Пробуждающий
Шрифт:
Йогические тексты описывали самадхи как блаженство, но его собственные ощущения отнюдь не были приятными. Романтические описания состояния анабиоза ни словом не упоминали безумный шквал переполнявших его эмоций. Позднее он научился выходить за пределы этих состояний, блокируя или избегая волн человеческих мыслей, какофонию чужих эмоций, затоплявших его разум, но в тот момент…
Остро и всецело осознавая самого себя, он вовсе не растворялся во всезнании и всевидении, не забывал, кем был. Ядро индивидуальности оставалось незатронутым, и одновременно с этим ощущением он вспомнил все забытое и прожитое в разных телах, в предыдущих рождениях и жизнях, – забыть их снова было уже невозможно. Все эти воспоминания снова стали частью его существа, и это знание заполняло его до краев.
Все цвета, эмоции, конфигурации и формы, виды, пол и сознание живых и умирающих проносились сквозь него острыми, колющими волнами. Тело оставалось безжизненным,
Наручные часы показывали, что он находился в состояния анабиоза полтора часа (обычно он засекал время перед выполнением Йони мудры). В только что произошедшем он не сомневался, точно зная, что именно с ним случилось. Это походило на ощущения измученного голодом и жаждой путника, нашедшего после долгого путешествия безопасное и гостеприимное место. Долгая мучительная жажда была утолена, и его переполняли облегчение, благодарность и удовлетворение.
Проснулся он поздно. Обеспокоенная мать звала его на завтрак, который он благополучно проспал. Заставив себя подняться, он вспомнил бездну, открывшуюся ночью, диапазон собственных эмоций, онемение тела.
…Последствия первой экспедиции в пустоту были довольно тревожными: он начал стремительно стареть. Ничего тогда не зная о существовании высших пранаям, позволяющих уму и телу выносить подобные испытания, он чувствовал непроходящую усталость и депрессию. Большую часть времени он лежал, глядя в потолок, вспоминая детали пережитого; всякое желание заниматься йогой пропало, вместе с аппетитом и интересом к жизни. Ничто не могло стряхнуть охватившую его вялость.
Мать теребила его, пыталась заставить хотя бы регулярно есть. Она была уверена: он страдает от безответной любви, и переубедить ее он не пытался. Через какое-то время он все же попробовал рассказать ей и двоюродным братьям о пережитом, но все смотрели на него со странным выражением. А затем осторожно предположили, что он страдает от психического расстройства и нуждается в специальном лечении. После этого он совершенно замкнулся в себе. Понять его мог только Учитель, так как подобные переживания лежали за пределами понимания обычных, считающих себя нормальными людей. Именно тогда он начал распознавать невидимую грань, разделяющую мирян и духовных искателей.
Некоторые из открытий первого самадхи шокировали, оно вовсе не было состоянием блаженства, как это представляли непосвященные. Вдобавок к телесным переменам, самадхи полностью меняло восприятие реальности. Освобождение ума от обусловленного состояния обнажало печальную правду об институтах религии и власти – это были фантомы. Постулаты и истины, транслируемые родителями и другими взрослыми, оказались относительны. Он скоро понял, насколько тернистым может быть путь духовных исканий, если йогин живет в семье – бесцеремонные вмешательства и наставления могут стать невыносимыми.
Вдохновленный искатель мог двигаться в потоке воображения, а люди вокруг оставались обездвиженными. Главным образом они пытались остановить того, кто менялся на их глазах, отговорить его (или ее) от этой духовной чепухи, называя самоосознание «пустой тратой времени». Доброжелатели апеллировали к долгу или ответственности искателя перед семьей, обществом, страной, даже человечеством, требуя полного подчинения общепринятым правилам и нормам. Непрактичного мечтателя стыдили за уклонение от этих эфемерных обязанностей, обвиняя в эгоизме и перечисляя все, что для него делалось. Чужой прогресс заставлял людей чувствовать собственную неспособность к развитию, и это было для них невыносимо. Нарушителя правил и норм необходимо было предупредить, пристыдить, отругать, исправить, остановить. Короче говоря, положение тех, кто испытал йогическое самадхи, находясь в «нормальном» мире, было незавидным.
