Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции

Пройдя путь от бедного студента до академика, успев пожить и в царской России, и в советском обществе, Алексеев пережил множество взлетов и падений, происходивших как в личной его судьбе, так и в судьбе страны. За ослепительным ореолом его личности скрывается множество несчастий, печалей и терзаний. Изучая «повести одинокого негодования» китайского писателя Пу Сунлина, жившего за 200 лет до него, Алексеев обнаружил в них созвучие своей собственной судьбе, звонкий резонанс. Его дочь М. В. Баньковская в статье «Друзья и недруги Ляо Чжая» отметила, что за всю жизнь Алексеев перевел множество текстов древнекитайской литературы, но к Ляо Чжаю он питал «особые чувства». Она написала: «Эти особые чувства неслучайны: по словам Алексеева, как тяга господина Ляо Чжая к фантастике и чудесам была его главным приемом в схватке с гнетущей эпохой, так тяга Алексеева к созданному Ляо Чжаем фантастическому миру стала для него самого пищей для вдохновения (по собственному выражению Алексеева, в те годы он сам испытывал гнет разного рода). Без права на любовь к фантастическим мирам ни Пу Сунлин, ни Алексеев не смогли бы жить» [4, с. 131].

С конца 1920-х гг. научная работа Алексеева вызывала непрекращающуюся критику и нападки, его исследования подвергались сомнению. Некоторые «неспособные, лишенные стремления к знаниям» студенты «вели бесконечные пересуды об Алексееве… Особенно часто объектом клеветы становились произведения Ляо Чжая, якобы они прививают студентам суеверия о лисах и нечистой силе. <…> Люди невысокого сорта… хотели такими путями возвыситься» [4, с. 132–133]. Многие научные работы Алексеева так и не были опубликованы до самой его смерти, и в конечном итоге они отправились в архив в виде рукописей.

В конце 1930-х гг. в Советском Союзе поднялась волна масштабного террора, направленного на искоренение контрреволюции. Многих ни в чем не повинных представителей интеллигенции по разным обвинениям отправляли в тюрьмы и под расстрел. Группе китаистов, работавших под началом Алексеева, также не удалось избежать этой участи. Среди его последователей были талантливые ученые, которых арестовали по разным сфабрикованным обвинениям; кого-то из них приговорили к расстрелу, кого-то репрессировали [7] . Сам Алексеев под арест не попал, но столкнулся с многочисленными нападками и клеветой. 31 мая 1938 г. газета «Правда» напечатала нашумевшую статью Х. Муратова и М. Бурова «Лжеученый в звании советского академика» [15, с. 4] с прямым обвинением в адрес Алексеева.

7

Прославленный специалист по «Книге перемен» Ю. К. Щуцкий (1897–1938); Б. А. Васильев (1889–1937), которого Алексеев называл «талантливым молодым поэтом»; Н. А. Невский (1892–1937), выдающийся японист, китаист и тангутовед, а также другие ученые были расстреляны в годы «борьбы с контрреволюцией»; А. А. Штукин (1904–1963), внесший неоценимый вклад в перевод и изучение «Ши цзина», дважды подвергался аресту – в 1938 и 1949 гг., после чего жил в бедности, имел серьезные проблемы со здоровьем и пережил инсульт, повлекший за собой паралич.

Однако Алексеев не отступил и не пал духом перед лицом невзгод. Здесь сыграли роль и благородство духа, и настойчивость в следовании за мечтой, и то влияние, которое оказали на него восточная философия и восточная культура. Следуя предписанию из «Лунь юя» – «Оставаться в безвестности и не испытывать обиды, разве это не качество благородного мужа?» – Алексеев выбрал себе псевдоним Бу юнь чжай («Кабинет не испытывающего обиды»). Занимаясь переводами и исследованиями «Ляо Чжая», он мог отвлечься от мучившего его негодования и излить тоску на бумаге. Рассказывая китайские истории об удивительном, Алексеев вел свою борьбу против гнетущей эпохи.

В монографии 1934 г. «Трагедия конфуцианской личности и мандаринской идеологии в новеллах Ляо Чжая» Алексеев утверждает: «Ляо Чжай писал свои новеллы в обстановке, где на свободную мысль было явное гонение и где всякий намек на создавшееся положение, столь обыкновенный в речи негодующего патриота, был бы сочтен за преступление, грозившее смертью» [6, с. 301]. Так как Пу Сунлину не хватает «смелости говорить конфуцианским, непримиримым языком о современности», ему остается лишь взять «невероятное в защитники своих прав и убеждений вопреки конфуцианскому сознанию и конфуцианской же совести» [6, с. 307].

