Пробуждение Посейдона

– Что вы, несомненно, одобряете.

– Я одобряю то, ради чего мы сюда прилетели, а именно полет в космос. Вы надеялись склонить Мпоси к своей точке зрения, Маслин?

– Это должен был бы решать ваш дядя.

– Я думаю, мой дядя знает, что лучше. Почему ты вообще разговариваешь с этими людьми, Мпоси? Они получили свою концессию - они на корабле. Нет никакой необходимости давать им еще больше повода для беспокойства.

– Извините, что побеспокоил вас, - сказал Караян, адресуя свое заявление Мпоси.
– Сожалею также, что ваша племянница предпочла дисгармонию и фракционность сотрудничеству и взаимному продвижению. Но она молода. Было бы неправильно ожидать слишком многого от человека с таким небольшим жизненным опытом.

– Что-то шевельнулось у него под бородой: возможно, улыбка.
– Вы передадите мои чувства Гандхари, Мпоси?

– Конечно.

– Это очень любезно с вашей стороны.

Когда "Второй шанс" ушел, Мпоси выдержал неловкое молчание, прежде чем заговорить.
– Он был в пределах своего права говорить со мной, Гома. Тебе не обязательно было принимать такой автоматически враждебный тон. У него сильные ощущения. Почему бы и нет?

– Вы спорили.

– Мы были откровенны друг с другом. В нашем возрасте, я думаю, мы это заслужили.
– Казалось, его охватила внезапная усталость.
– О боже. Меньше всего на свете я хочу обмениваться резкими словами с тобой.
– Он жестом пригласил ее войти в его каюту.
– Может, мне заварить нам чаю? Я боюсь, что до этого могло дойти.

– Я была зла, и мне очень жаль. Мне просто... они не нравятся.

Мпоси закрыл дверь в остальную часть корабля.
– Они все?

– Я не делаю исключений. Они выбрали свою идеологию; я вольна выбрать свою в ответ.

– Они не могут быть нашими врагами на протяжении всего путешествия, Гома. Рано или поздно нам придется совершить немыслимое и начать нравиться друг другу. Они так же боятся нас, как и мы их! И Маслин не обладает той автоматической властью, которую ты себе представляешь. Его выбор был спорным даже в кругах "Второго шанса". Он едва знаком с некоторыми из своих людей, часть которых активно критиковала его назначение. Вся эта его риторика? Он должен делать это, чтобы укрепить свои позиции в делегации. Но лично он совершенно разумен и открыт для убеждения.

Гома села на стул, который Мпоси держал для посетителей.
– Это прозвучало совсем не так.

– Я бы не впустил его в свою каюту, если бы не доверял этому человеку, Гома. В любом случае, нам о многом нужно было поговорить. Могу я тебя кое о чем спросить?
– Несмотря на отсутствие ее согласия, Мпоси хлопотал у себя на кухне, кипятя воду для чая.

– Это зависит от обстоятельств.

– Это насчет Питера Грейва. Ты его знаешь?

– Да, мы разговаривали раз или два.
– Она оглядывала комнату, сравнивая усилия Мпоси по ее обживанию со своими собственными. Комната была немного меньше, но Мпоси был полностью предоставлен сам себе. Она заметила путешествовавших на корабле двух слонов, другую пару, на которой настояла Ндеге. У Гомы были матриарх и слоненок; у Мпоси - бык и еще один детеныш.

– Что ты о нем думаешь?

– Он - "Второй шанс". Что еще тебе нужно знать?

– Они не все сделаны из одного теста, Гома. Есть прагматики, горячие головы и фанатики, как и в любом другом движении. Насколько хорошо ты знаешь Маслина?

– Насколько хорошо я должна его знать?

– Однажды он был болен, и я оказал ему небольшую услугу. Он никогда этого не забывал. В глубине души, несмотря на все это бахвальство, он порядочный человек. И его сомнения и страхи - наши. Странная вещь: Маслин спрашивал меня, что я знаю о Питере Грейве. Так с чего бы Маслину расспрашивать меня об одном из своих людей?

– Как ты сказал, они не все особенно хорошо знают друг друга.

Чай был готов. Он поставил чашку перед Гомой и сел на свое место.

