Пробуждение Посейдона

Этому не суждено было сбыться. Более крупный корабль находился теперь в пределах тысячи километров от верхних слоев атмосферы Посейдона и все еще двигался слишком быстро, чтобы пережить контакт с воздухом. Наконец двигатель отключился, "Ледокол" перешел в режим свободного падения, и спускаемый аппарат отсоединился. Они могли видеть его с помощью своих сенсоров при максимальном увеличении: он был в десятую часть размера звездолета, пухлый дельтовидный с коротким хвостовым плавником. Гома видела похожие транспортные средства в гражданских музеях в Гочане и Намбозе, сохранившиеся с первых дней поселения Крусибла. Она очень хорошо знала, что они не были спроектированы для изнурительных условий знойного мира суперземли, такой как Посейдон.

Спускаемый аппарат включил свои управляющие двигатели и увеличил дистанцию от своего материнского корабля. Как только расстояние между ними достигло километра, заработал собственный двигатель "Ноя", пытаясь еще больше снизить остаточную скорость, прежде чем он столкнется с трением о верхние слои атмосферы. С точки зрения "Мпоси", видимый лик Посейдона был наполовину днем, наполовину ночью, а два корабля - крошечными яркими точками на фоне темнеющей линии терминатора.

– Мне неприятно констатировать очевидное, - сказала Юнис, свирепо глядя на свои запястья, которые только что освободили от ремней, - но Кану не добьется многого, если Восставшие все равно будут раздавлены насмерть при повторном входе в систему.

– Он завоюет мир, - сказала Гома, - потому что, когда у него был выбор, он поступил по-человечески.

– Ты имеешь в виду бесполезную вещь.

– Если вы хотите начать выдавать себя за одну из нас, начните мыслить чуть менее аналитически. Вы бы действительно позволили Восставшим умереть?

– Дакоте? В мгновение ока.

– А остальным? Мы знаем, что на борту их несколько.

Она встретила это молчанием, поджав губы. Но Гоме было достаточно знать, что у Юнис есть свои пределы.

– Я подала сигнал Назиму, - сказала Васин без особого энтузиазма в голосе.
– Сказала ему, чтобы он срочно доставил "Травертин" на рандеву. Мы ничего не можем сделать для Кану, но у нас есть трансатмосферный посадочный модуль на главном корабле. Если все остальное не сработает, мы могли бы отправить его вниз под автономным управлением.

Гома кивнула - это был правильный поступок, но даже если бы модуль сел на поверхность, это никак не повлияло бы на шансы Кану. В масштабах солнечной системы, особенно такой компактной, как эта, "Травертин" двигался не быстрее "Мпоси". Ему все равно потребовалось бы несколько дней, чтобы пересечь систему со своей орбиты вокруг Орисона.

Но что еще оставалось делать капитану, как не отдавать приказы, в которых таилась надежда?

– Спасибо вам, Гандхари. И спасибо вам за то, что освободили Юнис от этих оков.

– Она не прощена - по крайней мере, до тех пор, пока я не выясню, за что именно ее нужно простить, - но я ничего не выигрываю, держа ее связанной. Она явно достаточно умна, чтобы использовать нас так, как сочтет нужным, и сейчас я бы предпочла, чтобы у нас была хотя бы иллюзия сотрудничества.

– Вы сможете простить ее, когда будете готовы, - сказал Ру.

Юнис выглядела невозмутимой.
– Я не нуждаюсь ни в чьем прощении. Я сделала то, что должно было быть сделано.

– То, что вы сделали, было жестоко, - сказала Гома.
– Никто этого не оспаривает. Но вы также правы в том, что это было единственное, что могло помочь Кану.

– И напомни мне, как именно это помогло Кану?
– сказал Ру.
– Потому что с того места, где я сижу, у них такие же неприятности, как и прежде.

– У него был выбор, - сказала Гома.
– Это все, что имело значение. Что выбор, в конце концов, был за ним, и он выбрал тот единственный, с которым мог жить.