Человек, которому не приходилось сталкиваться с давлением среды или страдать из-за идеологических притеснений – человек, которому не довелось стать Пу Сунлину родственной душой – пожалуй, не смог бы обнаружить столько реализма в рассказах о лисах «Ляо Чжая».

Подводя итоги, можно сказать, что академик В. М. Алексеев посвятил свою жизнь исследованиям и переводам «Ляо Чжая» по самым разным причинам, но сводятся они, в конечном счете, к одному – это диалог двух душ, преодолевший время и пространство, диалог Алексеева и Пу Сунлина. В «Речных заводях» есть фраза «каждый миг искать встречи, находясь друг от друга за тысячу ли, и сердцем тянуться друг к другу всю жизнь, от рождения до смерти». В. М. Алексеев и Пу Сунлин, китайский господин Ляо Чжай, жили в разное время, в разных странах, принадлежали к разным народам, но благодаря их духовной связи Алексееву удалось превратить в высшей степени китайское произведение «Ляо Чжай» в книгу, понятную и близкую широкому кругу русских читателей; стать «Ляо Чжаем на русской почве» [8, с. 18]. Именно в этом кроется секрет успеха Алексеева в исследовании «Ляо Чжая».

Литература

1. ,. // . 2008. 3. 26–33. [Ли Сюйлань, Юэ Вэй. Переводы «Ляо Чжай чжи и» на русский язык и влияние переводов Алексеева // Пу Сунлин яньцзю, 2008, № 3. С. 26–33.] (На кит. яз.)

2. ,. . 30. :. 1975. 748. [Маркс К., Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. Том 30. Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1975. С. 748.] (На кит. яз.)

3. . — // . 2001. 20:4. 28–42. [Рифтин Б. Л. «Ляо Чжай чжи и» в России: перевод и исследование Алексеева «Ляо Чжай чжи и» // Ханьсюэ яньцзю тунсюнь, 2001, № 20 (4). С. 28–42.] (На кит. яз.)

4. M·B·. // . 2003. 1. 128–140 [Баньковская М. В. Друзья и недруги Ляо Чжая // Пу Сунлин яньцзю, 2003, № 1. С. 128–140.] (На кит. яз.)

5. K·. “” // . 1947. 128–139. [Чуковский К. И. Горький в годы работы редактором «Всемирной литературы» // Гаоэрцзи яньцзю нянькань, 1947. С. 128–139.] (На кит. яз.)

6. Алексеев В. М. Китайская литература. Избранные труды. М.: Наука, 1978.

7. Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. М.: Наука, 1987.

8. Пу Сунлин. Странные истории из Кабинета Неудачника (Ляо Чжай чжи и) / пер. с кит. В. М. Алексеева. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 2000.

9. H·. . :. 1995. [Бердяев Н. А. Русская идея. Пекин: Саньлянь шудянь, 1995.] (На кит. яз.)

10. Иванов В. И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994.

11. Серова С. А. Театральная культура Серебряного века в России и художественные традиции Востока (Китай, Япония, Индия). М.: Институт востоковедения РАН, 1999.

12. Алексеев В. М. Китайская народная картина. М.: Наука, 1966.

13. ··. 1907 / M·B·,. : . 2001. [Алексеев В. М. Дневники путешествия в Китай 1907 г. / вступ. ст. Баньковской М. В., Рифтина Б. Л. Куньмин: Юньнань жэньминь чубаньшэ, 2001.] (На кит. яз.)

14. Алексеев В. М. Трагедия конфуцианской личности и мандаринской идеологии в новеллах Ляо Чжая // ИАН СССР. Серия VII. Отделение общественных наук, 1934, № 6. С. 437–454.

15. Муратов Х., Буров М. Лжеученый в звании советского академика // Правда, 1938, № 148. С. 4.

References

1. Li Xulan, Yue Wei. “Liao Zhai zhi yi” translations in Russia and the influence of Alexeyev’s translations. Pu Songling yanjiu, 2008, no. 3. P. 26–33. (In Chinese)

2. Marx K., Engels F. Collected works. Vol. 30. Beijing, Renmin chubanshe, 1975. (In Chinese)

3. Li Fuqing (Riftin B. L.). Liao Zhai zhi yi in Russia – Alexeyev’s translations and his study of Liao Zhai zhi yi. Hanxue yanjiu tongxun, 2001, no. 20 (4). P. 28–42. (In Chinese)