– У меня немного необычное положение на этом корабле. Капитан не политик, и поскольку она со стороны, у нее нет прочных связей с политической структурой Крусибла. В то время как у меня они есть, что делает меня естественной точкой соприкосновения, я полагаю, ты бы назвала это так, для тех друзей и коллег, которые заботятся о нашем взаимном благополучии.

– Мпоси разлил ложкой мед по чашкам, черпая из своего драгоценного личного рациона.
– Когда всплывает информация... информация, относящаяся к нам, к нашей экспедиции, я являюсь доверенной стороной. И там были разведданные, Гома. Этот Хранитель - не моя непосредственная забота. Или, говоря по-другому, я обязан заглянуть за его пределы. Существует более серьезная угроза нашему успеху.

– Какого рода угроза?

– Назови это планом диверсии, хотя, скорее всего, все гораздо сложнее.

Гома на мгновение лишилась дара речи. Она провела достаточно времени рядом со своим дядей, чтобы знать, когда он шутит с ней, а когда говорит серьезно. Теперь в его поведении не было ничего легкомысленного.

– Ты серьезно?
– спросила она.
– Настоящая диверсия - физическая угроза кораблю?

– Мои источники на Крусибле считают, что мы несем с собой то, чего не должно быть. Возможно, оружие, тайно пронесенное на борт вместе с остальным грузом. Тысячи тонн оборудования и расходных материалов, большая часть которых предназначалась для непостижимых целей - было бы не так уж трудно что-то пронести. И, следовательно, должен быть кто-то - возможно, несколько человек - обладающий необходимыми средствами, чтобы использовать это оружие. Или, может быть, оружие - это мы сами, и мы просто не знаем этого. Этот кризис подвергает нас сильному стрессу. Но это идеальное время для того, чтобы понаблюдать за нашими индивидуальными реакциями. Возможно, я сказал слишком много. Не так ли?

– Понятия не имею.
– Гома все еще была неспокойна.
– Зачем кому-то проносить оружие на борт? Какой в этом смысл?

– Экспедиция никогда не нравилась всем.

– Ты имеешь в виду Маслина и его психов?

– Возможно.
– Но ответ Мпоси не был автоматическим подтверждением, на которое она, возможно, надеялась.

– Что тебе известно?

– Достаточно, чтобы не давать мне спать по ночам. Как ты можешь себе представить, мне нужно действовать очень, очень осторожно. Неправильное слово, нотка ложно направленного подозрения - это может все испортить.

– Ты говорил об этом с Гандхари?

– Пока нет. Насколько мне известно, она не в курсе проблемы, а у нашего капитана пока и так достаточно поводов для беспокойства. Когда у меня будут определенные ответы, я пойду к ней.

– Так кто же все-таки знает?

– Для начала, ты. Ты моя дополнительная пара глаз и ушей, Гома, но я не хочу, чтобы ты делала что-то из ряда вон выходящее или каким-либо образом меняла свой распорядок дня. Просто веди себя как обычно.

– С этой штукой?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Но будь бдительна, наблюдай за другими людьми - и не только за очевидными кандидатами. Если ты увидишь или услышишь что-нибудь, что, по твоему мнению, может представлять для меня интерес... что ж, мой чай, может быть, и не самый лучший, но моя дверь всегда открыта.

– А Ру?
– спросила Гома.
– Могу я ему сказать?

– Возможно, просить Экинья сохранить тайну - это значит ожидать от них слишком много, - сказал Мпоси.
– Конечно, твоей матери это было не по силам. Но ты оказала бы мне большую услугу, если бы мы могли сохранить это между нами, хотя бы пока.

Наконец инопланетная машина повернулась лицом в том же направлении, что и корабль, точно соответствуя их курсу и ускорению. Гома хотела что-то сделать, и она знала, что не одинока в этом стремлении. Инстинкт подсказывал заговорить, договориться, предложить объяснения. Просить о помиловании или молиться о спасении. Но какой был смысл даже пытаться наладить общение после стольких лет неудач и молчания? Вести переговоры с Хранителями было все равно что вести переговоры с геологией или какой-нибудь огромной, безразличной погодной системой.