Продается дом с кошмарами

Старик ухал и топотал, демонстрируя всякие хитрые коленца. Иногда он сипло выкрикивал непечатные частушки. Другой старик, совершенно лысый, с бровями в виде щёток, направленных щетиной к глазам, сидел рядом на бревне. Он быстро фиксировал услышанное на нотной бумаге. Ноты, похожие на укропное семя, так и сыпались с кончика его гелевой ручки.

Гармонист, гармонист,

Не смотри глазами вниз,

Смотри прямо на меня:

Завлекать буду тебя, -

заголосили вдруг обе старухи скрипучими голосами. Беленькая весело брызнула на бурьян из дрогнувшей стопки.

Костя не хотел мешать веселью. Он собрался незаметно скользнуть мимо, но кто-то схватил его за рукав и даже, кажется, подставил ножку. Он обернулся и увидел ещё одну старушонку, такую миниатюрную и полупрозрачную, что сначала он и не заметил её среди кустов.

Старушка приторно улыбалась. Костин рукав она не отпускала, хотя Костя видел её впервые в жизни. На копытинских старух она не походила. Одета она была в какой-то пёстренький крепдешин на пуговичках. Сложная причёска голубоватым нимбом сияла вокруг её лица. На её бесцветных губах алой помадой было изображено аккуратное сердечко.

– Вы писатель? – спросила старушка (голос был у неё крепдешиновой нежности). – Мы с мужем слышали, что у нас поселился писатель, и очень рады познакомиться.

Костя дёрнул плечом, но старушкина рука вцепилась в его рукав крепче всякого репья. Шёлковый голосок тоже не замолкал:

– Михаил Пантелеевич – это мой муж! – сейчас работает над циклом симфонических картин «В краю родном». Он собирается использовать редчайшие фольклорные мотивы, которые сохранились лдишь здесь, в Логу. Вы слышите, как выразителен этот рваный ритм?

Костя прислушался к топоту сизоносого. Тот в самом деле портил ритм пляски икотой невпопад.

– Я пойду, мне работать надо, - сказал Костя.

– Пойдёте, - согласилась старушка, - но сначала выпьете у нас чаю.

– Спасибо, я уже пил.

Старушка ревниво вскинулась:

– Где? У Шнурковых? Ничего не берите в рот в этом доме – там сплошные эрзацы. А я угощу вас отличным домашним вареньем. Его очень любил Пётр Первый. Миша! У нас сегодня будет писатель на файв-о-клок!

Лысый старик перестал заполнять нотную тетрадь. Он бодро вскочил с бревна, хлопнул чарку беленькой из рук шептухи и поспешил к жене.

Копытинские старожилы, как ни в чём не бывало, продолжили веселиться без него.

– Поразительно, Идочка! – сказал композитор. – Я записываю напевы Дудкина с одна тысяча девятьсот сорок восьмого года, и он ни разу не повторился. Это истинная сокровищница народной памяти!

Идочка проявила меньше восторга:

– Дудкин с сорок восьмого года в глубоком похмелье, вот и врёт, что попало. Но он очень музыкален, не отрицаю. Его импровизации так помогли тебе с кантатой «Боевая молодость», помнишь?

А Косте на ушко она шепнула:

– Михаил Пантелеевич тогда только начинал. За эту кантату он получил почётную грамоту и отрез шевиота. Смешно, правда?

Так и шли они втроём по деревенской улице. Мир заливал закатный свет, густой и розовый, как сироп. Слева от Кости был композитор (как оказалось, Галактионов), слева – супруга композитора (как оказалось, Ида Васильевна). Со стороны можно было подумать, что Костю ведут под конвоем. Он же решал про себя, что хуже – пустая дача с соседом, подпольным Робинзоном, или безумное чаепитие. Работать окончательно расхотелось. Величавые мысли и грандиозные образы выветрились из головы, зато в ушах гудели баянные лады.

Вдруг что-то светлое и пёстрое мелькнуло в кустах бузины. Через минуту дорогу перешла невысокая девушка; перешла так, как это делают кошки, приносящие несчастья – не спеша, бесшумно, невозмутимо. Не оглянувшись и не здороваясь. Легко, как тень. И это несмотря на то, что в каждой руке у неё было по увесистой хозяйственной сумке! Вдобавок к одной из сумок был приторочен туго набитый пластиковый пакет, а за плечами громоздился рюкзак.

Явление столь юного существа в краю долгожителей потрясло Костю. Под ложечкой у него засосало, будто в самом деле увидел он чёрную кошку. Коротконосый профиль девушки лишь на секунду мелькнул в чаще тёмных волос, но успел показаться прелестным.

– Как, Инесса Каймакова к бабке пожаловала? Странно, - сказала Ида Васильевна вслед незнакомке. – Она в городе, в культпросвете учится, и уже года полтора сюда носу не казала. Чего это ей понадобилось?

Инесса исчезла в бузине на другой стороне улицы. Розовый свет сразу померк.

– Как раздалась девка, - одобрительно заметил композитор, вглядываясь сквозь брови-щётки в тёмные кусты. – Кровь с молоком!

– Не стоит демонстрировать молодому человеку свои вульгарные вкусы, - сквозь зубы заметила Ида Васильевна.

Она ткнула супруга локотком в бок и вынесла собственный приговор:

– Инесса обычная сельская девица, крайне неотёсанная.

– Зато корма у неё знатная!
– не согласился Михаил Пантелеевич и описал обеими руками нечто огромное, каплеобразное.

Ида Васильевна иронически фыркнула и наконец выпустила Костин рукав. Костя сразу почувствовал лёгкость в теле и в мыслях. Пора! Он нырнул в ближайшие заросли лебеды без всяких усилий, сам собою - так взмывает в небеса воздушный шар, из корзины которого выбросили целую гору мешков с песком. Старушка Ида Васильевна была невесома, однако подвластна закону всемирного тяготения. Теперь она не мешала, и Косте было плевать на любые законы. Он мчался сквозь кусты, забыв обо всех страхах Копытина Лога. Снова дышалось легко, сладко. Мятный ветерок холодил лоб.

Одно было плохо: не только не просматривалась среди ветвей корма таинственной Инессы, но вообще никаких следов красавицы найти не удалось. Это было невероятно: далеко уйти со своими сумками она никак не могла. Значит, она просто растворилась в сыром вечернем воздухе. Это было ещё невероятнее!

Глава 5

Когда ночью накрапывает дождик, в голову лезут безотрадные мысли. Особенно мысли о том, что ничего не получается, как надо. Дни заполнены ерундой. Высокие сапоги Баррекра хлюпают зловонной жижей, но ничего больше не происходит в романе «Амулет вечности»…

И потом, на свежем воздухе постоянно хочется есть - даже сейчас, далеко за полночь. От этого ни минуты покоя! Дача Колдобиных скрипуча, как старый башмак. Всегда кажется, что за стеной или внизу, в гостиной, кто-то ходит. Если закутаться в одеяло с головой, ничего не слышно, зато чертовски жарко.

Костя сел в кровати. Что делать? Спуститься вниз попить? Считать про себя или, затеплив свечу, почитать каталог магазина «Кнопка и скрепка», пока глаза сами не слипнутся?

Он выбрал самое простое и физиологически оправданное, то есть выпил на кухне два стакана воды. Тёплой, из чайника. Он уже поворачивал к лестнице, чтобы подняться к себе, как вдруг боковым зрением заметил: что-то лежит в коридоре. Куртка с вешалки упала, что ли?