– Она добралась до тебя, - сказал Ру, с отвращением качая головой.
– Когда ты принимала ту ванну в колодце, она влила в тебя немного своего яда. Не так ли, Юнис?

– Пожалуйста, - сказал Грейв, ходатайствуя поднятыми руками.
– Все, что сделано, то сделано. Мы можем либо нести наши обиды дальше и позволить им тяготить нас, либо позволить им развеяться, как семенам одуванчика.

– Почему мы должны прислушиваться к тому, что вы хотите сказать?
– спросил Ру без тени гнева или обвинения.
– Вы верующий, но тонете в своих собственных суевериях. Вы враг всего рационального.

– Со мной тоже поступили несправедливо. Каждый из вас, по-своему, был готов увидеть во мне самое худшее. Но я никого из вас не виню ни за это, ни за те расхождения во мнениях, которые вы сейчас разделяете. Правда в том, что у Юнис есть перспектива, которую в настоящее время никто из нас не понимает. Она бывала здесь раньше и действительно понимает последствия. Пока мы не поймем ее точку зрения, мы не можем судить о ней. Мы также не можем винить себя, если наши симпатии не всегда совпадают. У вас, Ру, есть право чувствовать себя обиженным. С вами тоже поступили несправедливо, причем ужасным образом. Но Юнис действовала на основании имеющихся у нее фактов, и, с ее точки зрения, это было совершенно рациональное решение. Что-то причиняло боль ее друзьям, что-то в вашей крови. Спросите себя, насколько быстро вы бы вышли за рамки очевидного объяснения - что вы добровольно участвовали в убийстве Восставших?
– Но Грейв не позволил ему позволить себе роскошь зацикливаться на ответе.
– Гома права, и это не имеет никакого отношения к Юнис. Она просто ясно видит вещи, как должны смотреть и все мы. Кану поступил единственно по-человечески, как поступил бы любой из нас в подобных обстоятельствах. И если понадобился перевод "Занзибара", чтобы привести нас к этому моменту, к этому шансу на окончательное примирение между людьми и Восставшими, я думаю, это было к лучшему.

– Вы, люди, любите свои жертвы, - сказал Ру.

– А вы, люди, любите свою уверенность. Никто из нас не враг, Ру - по крайней мере, никому из нас не нужно им быть.
– И он кивнул на голубой рассеченный диск Посейдона, с каждой минутой увеличивающийся в небе.
– Только не перед лицом этого.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Нисса усадила свою громоздкую фигуру в скафандре на командное место на борту шаттла "Ной", быстро ознакомившись с расположением приборов и входов управления: они не слишком отличались от тех, что были на борту "Наступления ночи". При обычных обстоятельствах шаттл с удовольствием полетел бы сам. Но эти конкретные обстоятельства были совсем не нормальными, и посадочный модуль был весьма готов обратиться к человеческому руководству.

– Бедняжка в замешательстве, - сказала Нисса.
– Как собака, которую заставляют выучить новый трюк. Он не может найти приемлемое решение для входа и задается вопросом, почему он был помещен в такое положение.

– Ты хочешь сказать, что он знает, что мы все умрем, и не хочет быть соучастником заговора?
– спросил Кану.

– Подумайте об этом по-доброму, - сказал Свифт.
– Это простая машина, и она делает все, что в ее силах. Могу я предложить немного более крутой угол атаки - скажем, два дополнительных градуса подъема носа вверх?

– Я управляю этим самолетом или ты?

– Приношу свои глубочайшие извинения. В сложившихся обстоятельствах вы выполняете весьма похвальную работу.

Но Нисса все равно изменила угол их сближения и согласилась позволить Свифту давать такие советы, которые он сочтет полезными. Дело в том, что даже от Свифта нельзя было ожидать чудес.

– Если это последнее, что мы делаем, - сказал Кану, - было бы обидно не увидеть одно из колес вблизи. Можно ли найти для нас профиль полета, который позволит нам находиться в пределах видимости подходящего колеса?