Пробуждение мёртвых богов 2
Шрифт:
Какой-то легионер то ли из третьей, то ли из четвёртой контубернии выкатился из-под ног и завопил:
– Почему нами командует какой-то выскочка, новобранец? Что, у нас нет достойных деканов?
На секунду всё замерло, но помощь пришла с совершенно неожиданной стороны: рядом с паникёром очутился здоровяк Примиус Юлий, ткнул его кулаком – слегка, чтобы не выводить из строя.
– Заткнись, придурок! – и, обращаясь к Марку, воскликнул: – Вперёд, командир! Мы – за тобой!
Неожиданная передышка кончилась, словно кто-то отпустил давно сжимавшуюся пружину. В бой! Больше никаких сомнений, вперёд! Воодушевлённые уверенными командами, вестью о том,
Вокруг молодого опциона падали друзья и соратники: схватился за голову и осел Примиус Юлий, дружище Рем стоял по-прежнему рядом, но левая часть его лица была залита кровью. Несмотря на потери, Марку казалось, что легионеров не становится меньше: почудилось, что справа рубится изо всех сил Агенор, погибший на Каталаунских полях, отчаянно отбивается от свевов хромой Петроний, оставшийся там же. А вон там, подальше, бьётся, как лев старый легат Кастул, погибший при штурме Рима!
Падают легионеры, но враг теряет в несколько раз больше своих бойцов и уже не атакует, а прилагает все силы, чтобы не побежать, спасаясь от этих непобедимых чудо-воинов.
А потом свевы всё-таки побежали, теряя оружие и вопя: с другой стороны на них летели воины третьей когорты, получившие призыв о помощи… Марк, несмотря на многочисленные ранения, вёл свою центурию до конца. И только когда от свевов остались лишь убитые и пленные, шатаясь, и вытирая кровь сделал несколько шагов навстречу командиру когорты.
– Мы не отступили, центурион. Мы сражались до конца! – и упал на землю.
ГЛАВА XVII. ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА…
Император Алексий Деций Либератор
На этот раз мои давние друзья, о которых я успел основательно подзабыть, решили встретиться со мной на новой локации: это была окраина какого-то хмурого городишки, заросшие мхом деревянные скамейки в глухом парке.
– Здравствуйте, ваше Величество! – на этот раз первой начала разговор Лена, в своём ироничном стиле. – Я знаю, что в Риме правителей так пышно не именуют, но как-то несолидно говорить взаправдашнему императору: «Привет, старина!»
– Ладно, какие там счёты между старыми друзьями, – я говорил почти искренне: во-первых, Максим Викторович и Лена оставались какой-то ниточкой, связывающей меня с прошлым, которое будущее, а во-вторых, хоть они и не появлялись давно, однако все их последние визиты были для меня исключительно полезными, призрачные товарищи всё-таки здорово мне помогали. – Чем обязан в этот раз вашему появлению?
– Ты знаешь, мы очень рады за тебя, – Максим Викторович улыбнулся, – ты всё-таки справился почти со всеми проблемами, и сейчас тебя вполне уже можно именовать Величеством.
– Спасибо, я старался… Ну, и вы помогали советами!
– Ты только не прогневайся, великий государь, – хихикнула Лена, – но расслабляться тебе рано. Тут, понимаешь, время такое, тишины и покоя не может быть по определению.
– Да я и не собираюсь расслабляться, у меня тут такая буча назревает…
– Это ты верно сказал, буча назревает мощная, – это уже Максим Викторович, – не скажу, что она будет последней, и потом настанет мир и благодать, но решающей станет точно!
– Ты как, свои клыки не затупил, надеюсь? – улыбнулась Лена. – Здорово ты тогда их в дело пустил! Ну, а теперь они тебе
в сто раз нужнее будут…– И не только, чтобы победить, Алёша. Ты должен будешь вышибить из этих негодяев малейшую попытку даже подумать о том, чтобы косо посмотреть на Рим, до десятого колена зарубить на своём носу!
– А кто же эти негодяи? Византия – мелковато, вроде?
– Не очень-то и мелковато, но сейчас они заручились помощью очень сильного союзника, сам знаешь, какого… Ну всё, пока, император, нам пора…
Как обычно, разговор прервался на полуслове. Я стоял на опустевшей аллее, под хмурым утренним небом, а мои собеседники просто исчезли. Хотел выругаться, но где-то далеко закукарекал вестник рассвета, и сон закончился. Я лежал на кровати в императорском дворце, утро вступало в свои права, а где-то среди хозяйственных построек очень слышно и пронзительно орал петух.
Я вернулся из поездки в провинцию, где провёл три дня, решая важные вопросы, поздно вечером, уставший до предела, и сразу лёг спать. Сейчас, разбуженный петушиными криками, вышел во двор и плюхнулся в бассейн чтобы взбодриться – эта привычка зажиточных римлян начинать утро с купания в бассейне мне очень нравилась, и я старался по возможности ей следовать.
– Как у вас тут дела, что Марк? Так и не успел с ним толком поговорить – то он лечился, то я мотался по Империи, – мы неторопливо завтракали с Мариной, решая важные государственные и семейные дела, – как наши будущие родственники, состоялась ли ваша встреча? Я вижу, что Лициния явно торопится со свадьбой, раньше за ней такой спешки не замечалось!
– Ясное дело, торопится! Раньше именно мы были больше заинтересованы в этом союзе, когда ты только завоёвывал авторитет, а Марк был неоперившимся новобранцем. Сейчас твой авторитет непоколебим, тебя любят, уважают и слушают. А Марк – молодой центурион, подающий большие надежды, имеющий все шансы стать в будущем императором.
– А может, просто дело в том, что она боится повторения истории с этой негодяйкой Агриппиной и хочет поскорее закрепить этот союз?
– Может, и так. Только я бы не называла её негодяйкой, – задумчиво сказала Марина, – конечно, она совершила негодный поступок, но ведь девочка не была в этом деле главной, её подговорили родители. А потом она полюбила нашего Марка, я знаю это. Она разрывалась на части, хотела быть с ним…
– Угу. Хотела, чтобы он убежал вместе с ней, бросив Империю, забыв свой долг!
– Да, ты всё верно говоришь… Но девочка действительно его любила. Это не просто шпионско-политические интриги, это очень несчастная, изначально обречённая любовь, причём обоюдная.
– А как Марк сейчас? Последствия ранений он вылечил, а вот что у него внутри?
– Ты знаешь, мне удалось немного поговорить с ним. Он, мне кажется, полностью выжег у себя в душе все малейшие движения в вопросах любви, женской привязанности и прочего. Он теперь только воин, и может любить лишь родителей и друзей-соратников.
– Так он что, теперь не собирается жениться? – спросил я.
– Я тоже задала ему этот вопрос, – улыбнулась Марина, – он покачал головой и сказал, что помнит о своих обязанностях и не намерен от них отказываться. Мне кажется, мальчик не хочет, чтобы мы или кто-то другой вспоминали эту жуткую историю, и говорили с ним об этом. Он не собирается делать глупости, это теперь воин и сын императора, а тема женской любви для него закрыта.
– А как же… Он ведь сказал, что свои обязанности помнит, значит, жениться не отказывается?