Процент соответствия

Оползень надежно перекрыл канал, оставив Алиму бассейн метров шесть длиной, два с половиной шириной и чуть больше метра в самом глубоком месте.

– Э-э, да тут на три дня работы, – оценил Алим, внимательно осмотрев завал.

Маленький камешек, булькнув, вошел в среду позади него. Алим уперся хвостом в дно и, перебирая рук-ками по скале правого берега, принял вертикальное положение. С той стороны завала кто-то тоже выполнял упражнение «стойка на хвосте». Кто – не понять. Как ни щурься, а глаза хорошо видят только в среде. Алим помахал рук-кой, тот помахал в ответ и скрылся. Алим с облегчением погрузился в среду и отдышался.

В общем-то, даже лучше, что я остался с этой стороны, – решил он. – будем раскапывать завал с двух сторон – быстрей управимся.

Камни, один за другим, полетели на берег. Работа привычная. Вот только что-то не так... Алим огляделся. Вроде, глубже было... Точно, глубже!

– Да что же это делается! – взвыл он и с лихорадочной поспешностью принялся разгребать камни, роя узкую – только бы протиснуться – канавку. Но через четверть часа пришлось отступить. Среда уходила, фильтровалась в грунт и его канавка мелела.

– Усохну ведь! Засну на веки вечные как Елуга, – причитал, мечась по мелеющей луже Алим. – Икша с Корпеном меня потом съедят...

Эта мысль принесла успокоение. Смерть не будет напрасной. Своей смертью он поможет товарищам. Алим представил, как Икша влечет его тело к водопаду, как за ней печальной процессией движутся остальные хищники. Как половину его тела съедают сегодня, а половину оставляют на завтра, как благодарен ему Корпен за последний подарок... Но почему-то умирать все равно не хотелось. А если Ригла не позволит его есть?

И тут в голову пришла новая мысль. Алим со всех сторон рассмотрел ее. Собственно, ведь он ничего не теряет. Спина скоро из среды высунется. Так почему бы не рискнуть?

В самом глубоком месте оставалось всего полметра среды. Алим принялся активно вентилировать жабры. Когда закружилась голова, выпластал рук-ки из обтекателей, плотно сжал рот, прижал жаберные крышки и пошел на штурм суши.

Рук-ки вперед, приподняться, перетащить тело. Больно. По камням-то... Рук-ки вперед, выгнуться, черт с ним, с хвостовым плавником. Не до красоты. Рук-ки вперед. Склон какой крутой... Не отступать! На вторую попытку сил не хватит...

Алим надежно уперся рук-ками в камни и дернулся всем телом, забросив хвост на скалу правого берега. Выгнулся, перебирая рук-ками, весь выбрался на скалу, осмотрелся, развернулся и покатился по камням, мыча от боли и ссадин. В голове мутилось. Перед глазами поплыли радужные круги. Алим скорректировал курс, еще дважды перекувырнулся, оказался на самом краю скалы – и рухнул с полутора метров на друзей, разбирающих завал.

– Берегись! – заорал кто-то, Юноша получил хороший удар хвостом в челюсть, и канал опустел.

Выпучив глаза, Алим усиленно дышал. Отдышавшись, проверил себя. Три десятка ссадин, синяков и царапин, но ведь живой! Пошевелил хвостом и с гордым видом направился к выходу из канала. Метрах в десяти, у самого дна экстремальщики сбились в тесную кучу. Алим притаился за камнем.

– ...Огромное сухопутное живое существо! Бросилось на нас сверху – услышал он голос Нетока.

– На суше нет живых существ! – это Ольян.

– Много мы о суше знаем?!

– Нет, говоришь? А кому я тогда хвостом врезал? Мы тут лясы точим, а оно сейчас Алима харчит!

– Оно не может харчить Алима, – вышел из укрытия Алим. – Оно еще два дня никого харчить не сможет. Ему хвостом челюсть свернули.

И выразительно ощупал рук-ками нижнюю челюсть.

Атран. Бала

– ...чудо, что она до сих пор жива! Цепочка чудес!

– Почему?

– Он еще спрашивает, почему! Потому что горожане не знают, кто такая кула! – Лотвич стремительно перемещался по хому, резко разворачиваясь в углах. – Потому что Бала первая шла на контакт, просто приставала ко всем, подставляя ВЕРХНЕЕ нервное пятно, словно тупой шалот! Потому что ей удалось объяснить нескольким широкомыслящим, что у нее есть ИМЯ, она ищет ТЕБЯ! Не охотника, а широкомыслящего! Никто не заподозрил, что она с кордона. Считали, что городская, по какой-то причине потерявшая хозяина.

– А если б заподозрили, разразился бы грандиозный скандал. Кулы на кордоне две трети времени предоставлены сами себе.

– Да, был бы грандиозный скандал.

– Что же мне теперь делать?

– А ты не понял? На бойню вести.

Атран словно в Темноту внезапно попал. Кожу обожгло холодом.

– Почему на бойню? Зачем на бойню? Она же не сделала ничего плохого!

Лотвич резко остановился перед ним, взглянул прямо в глаза и проговорил тихо-тихо:

– Нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много! Тем более, полуразумные дикари-хищники, которые вчетверо превосходят нас размерами. Подумай сам, почему. Ты же широкомыслящий!

– Но кулы... Они ведь...

– Да! Пока они под контролем, они животные. Да! их мозг недостаточно развит по сравнению с нашим. У них нет языка. Но главное не в этом! Главное – они не сливаются. Мы не наделили их присосками. После твоего ухода Бала несколько раз пыталась слиться с моим кулом. Будь у них присоски, ей удалось бы слияние. А так мой кул воспринял это как оригинальное заигрывание. Иначе его тоже пришлось бы отправить на бойню. Но страшно не это. Страшно, что Бала может обучить слиянию молодь! Она больше не зверь. Она – предразумная, прошедшая частичную инициацию разума. И это с ней сделал ты! Всего за месяц!

– Но я... У нее есть хозяйка...

– Хозяйка, хозяйка... Сбросила Бала хозяйку... Ты хочешь, чтоб Бала ее сожрала?! – неожиданно закричал Лотвич. – Мало тебе алмара?!

– Ничего я не хочу.

– Тогда едем со мной. Немедленно! Кул ждет.

– Я должен предупредить начальство.

Как он радовался бы в прошлой жизни. Командир отряда охотников на глазах Ардины просил профессора отпустить Атрана для выполнения ответственной работы. Просьба эта звучала как приказ.

Как радовался бы раньше... А сейчас, рядом с Лотвичем, он играл желваками, плотно поджав жаберные щели и старался не встретиться взглядом с Ардиной.

Городская публика изумленными взглядами провожала кула, несущего двух охотников. Двигались стремительно, широкими виражами обгоняя транспортных шалотов. Лотвич пылал злостью и нетерпением, кул рвался на кордон охранять икринки. Безобразные, огромные, до шести сантиметров в длину, вытянутые мешочки с нитями на концах, которые даже икрой назвать язык не поворачивается. Но в образах кула эти мешочки были милыми, нежными и трогательно беззащитными.