Продавец шаурмы

Холод в его глазах снова проник в мою хрупкую душу, превращая весь внутренний мир в ледниковый период.

— Сама виновата… — повторил это ещё раз, словно я глухая и тупая в придачу, что с одного раза не понимаю.

— Дааа! И в чем же я виновата?! — пламенная лава гнева готова была в любую секунду выскочить из мощного внутреннего кратера прямо в лицо ненавистного противника, — В том, что незаслуженно стала твоей пленницей? Рабыней? Тряпкой, об которую кто пожелает, может ноги спокойно обтереть?

Но чудовище не ответило. На прощанье, откинув бездушным ледяным взором ничтожную рабыню, просто покинуло комнату.

Но всё же, мне кажется или, парень что-то шепнул напоследок, что-то похожее на:

''Виновата в том… что очень красивая''.

А может, у меня всего лишь глюки от нервного перенапряжения разыгрались.

И зря вообще Гарику поверила! Такой же, как и остальные члены долбанного, бессердечного трио! Решил просто поглумиться, навешал лапши на уши, что Высоцкий с ума по мне сохнет, я и поверила. На самом же деле, они, все разом, просто высокомерные мажорчики, питающиеся эмоциями простых смертных.

А я, к величайшему сожалению, попросту стала их излюбленной жертвой.

Глава 15

Дни летели как минуты. Вдох — и уже вечер. Выдох — и снова утро.

Сегодняшний день — как вчерашний. А вчерашний — как завтрашний.

Одно и тоже. Одно и тоже.

Уборка. Готовка. Уборка. Готовка. Сон. Передышка. Голод и холод.

Слезы. Отчаянье. Грусть. Переживания.

Как все достало…

Словно пленница дикая, да одинокая, запертая в темной башне. Не с кем поговорить, не у кого помощи попросить. Хорошо хоть пёс есть. Гриша для меня единственным верным другом стал, а также — «мимимишным» источником снятия нервного напряжения.

Высоцкий словно призраком перевоплотился. Рано уходит. Поздно приходит. Уже как две недели избегает, делая вид, что не замечает.

А мне как-то больно. За себя больно, и вдвойне почему-то, за этого придурка больно. Затеять ''душевные беседы'' я больше ни при каких обстоятельствах не осмеливалась, иначе понимала, что зверёныш живьём слопает, вместе со всеми потрохами, да костями. Причём так жадно, что даже пикнуть не успею.

Судя по каждодневному бардаку, у парня конкретно крыша поехала. Как утром в гостиную спускаюсь — до чёртиков самых пугаюсь!

Горы мусора, банки, склянки, разбитые вазы. Ощущение, что гадёныш намеренно для меня старается, дабы я без дела по его хоромам не слонялась! Специально же такое вытворяет, тем самым, намекая на мою жалкую роль в качестве прислуги в этом доме. Нет не прислуги! А рабыни! Прислуге хотя бы платят. Загнал в обречённое положение, даже кусочком вчерашнего хлеба не снабдив. Того гляди, скоро буду уплетать то, что Гриша не доедает.

* * *

Но однажды нежарким ранним вечером я задержалась на кухне, просматривая последние пищевые запасы, отмечая, что жалких ''сухариков'' с трудом на неделю хватит, как вдруг услышала щелчок входной двери, да резко встрепенулась, понимая, что ''змей Горыныч'' собственной персоной пожаловал часом ранее, чем должен был объявиться, а ''Золушка'' ещё не успела в «башенке» скрыться.

Попыталась было добежать до лестницы, как вдруг, прямо в проходе между прихожей и кухонькой, столкнулась с грозным хозяином ''Виллы строго режима'' да чуть нос не разбила об его стальное плечо.

— Куда спешишь? — прохладная энергетика сущего кошмара практически превратила собственное тело в бездушную глыбу льда.

— Эмм, и тебе привет! К себе… — не поднимая глаз, промямлила ему точно в грудину, невольно испытывая пьянящее головокружение от божественного пряного аромата, исходившего от хладнокровной статуи, нарекаемой Максимом Высоцким.

— Вообще-то сейчас только пол седьмого.

Понимая, на что барин намекает, нервно сглатываю:

— Я все сделала. В полу скоро дырки образуются от ежедневных надраиваний.

Его руки медленно потянулись к моему лицу. На мгновение, чувствительное тело, словно током шибануло, когда кончик указательного пальца Высоцкого надавил на подбородок, тем самым, заставляя приподнять голову и посмотреть своему персональному страху в глаза.

Максим, откинул меня леденящим, но в тоже время нейтральным взглядом, а затем хрипло прошептал:

— Халтурить вздумал? Предупреждал же…

Уфффф! Да что же такое?? Когда нафиг уже эта долбанная вечная депрессия наконец закончиться!!

— Нет! Ничего я не думала…

— Хорошо. Тогда погуляй с Гришей. В парке.

Чего??? Хм… А это что-то новенькое!

— Но я никогда не гуляла за пределами дома. Не знаю, как пес себя поведет.

— Не волнуйся. Ты ему нравишься. Не обидит. — Парень всё также пытался загипнотизировать своим странным взглядом. Может Высоцкий метнулся во все тяжкие, да наркоты не дай Бог курнул??

Ой-ё! Что же делать. В любом случае, лучше не злить.

— Ладно, погуляю. Но сегодня как-то прохладно, из-за штормового предупреждения, — пытаюсь прикрыться непогодой, дабы избежать наказания.

Внезапно, пальцы Высоцкого настойчивей сжали подбородок, а взгляд продолжал кристаллизовать и без того напряженное тело. Максим, все это время, не отвлекаясь ни на что, настойчиво буравил мои предательски подрагивающие веки, моргающие каждые пять секунд, в то время как сам, ещё ни разу не моргнул.

Ей-Богу! Застыл, словно загипнотизированный невидимым фокусником.

— Погодка, как раз то, что надо! Бедолажка измучился от нашего жаркого климата. Порезвитесь там хорошенько, — делает паузу, еще сильней сжимая подрагивающий от напряжения подбородок, и продолжает, — Но только осторожно! Если с моим талисманом что-нибудь случиться… Знаешь, что будет! Точнее, лучше тебе не знать, что Я с ТОБОЙ сделаю.

Брезгливо отпускает руки и как тысячелетняя мумия проходит мимо, задевая мое ссутуленное плечо своим, деревянным:

— Да… и к кошкам его не подпускай.

* * *

Оххх! Гадюка ползучая! Свинюка бездушная! Зараза противная!

Всю дорогу к парку я играла в совестную игру, под названием ''ассоциации с Максимом Высоцким'', тем самым, выплёскивая накопившийся гнев в адрес персонального тирана. В добавок ко всему, наслаждённо визуализировала, якобы мы местами понялись, и что я, играла роль ярой Королевы, восседающей на троне во главе импровизированного государства, а в королевских ногах кувыркался излюбленный шут, в облике Высоцкого.