Процент соответствия
Шрифт:
– Умбрия возьмет себе малька из помета кулы Урены, – сухо прокомментировал Лотвич. – Еще четырех мальков возьмут на другие кордоны для обновления породы. Этот помет давно ждали.
Кул мчался вперед, оставляя за хвостом километр за километром. Мускулистое теплое тело, не зная усталости, извивалось под Атраном плавно и мощно. Охотник молчал. Юноша прикрыл глаза и пытался вспомнить, как вел бы себя в той жизни. Нет, с поступками все ясно. Но настроение, эмоции... Представить не удалось. Дверь прошлого закрылась плотно и навсегда. Попытался представить на своем месте застрявшего неизвестно где Алима. Вот он красиво, с разворотом, садится на верхнее пятно Балы, вот залихватски причмокивает губами, посылая ее вперед... Но дальше дело не шло. Пусть его... Тогда Ардина... Как
Атран представил, как она поворачивает к нему лицо, а лоб ее покрыт возбуждающе-прекрасными жемчужными бугорками. И эти бугорки говорят, что она – его женщина. Может, не на всю жизнь, но ближайшие два-три месяца она – его. Послушная и ласковая. Хочется прикоснуться губами к этим бугоркам, ощутить их твердость и упругость. За этими мыслями Атран задремал. Ардина ускользала от него, он догонял, она вновь ускользала, близкая и желанная. Но вот, в очередной раз она не рванулась вперед, а замерла, поджидая юношу, и они слились. Не так, как сливаются с кулом или шалотом, не так, как сливаются с другом, а как делают только влюбленные – спина к спине или грудь в грудь... Атран чуть напрягал и расслаблял присоску, заигрывая и чувствуя ответное заигрывание девушки, и так они помчались вперед, не глядя, куда, завивая свой путь немыслимой спиралью и наслаждаясь головокружением. Упругий поток пьянил, раздувал жабры...
Холодный, упругий поток раздувал жабры. Атран вздрогнул и проснулся. Вечерело. Кул все также ровно и мощно двигался вперед. Но контакта с ним не ощущалось. Видимо, расслабив присоску, Атран сполз под давлением потока к хвосту.
Это даже хорошо, – подумал юноша. – Эротические сны – они не то, чем следует делиться с окружающими.
– Где мы?
– Только что прошли Размыв. Через пару часов будем на месте.
И замолчал.
Неведомо как, но Бала почуяла их задолго до прибытия. И бросилась навстречу, радостная как малек. Задремавшего на верхнем нервном пятне рулевого просто снесло потоком под удар хвоста. И он, оглушенный, долго вертелся на месте, ничего не понимая. А Бала налетела на Атрана, радостно ткнулась рылом (отчего тот слетел с кула и перевернулся вверх брюхом), описала стремительный круг, взбрыкивая и извиваясь словно молодой шалот. Потерлась шершавым боком и замерла, подставляя верхнее пятно. Атран спешно присосался. Он был изрядно напуган, а на пятне – самое безопасное место.
– «Я нашла! Я нашла, я нашла янашлаянашла!» – ударил в сознание поток образов чистой, детской радости. Атран успокоился, открыл душу и дал хищнице порезвиться – спустить энергию.
И уже через секунду пожалел об этом. Потому что кула свечкой пошла вверх, пробила поверхность и вылетела из среды. А поднявшись на высоту своего роста, тяжело рухнула обратно.
– «Я рада, я рада, я радаярадаярада!»
– Полегче, милая!
Болел ободранный бок, о который кула ласково потерлась накануне, и это мешало сосредоточиться.
...Она на самом деле неуправляема. Стабильно подчиняется только мне. Значит, на бойню. Так правильно. Это разумно. Поступать нужно разумно.
В чем же дело? Почему не исчезает перед внутренним взором клюв алмара и широко раскрытые глаза перекушенной пополам Мбалы? И ощущение, что забыл какую-то очень важную деталь.
Кула смущенно притихла, не желая беспокоить хозяина. Мысли были слишком сложны для нее, но образ уловила.
– «Мбала была хорошая», – попыталась она утешить хозяина.
– Не волнуйся, малышка, будет совсем не больно. Ты просто уснешь.
– Она не будет волноваться, если не будешь ты, – резко произнес Лотвич.
– Далеко еще?
– До бойни? Не больше десяти минут.
