Проблема Спинозы
Шрифт:
БАЙРЕЙТ, октябрь 1923 г.
Несмотря на избыток работы, Альфред довел до конца свой план — нанести визит Хьюстону Стюарту Чемберлену — и с легкостью убедил Гитлера пойти к Чемберлену вместе. Воображение Гитлера тоже зажгла книга «Основы девятнадцатого века», и он будет до конца своей жизни утверждать, что Чемберлен (наряду с Дитрихом Эккартом и Рихардом Вагнером) был его главным интеллектуальным наставником.
Чемберлен жил в Байрейте, в Ванфриде — огромном доме Вагнера со своей женой Евой — дочерью Вагнера, и Козимой, его 86-летней вдовой. Путешествие в Байрейт, за 150 миль от Мюнхена, доставило Альфреду огромное удовольствие. Это была его первая поездка в новеньком сияющем «Мерседесе» Гитлера — и редкая возможность безраздельно наслаждаться вниманием хозяина авто в течение нескольких часов.
Слуга поприветствовал
— Я считаю истинным сокровищем эти слова из вашей великой книги «Основы девятнадцатого века»: «Германская раса вовлечена в смертельную схватку с евреями, которая должна вестись не только пушками, но и любым оружием, имеющимся в человеческой жизни и обществе». — Чемберлен кивнул, и Гитлер продолжал: — Герр Чемберлен, я клянусь вам, что я — тот самый человек, который поведет за вас эту битву, — и продолжал пространно описывать программу «25 пунктов» и свою абсолютно непоколебимую решимость очистить Европу от евреев. Чемберлен энергично кивал и время от времени повторял:
— Да, да!
Позже, когда Гитлер вышел из комнаты, направившись на личную аудиенцию с Козимой Вагнер, Розенберг остался наедине с Чемберленом и поведал ему, что в возрасте 16 лет он, как и Гитлер, был совершенно захвачен «Основами девятнадцатого века», и что он тоже находится в неоплатном долгу перед Чемберленом. Потом, наклонившись ближе к уху Чемберлена, как делал Гитлер, он признался:
— Я начинаю работать над книгой, которая, я надеюсь, станет продолжением вашей работы — на материалах следующего столетия.
Возможно, Чемберлен улыбнулся: его лицо было настолько искажено, что трудно было сказать наверняка. Альфред продолжал:
— Ваши идеи и ваши слова будут повсюду на страницах моей книги. Я пока только в самом начале работы. Она продлится лет пять — ведь так много нужно сделать! Однако пассаж для концовки уже есть, я написал его только что: «Священный час для немцев пробьет вновь, когда символ пробуждения — флаг со свастикой, знаком возрожденной жизни, — станет единственным преобладающим кредо рейха».
Чемберлен что-то промычал. Может быть, говорил: «Да, да!»?
Альфред снова сел на свой стул и огляделся. Гитлера все еще не было. Тогда он опять склонился над ухом Чем- берлена:
— Дорогой учитель, мне кое в чем нужна ваша помощь. Это проблема Спинозы. Скажите, как этот еврей из Амстердама мог писать труды, столь почитаемые величайшими мыслителями Германии, в том числе и бессмертным Гете? Как такое могло случиться?
Чемберлен взволнованно задвигал головой и издал несколько рычащих звуков, из которых Розенберг смог разобрать только «Jа, jа [101] ». Вскоре после этого он погрузился в глубокий сон.
101
Да, да! (нем.)
На обратном пути они мало говорили о Чемберлене, поскольку у Альфреда был иной замысел: убедить Гитлера в том, что для партии настало время действовать. Альфред напомнил Гитлеру основные факты.
— Хаос захватывает Германию, — говорил Альфред. — Инфляция выходит из-под контроля. Четыре месяца назад доллар стоил 75 тысяч дойчмарок, а вчера он уже перевалил за 150 миллионов! Вчера мой зеленщик просил 90 миллионов дойчмарок за фунт картошки. И я доподлинно знаю, что в самом скором времени печатные прессы казначейства будут выпускать банкноты в один триллион марок.
Гитлер устало кивал. Он все это слышал от Альфреда уже несколько раз.