Как-то, принимая душ, он заметил на груди седые волосы – и внезапно все встало на свои места: самадхи было встречей со смертью, тело восприняло отсутствие сердцебиения и дыхания как верный знак приближающегося конца. И, поколебавшись, послушно начало стареть, устремляясь к предписанному и неминуемому распаду. Под влиянием пережитого состояния разум начал считать любую деятельность бесполезной, а кончину – необратимой, так как тело прошло через врата смерти. Ум нуждался в подсказке, наставлении, которое могло бы вернуть его к жизни, заставив почувствовать пульс и напряжение мышц, запах пота, ток крови…Тело нужно было заново
научить жить, и он упрямо поднимал тяжести и делал бесчисленные махамудры [107] .107
Махамудра – на санскрите «мудра» означает «печать», поэтому «Махамудра» буквально означает «великая печать». В Крия йоге махамудра представляет собой сложное действие, включающее одновременное выполнение сидячей позы, в которой сочетаются бандхи (энергетические замки), мудры, в том числе кхечари мудра, и движение внимания по энергетическим центрам тела.
Поначалу даже подняться с кровати было тяжело, однако упорные физические упражнения остановили прогрессирующее старение, и даже некоторые седые волосы вновь потемнели.
Самадхи было не пунктом прибытия, а следующей главой, ступенью, началом нового путешествия.
Трюк или достижение; утерянный смысл Самадхи
Шри Сатьячаран Лахири впервые вошел в состояние самадхи, когда ему было далеко за пятьдесят. К тому времени отец Учителя, Тинкори Лахири, уже оставил тело. Когда его спрашивали о самадхи, Гуру никогда не вдавался в подробности: «Вы узнаете все необходимое, когда испытаете это сами». Конечно, Учитель был прав, и краткость его ответа подкреплялась хорошо известной аллегорической притчей. Присутствующая при родах девственница не может полностью понять смысл происходящего. Не понимая предшествовавших родам событий, всех чувств и эмоций матери, путем наблюдения за чьими-нибудь родами невозможно прочувствовать, что это значит – родить ребенка. И то же самое касалось трансцендентности ума, состояния, при котором сознание выходило за пределы всего, кроме самого себя – и становилось одновременно всем.
Известно, что после первого самадхи, всякий раз, закрывая глаза, Гуру мог видеть собственную душу, Дживу. Она возникала в виде золотой человеческой фигурки, размером всего в несколько сантиметров, излучающей сияние.
Про случаи самадхи Гуру все же рассказывал, и однажды поведал слушателям историю, случившуюся в Бенаресе в конце 1930-х годов. Прибывший в город садху стал просить разрешения у британских властей на проведение эксперимента. Этот аскет намеревался оставаться под землей без еды и воды в течение шести месяцев и запрашивал официальную охрану, что подтвердило бы подлинность испытания. Разрешение было выдано, и садху сбрил все волосы на голове и теле, чтобы в них не завелись насекомые. Затем тщательно прочистил кишечник и желудок различными пракшаланами [108] , чтобы внутри не осталось и следа органики. После садху выпил немного топленого масла для смазки желудочно-кишечного тракта и залез в яму, вырытую специально для него. Подземелье закрыли досками и приставили охрану из солдат, назначенных местными властями. Садху вошел в состояние анабиоза.
108
Пракшалана – санскритское слово, означающее «очищение»; йогические техники очищения пищеварительной системы, включая весь желудочно-кишечный тракт.
Через полгода импровизированную пещеру вскрыли и извлекли оттуда вполне живого аскета; этот факт был задокументирован британскими властями, обычно следившими за подобными случаями. Из-за отсутствия солнечного света кожа садху пожелтела, на теле по-прежнему не было ни единого волоска. Он выглядел свежевыбритым, и даже его ногти, подстриженные шесть месяцев назад, остались короткими. Помощник или ученик садху принялся осторожно массировать ему шею и плечи, нажимая на определенные точки и шепча мантру в левое ухо. Разжав зубы аскета, ассистент влил тому в рот немного топленого масла, чтобы запустить и прочистить кишечник. Ставший чрезвычайно чувствительным к солнечному свету после долгого заточения садху провел несколько дней в полной темноте. Каждый день дверь слегка приоткрывали, и ассистент постепенно поднимал шторы и, наконец, садху вышел из помещения. Потребовалось около недели, чтобы он начал ходить без посторонней помощи. Еще через несколько недель он смог говорить, приобрел известность и разбогател, получая многочисленные пожертвования.
Этот садху слышал о Лахири Махасая и поэтому согласился встретиться с его внуком, Сатьячараном Лахири. За обедом и чаем они проговорили довольно долго. Сатьячаран Лахири спрашивал о техниках, позволивших садху оставаться живым в бездыханном состоянии на протяжении шести месяцев, о мыслях и эмоциях, переживаемых в состоянии анабиоза. Ответы были вполне честными: «Я не чувствовал ровном счетом ничего, мое состояние было подобно коме. Все функции тела прекратились, и, в отличие от йогического самадхи, ум был пуст и темен. Никаких мыслей и эмоций у меня не было, лишь абсолютная тьма небытия…».