Пробуждение мёртвых богов

Я поделился с ним своими сомнениями: не могли ли настоятели скрывать информацию? Тот покачал головой, отвергая такую возможность, но пояснил, что это нам ничего не даёт: ведь тот мог уехать с острова на материк Империи, где этих монастырей как зёрен в колосе.

Итак, этот вопрос тоже пришлось закрыть. Честно говоря, я быстро сбросил этот груз: другие проблемы волновали гораздо больше, а новый начальник охраны меня вполне устраивал, и я отложил поиски предыдущего. Ну, мало ли, вдруг просветление произошло у человека, уверовал реально, решил уйти от мирской жизни. А чтобы мы его не нашли, специально выбрал отдалённое место.…

Но на душе было неспокойно. Один уверовал, другому башку проломили, деньги исчезли. Жрецы на местах катят бочку, старый жрец прикидывается ягнёнком. Похоже, что назревает какая-то катастрофа. А что делать, чтоб её избежать – непонятно!

Вечером Марина отказалась от ужина, сидела нахохленная и раздражительная. Потом ей стало плохо, её просто выворачивало наизнанку в приступах тошноты. Пришёл лекарь, осмотрел её, и «успокоил» меня:

– С вашей женой всё в порядке, это не отравление. Просто она беременна.

– Как это? – тупо спросил я.

– Как это обычно бывает с замужними женщинами, – улыбнулся лекарь.

*Попина – дешёвая забегаловка с подачей вина. Кабак, таверна

ГЛАВА XXI. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

Следующие полгода я методично разгребал все накопившиеся дела. Поразительно: стоило мне оставить провинцию на совсем короткое время, как всё пошло наперекосяк. Крупные проблемы, вроде пропавших денег, или начальника стражи больше не всплывали, однако я догадывался, что их могли просто хорошо скрывать. В любом случае сейчас я, погружённый в дела и занятый своей беременной женой, никак не мог уделить этому достаточно внимания.

Через некоторое время стали приходить тревожные новости с материка. Вскоре после битвы на Каталаунских полях, Аттила отступил на север, тем самым, убедив всех в том, что угроза от него прошла. Пока Аэций наводил порядки в Галлии, вождь гуннов за зиму обогнул Альпы и уже на следующий год вторгся в никем не защищённую Италию. Один за другим разрушил несколько крупных городов, после чего отправил войско в столицу Империи – город Медиолан*. Там он захватил спешно покинутый императором дворец и учинил совершенно варварские бесчинства, уводя римлян в плен и разоряя виллы богатых жителей.

Как следовало из докладов, к нему даже выдвинулся на переговоры римский Папа Лев I, который, в отличие от императора Валентиниана, не побоялся встретиться лично с гуннским предводителем, прося его оставить Италию в покое и отпустить римских граждан.

Не знаю, что помогло больше: вмешательство Папы, тот факт, что Аэций своими оставшимися силами принялся бить по гуннским тылам, или чума, ударившая по кочевникам, но вскоре Аттила покинул столицу. Сам Аэций, как говорят, получил подкрепление от императора Восточной империи Маркиана и теперь старался выжать гуннов с территории страны.

Я же тем временем пытался навести порядок на своей территории, искренне надеясь, что Кастул с гвардией смогут вернуться домой невредимыми.

* * *

– Что, опять? – я тоскливо посмотрел на Иуста Аэлия, исполняющего должность начальника полиции.

– Опять, ректор, – Иуст посмотрел на меня с сожалением, – Устроила скандал из-за того, что какой-то заезжий легионер поднял её на смех, когда она рассказывала о своих военных подвигах. Хорошо, что мои ребята были недалеко, успокоили её.

– Каким образом успокоили? – мрачно спросил я. – Неужели кто-то смог её остановить силой?

– Что вы, ректор! Мы знаем, с кем имеем дело, – улыбнулся Аэлий, – нам просто удалось её уговорить.

– Где она сейчас?

– Ушла к себе в скверном настроении, но пока ведёт себя тихо.

– Хорошо, Иуст. Пострадавший воин претензий не предъявляет?

– Да вроде, нет. Он совершенно ошарашен тем, как его, боевого легионера, одолела женщина. Сейчас двое моих парней сидят с ним в попине, угощают вином и рассказывают о том, что за женщина его чуть не убила, – Иуст с трудом прятал улыбку.

– Ладно, пускай поят его и дальше, лишь бы он не поднимал скандала, – я протянул ему несколько серебряных монет, – отдай парням, пусть не жалеют вина, и проследи, чтоб легионер остался доволен и не поднимал шума. А ей скажи, что я хочу её видеть.

Оставшись один, я сжал виски ладонями, и медленно, с чувством, выругался по-русски. Несмотря на то, что в латинском лексиконе того времени было предостаточно горячих словечек, не уступающих русским, я в случаях эмоционального срыва, по привычке, бессознательно выдавал тирады на родном языке.

Выздоравливающая после ранения на Каталаунских полях Брунхильда доставила мне столько хлопот, что я иногда смутно жалел, что вмешался в естественный ход событий, пожалел женщину-воина и забрал вместе со своими ранеными. В покое и мире, при хорошем питании она быстро пошла на поправку, и через несколько месяцев уже ходила по двору, а вскоре стала выбираться в город.

Всю жизнь проведшая в войнах, походах и битвах, среди буйных и грубых предков викингов, она совершенно не знала мирной городской жизни, обладала своенравным и упрямым характером и продолжала вести жизнь воительницы. То устроит пирушку, где легко перепьёт любого мужчину, то нахамит важному чиновнику, то затянет среди ночи боевую скандинавскую песнь, подняв на ноги весь дом.

Распахнулась дверь кабинета и моя головная боль вошла внутрь.

– Ну, чего там у тебя? – довольно грубо спросила она. Вежливость и хорошие манеры не были её отличительными чертами.

– Брунхильда! Ну сколько уже можно бросаться на людей! Ты же не на поле боя, а в мирном полисе!

– А я не хочу жить в этом твоём вонючем полисе, где ни за какие деньги не достать настоящего хмельного мёда, где хозяева кабаков не хотят наливать мне вина, потому что я женщина. А если и уступают моему напору, то начинают возмущаться посетители. Я хочу назад, к своим друзьям!

– Твои друзья хотели помочь тебе умереть на поле боя! А я забрал тебя с собой, лечил, выхаживал, поселил в своём доме, терпел насмешки воинов и недоумение жены!

– А кто просил тебя это делать? Мои друзья проводили меня в Вальхаллу, я уже почти там была, вместе с Гуннаром, Хрольфом и другими. Я видела чертоги Одина, меня ждали за накрытыми столами мои отец и братья, чтобы пировать весело и славно, а потом сражаться и всегда побеждать врагов! Но ты не дал мне радостно умереть, а потащил в свой полис. Зачем? Что мне здесь делать? Тебе не нравится, как я себя веду, так отправь меня обратно, где я никому не буду мешать!