— И посмотрите на эти бесконечные бунты, которые множатся, как грибы, — продолжал Альфред. —
Коммунистический путч в Саксонии, путч резерва рейхсвера [102] в Восточной Пруссии, бунт Каппа в Берлине, сепаратистский путч в Рейнской земле. Притом именно Мюнхен и вся Бавария — истинный пороховой бочонок, готовый взорваться! Мюнхен переполнен целой ордой партий правого крыла, оппозиционных правительству в Берлине, но из них мы определенно самые могущественные, самые сильные и лучше прочих организованные. Это наше время! Я разжигал энтузиазм населения, печатая в нашей газете одну за другой подстрекательские статьи, готовя его к решительным действиям со стороны партии.102
Вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг., ограниченные по численности Версальским договором.
Судя по виду Гитлера, тот был еще не до конца убежден. Альфред поднажал:
— Ваше время пришло! Вы должны действовать немедленно — или упустите момент.
Когда машина подъехала к зданию редакции «Фель- кишер беобахтер», Гитлер сказал только:
— Есть о чем подумать, Розенберг…
Через несколько дней Гитлер зашел в кабинет к Альфреду с довольной улыбкой. Он помахивал письмом, которое только что получил от Чемберлена, и зачитал отрывок из него вслух:
23 сент. 1923
Мой премного уважаемый и дорогой герр Гитлер!
У вас есть все основания удивиться этому письму, коль скоро вы собственными глазами видели, как трудно мне говорить. Однако я не могу устоять перед побуждением сказать вам несколько слов.
Я все гадал, почему именно вы — вы, человек столь выдающихся способностей в деле пробуждения людей ото сна и повседневных рутинных занятий — даровали мне более долгий и освежающий сон, чем за все время, начиная с судьбоносного августовского дня 1914 года, когда я был впервые поражен приступом этой коварной болезни. Теперь же, полагаю, я понял, что именно это характеризует и определяет вашу сущность: вы в одно и то же время истинный пробудитель и истинный податель покоя…
То, что вы принесли мне успокоение, связано в большой степени с вашими глазами и жестами ваших рук. Ваш взгляд работает почти как рука: он хватает и удерживает человека; и вы обладаете уникальной способностью фокусировать свои слова на конкретном слушателе в любой отдельно взятый момент. Что касается ваших рук, они настолько выразительны в своем движении, что соперничают с глазами. Такой человек несет отдохновение бедному исстрадавшемуся духу! Особенно когда он предан служению фатерлянду.
Моя вера в Германию ни разу не поколебалась ни на миг, хотя надежды мои, признаюсь, упали ниже некуда. Но вы одним махом изменили состояние души моей. То, что Германия в час своей величайшей нужды породила Гитлера, есть доказательство ее жизненной силы; ваши действия предоставляют этому новое доказательство, ибо личность и поступки человека связаны неразрывно.
Я сумел заснуть без посторонней помощи. И ничто не могло меня разбудить. Да хранит вас Бог!
Хьюстон Стюарт Чемберлен
— Должно быть, у него восстановилась речь, и он надиктовал его… Чудесное письмо! — проговорил Альфред, стараясь скрыть зависть. А потом торопливо добавил: — И вполне заслуженное, герр Гитлер.
— А теперь позвольте поделиться с вами настоящей новостью, — ответил Гитлер. — Эрих Людендорф объединил свои силы с нашими!
— Прекрасно! Превосходно! — отозвался Альфред. Людендорф был, мягко выражаясь, человеком эксцентричным, но он по-прежнему пользовался всеобщим уважением как пехотный генерал мировой войны.
— Он согласен с моей идеей путча, — продолжал Гитлер. — Он тоже считает, что мы должны объединить силы с другими группами правого крыла, даже с монархистами и баварскими сепаратистами, ворваться на вечернее заседание 8 ноября, захватить нескольких чиновников баварского правительства и заставить их под дулом пистолета принять меня как лидера. На следующий день мы массовым маршем пройдем по центру города к военному министерству и с помощью заложников и репутации прославленного генерала Людендорфа возьмем под контроль германскую армию. А потом превзойдем муссолиниевский марш на Рим, двинувшись на «красный» Берлин, чтобы низложить германское демократическое правительство.