Проданный ветер

– За что же мне их любить, этих прохвостов? Сколько земли нахапали церковники по всему миру и в нашей империи тоже! А труд церковных крестьян в монастырях? Это же рабы настоящие! И твориться все это в наше время.

– Но ведь многие крестьяне и столуются в монастырях, а многие и живут там же, зная, что находятся под защитой церковных стен, – возразил Орлов, поправляя фуражку.

– Вы смеетесь, Константин Петрович? – буркнул инженер. – Разве доходы церковников можно сравнивать с пропитанием этих несчастных? Эти понятия просто не сопоставимы!

– Представляю, что за дух царит в университетах империи, – поморщившись, отозвался поручик.

– А сколько можно смотреть на этих рабовладельцев в рясах? Они и земледелием занимаются, и вино делают, и соль варят, я уж про торговлю разными ремеслами вообще молчу.

– Беда с тобой инженер. Ну, разводят скот, выращивают хлеб, что же в этом плохого?

– Так ведь пусть честно признаются, что давно уже стали купцами или промышленниками, а то ведь все подводят под предлог усовершенствования «христианского стада» – это значит и нас с вами касается.

– Ну, а что? Стремятся снять гнев божий с ныне живущих, что бы получить в будущем блага всяческие непременно, – проговорил Орлов, осматриваясь по сторонам.

– Ну, разве не смешно слушать всю эту чушь?

– Ну, допустим ты прав, инженер. Только я, что-то не слышал, что бы крестьяне наши из-за этого роптали.

– Это вы, господин поручик, просто не хотите видеть, как крестьяне ненавидят разжиревших попов, как многие относятся к ним с озлоблением и видят в них бездельников живущих при этом в достатке и роскоши.

– Тогда позволь полюбопытствовать, – проговорил Орлов, поправляя лямки ранца. Тебя не устраивают латиняне или наши православные тоже?

– У меня много вопросов и к нашим церковникам, – пробурчал инженер, отдуваясь. – А латиняне для меня лично вообще жулики, не лучше разбойников с большой дороги, те даже честнее в своих помыслах.

– Понятно с тобой все, Иван Иванович, – кивнул Орлов, – останавливаясь. – Только ты сильно-то не старайся меня со своими думками озадачить. Я русский офицер, присягавший на верность императору, для меня Русская православная церковь, вся ее деятельность и ее отношение с империей, определяется законами, принятыми еще при Петре Великом. Именно поэтому для меня кто бы там чего не говорил, православная вера с греховными по твоему разумению попами – это и есть хребет Российской империи, на котором все и держится. Причем заметь основанный императорской властью, а это значит, что именно император, которому я присягал и является главой нашей церкви. Поэтому в отличие от тебя, все заглавные решения Синода, для меня закон, который исполнять должно прилежно. И для меня, не важно сам ли этот закон подписывал император или его представитель обер-прокурор. И давай закончим на этом.

Орлов все дальше уводил людей от места встречи с индейцами, понимая, что их честное слово нечего не стоит. Но переход по пересеченной местность сильно измотал людей. Поэтому, когда в очередной раз взмолился каторжанин, требуя милосердия, поручик остановился, облизнул сухие обветренные губы и тихо проговорил:

– Кто еще считает, что нужно сделать привал?

– Одежа нательная хоть выжимай, – пробормотал кузнец, отдуваясь, – обсохнуть бы у костра, ветер с Арктике тянет, не заболеть бы.

– Мы и впрямь все устали, – проговорил хрипло Сулима, – не мешало бы обогреться да провиант, какой принять. Это ведь только в жизни новой, где не будет ни зимы, ни лета, ни дня и ни ночи, человеку не нужна будет пища и питие. Только там он будет жить без печали и скорби.

– Ну, затянул свою хреновину, – разозлился Неплюев. – Конечно, заночевать надо! Вон сколько верст отмахали! Да и темно ведь уже.

– Хорошо, – кивнул Орлов, – всем привал. Найдите место, где не будет видно огня, а мы с тобой инженер вон на ту горку поднимемся и осмотримся. Если задержимся, то нас не ждите, без нас трапезничайте, ну если у нас с инженером что-то не заладится – выстрелом знать дадим. Огонь сразу тушите и уходите.

– Куда же нам идти? – пробормотал кузнец.

– У нас одна дорога, – проговорил урядник, – в форт Черемисова. – Не сумлевайтесь, ваше благородие, все исполним. Мы с понятием, что и помощь для основного отряда отправить надобно и образцы в Петербурге ждут. Дай нам Господи сил пережить все утомления и испытания.

Уже через сотню шагов Орлов с Неплюевым вновь оказались среди огромных сосен, которые монотонно завывали при каждом порыве ветра.

– Кто тут может быть? – бормотал инженер, то и дело, спотыкаясь о валежник.

– А вот мы сейчас и глянем, есть тут, кто или нет, – отозвался поручик. – Не забывай инженер, что по военным артиклям живем, хотя и по своей землице идем. Враг то у нас хитер и коварен! Ты мне лучше скажи, зачем к монаху цепляешься как репей? Ты не в университете своем, а на кромке империи и выполняешь здесь секретное предписание, да и приказ полковника Калязина никто не отменял. Выжить нам надобно, до Петербурга добраться с материалами наиважнейшими, а ты все собачишься.

– Да не верю я этой божьей овечке в рясе! – взорвался инженер.

– Эта овечка как ты говоришь, от нас туземцев отвел, брата своего им оставил. Зачем над стариком издеваться?

– Уж больно парода их подлая! – выпалил инженер. – Они же ради папы своего, чего хочешь, удумать могут. Вон сколько в их застенках людей томиться мужественных, истинных борцов за свободу своего народа. А сколько такие как Сулима извели людей на кострах? Да за одного Компанеллу, нет им прощения от людей просвещенных!

– Его что же сожгли?

– Вот именно!

– За что?

– По обвинению в ереси! За его вольнодумские рассуждения об утопическом коммунизме, а проще если так за то, что он предлагал другую модель жития. Что естественно пугает таких как Сулима, тем более он как и Джордано Бруно считал, всех этих церковников торжествующей стаей зверья, а про их последователей говорил, что они смотрят на мир» чужими глазами».

– Ничего не знаю про господина Компанелло, – признался Орлов, – а вот господину Бруно можно было и поскромнее разделять взгляды Коперника. Ведь было же понятно всем, что только за учение о множественности миров, которое так сильно ударило по церкви, его никогда не простят.

– Но это…, – начал, инженер и тут, же осекся, налетев на остановившегося вдруг Орлова. – Что-то случилось?

– Посмотри вон туда, – проговорил Орлов, подозрительно озираясь по сторонам.

– Никак костер кто-то развел? – с ужасом проговорил Неплюев. – Ну и нюх у тебя, Константин Петрович! Кто же это может быть? А может это разъезд казачков наших заночевал?

– Не должно их здесь еще быть, – это чужие.

– Аборигены?

– Кто же их разберет, – пожал плечами тот, пытаясь рассмотреть в бинокль неизвестных соседей. – В поиск идти надобно.