Пробуждение Посейдона

Гома знала, что колодец на самом деле был супом из наномашин. Когда ее пальцы сомкнулись вокруг шарика, колодец почувствовал ее намерение и организовал свои ресурсы - само знание - для создания "цельного" изображения, шара, составленного из наномашин с гораздо большей плотностью, чем в прозрачной матрице. Когда она вытащила свой светящийся приз из колодца, машины, составляющие сферу, отражали горизонт человеческих знаний в тот момент времени. Она могла бы содрать корку, обнажив наилучшее предположение о недрах планеты - вишнево-красное ядро или мертвое, как камень, немагнитное сердце.

Но наномашины ревниво оберегали себя, и приз был таким же эфемерным, как сказочный подарок. Даже когда она держала его в руке, машины начали просачиваться сквозь ее хватку обратно в бассейн. Если бы она попыталась вынести свой приз за пределы обода устройства, шар превратился бы в жидкость и растекся бы цветным потоком. Не было ничего плохого в том, чтобы попытаться победить это, и она пробовала снова и снова, надеясь удержать в своей ладони кусочек мира. Но это было бесполезно, потому что машины оказались быстрее, чем предполагалось.

Гоме было приятно, что никто больше, казалось, не проявлял интереса к комнате знаний - по крайней мере, пока. Ей нравилось бросать миры обратно в колодец, наблюдая, как они сжимаются и возвращаются на свои прежние орбиты. Какая из этих планет или лун, гадала она, послала сигнал ее матери? Никто не знал.

Выходя из комнаты после одного посещения, она увидела двух мужчин, суетливо идущих по коридору, в котором она находилась. Оба были сторонниками Второго шанса, что было очевидно по их темно-красной одежде. Это была не совсем униформа - стили варьировались от случая к случаю, - но достаточно близкая, чтобы передать чувство родства и общей цели. Одним из мужчин был дородный бородатый Караян, другой - помоложе и худощавее.

Гома не желала никаких контактов с этими людьми, поэтому ее первым побуждением было нырнуть обратно в комнату знаний. Но это было бы слишком очевидным и трусливым ходом. Она решила проявить наглость - в конце концов, они собирались продолжать натыкаться друг на друга.

– А, - сказал бородатый мужчина.
– Грозная Гома. Неужели вы не могли придержать язык, хотя бы на время представления Гандхари?

– Я сказала то, что было у меня на уме.

– Да, мы заметили.
– Глаза Маслина Караяна сузились, глядя на нее из-под нависших бровей.
– Крусибл - это демократия, на случай, если вы еще не поняли. И мы находимся на борту этого корабля по обоюдному согласию - имеем такое же право на свои места, как вы или любой другой ученый.

– Я не говорила, что это не так.

– Вы также не скрывали своих неприязненных чувств, - сказал Караян.

– Я имею на них право, - сказала Гома, испытывая некий постыдный трепет от собственной нарочитой воинственности.

Молодой человек до сих пор хранил молчание. У него было бледное лицо и копна светлых волос, которые лежали на голове тугими локонами, за исключением завитка, закрывавшего половину лба.

– Вы действительно так сильно нас ненавидите, Гома? Только потому, что у нас немного другой набор ценностей, чем у вас?

– Я должен идти вперед и встретиться со своей женой, - сказал Караян другому мужчине.
– Увидимся на вечернем собрании, Питер.

– Спасибо тебе, Маслин.

Караян дотронулся большой рукой до плеча молодого человека и пошел дальше по коридору, оставив Гому наедине с человеком по имени Питер.

– Я не мешаю вам уйти, - сказала Гома.

Мужчина улыбнулся, хотя в выражении его лица было больше печали, чем веселья.
– Я Питер Грейв, чего бы это ни стоило. Да, я сторонник Второго шанса и уважаю Маслина, но я также надеюсь, что мы с вами могли бы стать друзьями, по крайней мере, пока мы застряли на этом корабле.

– Зачем вам это нужно?

– Потому что я восхищаюсь вами. Потому что я знаю, что вы сделали, чтобы избавить свою мать от этого.

– Последнее, что я хочу слышать, - это разговоры "Второго шанса" о моей матери.

– У нас широкий альянс. Не все несут одинаковую ответственность за Ндеге.

– Так что вы об этом думаете?

– Я думаю, всегда есть основания для прощения.

– Тогда вы ошибаетесь. Моя мать не нуждалась в прощении. Прощение требуется только тогда, когда вы совершаете преступление.

– И поступки вашей матери не считаются преступлением?

– Она пыталась сделать что-то хорошее.

– Я с этим не спорю, но одни только добрые дела не могут оправдать ошибок, которые убивают сотни тысяч людей.
– Грейв протянул ей ладони своих рук.
– Послушайте, последнее, чего я хочу, - это вникать во все это. Я просто чувствую, что если мы сможем, по крайней мере, договориться о том, чтобы ладить друг с другом, это намного облегчит жизнь всем нам. Маслин, знаете ли, не такой уж людоед - никто из нас им не является.

– Вы верите в бога, Питер Грейв?

– Мои убеждения или что-то еще не поддается простым ответам.

– Тогда это значит "да".

– Вы оказываете мне медвежью услугу, Гома.
– Он отвел глаза с выражением сожаления на лице.
– Честно говоря, я надеялся на лучшее от вас. Непредубежденность, готовность принимать различные точки зрения...

– Есть только одна точка зрения.

– Непогрешимая мудрость науки?

– Называйте это как хотите.

– Возможно, вас удивит, если я скажу, что я большой поклонник науки. Я даже читал кое-что из ваших работ.

– Полагаю, это помогает узнать своего врага.

– О, пожалуйста.
– Наконец он поднял сдающуюся руку.
– Не берите в голову. Замечание сделано. Замечание высказано очень превосходно. Мне жаль, что я задержал вас - жаль, что один из нас не готов начать строить мост. Однако вы ошибаетесь - ошибаетесь насчет меня, ошибаетесь насчет всех нас. Я просто надеюсь, что вам не потребуется остальная часть путешествия, чтобы преодолеть свои предубеждения.

Гома удивленно моргнула.
– Это у меня предубеждение?

Но Питер Грейв уже проскальзывал мимо нее.
– До свидания, Гома Экинья.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кану путешествовал по Земле уже неделю, когда добрался до Лиссабона. То время казалось невероятно насыщенным происшествиями: визит к скорбящим Далалам, перелет на дирижабле через Аравийское море, теплый прием в аквалогии, его тревога по поводу бедственного положения его старого друга Левиафана. Выполнив свои обязательства перед Далалами и нанеся визит вежливости морскому народу, он наконец почувствовал, что может позволить себе сбавить темп и провести некоторое время на одном месте. Поиски жилья заняли большую часть дня; теперь, отдохнувший - и уже не находящий земной свет и гравитацию такими обременительными, как тогда, когда он только прибыл, - Кану не строил грандиозных планов на свой день, кроме поездки на набережную и посещения художественной выставки. Он отправился в путь на водном такси, жужжащей электрической штуковине, которая доставила его и горстку попутчиков на короткое расстояние к бетонному причалу, построенному вокруг ног робота-Производителя.