала ее и совала дочери под нос:
— А ну-ка, глянь! Что написано?
— Пять тысяч рублей.
— А ты говоришь — нет!
— Это же те деньги.
— Какие такие — те?
— Тогда были тысячи, а сейчас миллионы. Ты же ходишь в магазин, и зарплату отец приносит другими деньгами.
— Деньги они одни. Не те и не эти.
— Ну пойди в банк, раз мне не веришь, и сними свои деньги. Сколько тебе дадут? Пять рублей. И что ты на них купишь?
Мать упрямилась, но в банк все-таки пошла. А после слегла. Ничего не помогало. Алина пыталась ее утешить, но в то время ей и самой приходилось туго. Хорошо, что однокомнатная квартира досталась в наследство от бездетной тетки. Уж как пришлось суетиться, чтобы другие родственники не обскакали! С двоюродным братом Алина даже судилась, пока доказала, что ухаживала за больной теткой и за этот подвиг имущество отписано ей.
Нет, матери она помочь ничем не могла. Да и без толку. Известие о том, что она теперь нищая, бедную женщину просто убило.
— Как же так? А? Ведь ни колечка, ни цепочки. Икры красной в жизни не ела, — с тоской говорила мать. — Зачем жи-ить… Денег-то копить нельзя-а… Ты их копишь, а у тебя отбирают. Ты копишь, а у тебя…
Через два года ее не стало. Сгорела, как свечка. Раковая опухоль, появившаяся, как сказали врачи, на почве нервного стресса, сделала свое дело в короткий срок. Да организм ей и не сопротивлялся.