Помолчали. Внезапно Лотвич остановил
своего кула.– Дальше двигай без меня. Моему кулу незачем это видеть.
Скоро все кончится, – думал юноша. – Скоро обо всем этом можно будет забыть. Еще полчаса, потом два дня на рейсовом шалоте – и родной хом. Ардина, чудо-инструменты, операции профессора, спокойная жизнь... И новое чувство – боль утраты. Бала опустится на ковер зеленых с синевой водорослей, тысячи стрекательных клеток впрыснут снотворное – и останется только подождать, пока она уснет. Остальное сделают рабочие. Мне нужно только положить ее на ковер.
Вспомнил! Тот образ, который не давал покоя при расставании с кулой. Будто он, Атран, направил ее прямо в клюв алмара.
...Зеленый ковер восхитителен. Слабый аромат привлекал и навевал покой. Хрустально прозрачная среда с привкусом мяты, упругие стебельки мягко колышутся вместе с течением... Это место создано для неги. Здесь приятно отдохнуть, расслабиться. СтОит приказать куле замереть, и она опустится на дно, прямо в нежные объятия ласковых зеленых стебельков, ведь кулы опускаются на дно без движения. Бала ни о чем не догадается, охотники так часто делают, поджидая добычу в засаде... Ей даже понравится, ведь так естественно и приятно отдохнуть минутку в этом чудесном месте...
– Молодая совсем, – придирчиво осмотрел Балу учетчик. – Неужто к нам?
– Патрулируем, – хмуро отозвался Атран и решительно развернул кулу. Вскоре увидел скучающего кула и рядом – поджидавшего его охотника.
– Лотвич, я был неправ. Признаю. Свои ошибки надо исправлять. Если я брошу институт и перейду в отряд охотников, инцидент будет исчерпан. Кула слушается меня беспрекословно.
– Ты не понял, что я вчера говорил, парень. Дело не в тебе, а в ней. Нет ничего страшного в умном животном. Но Кулы не должны сливаться. Бала научит слиянию молодь, и тогда на бойню придется вести десять животных вместо одного.
– Но я не могу отправить ее на смерть!
– Все-таки это произошло... Ну да, все симптомы налицо.
– Что произошло?
– Неважно. Придержи здесь моего кула, а я отведу Балу.
– Что произошло, Лотвич?
– Некто сказал: «Жизнь – это очередь за смертью. Но некоторые и тут лезут без очереди...» Ты слишком глубоко исследовал жизнь. Сам стал животным. Так иногда случается с охотниками. Такие гибнут чаще других. Отказываются бросить кула и гибнут вместе с ним.
– Бросить кула? Ну да! Лотвич, я должен спасти Балу любой ценой. Не пытайся меня остановить! Иначе я устрою грандиозный скандал. Всем расскажу, как кулы разгуливают без рулевых целыми сутками.
– Совсем разум потерял. А ее ты куда денешь? С собой в город возьмешь? Ее же кормить надо!
– Это мои проблемы. Обещаю, что пристрою ее где-нибудь и не дам контактировать с другими кулами. Слово чести! Прощай, Лотвич!
– Ну, студент, смотри, чтоб нам не пришлось отлавливать кулу в городе! – донеслось уже издали...
Новая опасность. Канал практически закончили, среда шла уже потоком, заполняя русло реки, осталось прорыть два-три метра. Даже не прорыть, а просто дно углубить... Но в этом-то и заключалась сложность. Поток мог подхватить работающего и увлечь с собой, протащить по камням. А где-то там впереди шумел водопад. Экстремальщики слишком отклонились вправо, канал шел по месту, которое раньше считалось берегом. А каменистый правый берег возвышался метров на шесть-семь.
– То есть, нам придется падать с шести метров? – уточнил кто-то.
– Надо как можно круче завернуть канал влево, чтоб поток шел по склону оползня, – отозвалась Икша.
Несмотря на опасность, все готовы были рискнуть. Настроение в группе поднималось с каждым днем. Но Икша требовала отложить выход на неделю, чтоб русло реки заполнилось средой. Алим с Корпеном что-то долго прикидывали, замеряли, вычисляли и заявили, что недели мало. Нужно дней десять, а лучше – две недели. Сейчас река еще не река, а так, ручеек. Алиму верили. Он теперь считался крупнейшим специалистом по вопросам суши.