Продавщица: Назад в пятидесятые
Шрифт:
Я была в общежитии новенькой, и ухажером пока не обзавелась. Ловелас Юрец, видимо, после строгого Лидиного внушения, оставил меня в покое и даже не здоровался, когда мы случайно встречались на проходной. Симпатичный стеснительный блондин, который работал за соседним с ним станком, смущенно улыбался мне при встрече, но так и не предпринял никаких попыток познакомиться. Однако я не особо тосковала: все вокруг было новое, незнакомое, о чем я только слышала или кое-где читала, и так хотелось все это как следует расссмотреть и запомнить!
Иногда в общежитии случалось грандиозное и очень радостное событие: кто-то из девчонок получал предложение выйти замуж. Девичник в
Готовили еду по очереди, что-то несложное: яичница, макароны, каши. Иногда покупали что-то уже готовое. Родственников в Москве ни у кого из нас не было. Посылки из дома тоже никому не присылали. О своей прошлой жизни девчонки-соседки рассказывали неохотно, и я их понимала: вряд ли что-то очень веселое было в детстве, выпавшем на войну и тяжелые послевоенные годы. Поначалу до меня не сразу дошло, что мир в СССР наступил только одиннадцать лет назад, и мои соседки, которым сейчас по восемнадцать, родились в 1938 году. А значит, они должны знать о войне непонаслышке.
Верины родители погибли на войне, как вскользь упомянула Лида. Сама Вера наотрез отказывалась об этом говорить. Лида сообщила мне эту новость спокойным, будничным тоном, как будто говорила о погоде. Увидев стеклянные замеревшие Верины глаза, она быстро перевела разговор на другую тему, а я поежилась, внезапно поняв, что война, которую мы, живущие в XXI веке, привыкли считать чем-то далеким и давно ушедшим, закончилась совсем недавно, и все, с кем я живу в общежитии, ее пережили: кто в Москве, кто в Ленинграде, кто в своих небольших городах, кто в эвакуации... Так или иначе она затронула всех. У каждого была какая-то своя боль...
Я попала в СССР в то время, когда страна активно восстанавливалась и отстраивалась заново. Почти каждый день по радио сообщали о начале работы какого-то восстановленного завода, учебного заведения... Но это, как ни странно, воспринималось не как достижение, а считалось повседневной, необходимой работой. К этому привыкли и считали повседневной нормой. Каждый понимал, ради чего он трудится.
В подробностях я, конечно, подружек ни о чем не расспрашивала: ведь предполагалось, что я училась и выросла вместе с ними, а значит, сама обо всем должна знать. А вот разговоры других девчонок на кухне слушала с интересом. Некоторые девчонки постарше, которым было уже к тридцати, успели повоевать, кое-у-кого были даже ранения и награды. Для меня все это было в новинку: я, родившаяся в начале семидесятых, привыкла воспринимать ветеранов войны как стареньких бабушек и дедушек. А тут я увидела совсем молодых женщин, на долю которых в столь юном возрасте выпали такие тяжкие испытания. Высокая рыжеволосая Нина, например, переехала в Москву из Ленинграда. Она, будучи совсем юной, вместе с остальными вставала у установленной прямо на улице коробочке с рупором, чтобы послушать голос диктора Юрия Левитана, стихи Ольги Берггольц или музыку Шостаковича.... Поэтому я с удовольствием оставалась на кухне подольше, чтобы послушать и запомнить все рассказы.
Отец Лиды был жив, он даже не воевал (не взяли по причине инвалидности), но рано ушел из семьи, и Лидина мать осталась в городке
жить одна. Все тяготы жизни достались ей. Лида, любящая яркую красивую жизнь и никогда не отказывающая себе в обновке, тем не менее, никогда не забывала о ней и исправно перечисляла домой часть своего дохода. Однако ездить туда даже на каникулы она наотрез отказывалась: просто посылала телеграммы с поздравлениями и денежные переводы.– Пройденный этап, - объяснила она мне, когда я ее как-то невзначай спросила, не хочет ли она съездить домой во время отпуска.
– Там жизни нет. Вся жизнь - тут. За этим мы сюда и приехали.
– И как всегда, коротко и емко добавила: - Закрыли тему.
Платили нам на заводе, на удивление, довольно неплохо, даже весьма прилично - жить можно было. Даже мне, пришедшей позже всех на маленькую должность, выдали кругленькую сумму в конце месяца. Получив зарплату, я поначалу долго, стоя у кассы, рассматривала странные широченные красные купюры, пока другие стоящие в очереди уже не начали высказывать свое недовольно. Неужели это все мое? Надо же, какие интересные деньги... Даже монетка какая-то затесалась, номиналом в три копейки. Я таких отродясь не видела, хотя советские монеты бабушка мне показывала.
Телевизора у нас в комнате, конечно не было: непозволительная роскошь. Однако в красном уголке стоял громоздкий. несуразный черно-белый телевизор с выпуклым экраном. Его включали вечером, когда большинство девчонок уже приходили с работы. По телевизору показывали новости, иногда - фильмы. К вечеру в комнату, где был красный уголок, набивалась целая толпа. Чтобы успеть занять сидячее место, нужно было приходить сильно заранее, за час-два, а это удавалось не всем - смены на заводе у большинства заканчивались не раньше пяти, а еще нужно было добраться до общежития.
Поэтому почти каждое воскресенье мы ходили в кино. Мы еще пару раз с удовольствием пересмотрели "Весну на Заречной улице", увидели и другие новые фильмы: детское кино "Старик Хоттабыч" и "Павел Корчагин" с красавцем Василием Лановым в главной роли. Фильм "Старик Хоттабыч" я посмотрела, точнее - пересмотрела - с удовольствием, а вот кино про Павку Корчагина почему-то совсем меня не впечатлило.
– Верка в Ланового влюблена, - как обычно, тоном, не терпящим возражений, тоном сказала Лида. Она всегда знала все и про всех.
– Да, Верка? У нее даже фотокарточка под подушкой лежит. Как думаешь, получится у тебя красавца Василия у жены увести?
Идущая рядом Вера, как всегда, покраснела и ничего не ответила.
– Я тебе говорила, выбрось эту дурь из головы.
– Ты в облаках все витаешь, а надо жить реальной жизнью. Ничего тебе там не светит.
– Я не собираюсь никого уводить, - тихо, но твердо ответила Вера, и мне даже стало ее жаль.
– Просто он мне нравится, как актер, вот и все.
Я быстро постаралась перевести разговор в другое русло, а Лида шумно вздохнула. Несмотря на то, что мы все трое были ровесницами, она была намного бойчее, знала о жизни больше, относилась к нам, как к младшим сестрам и никогда не упускала возможности поучить нас жизни.
– С меня пример берите, - посоветовала подружка, остановившись на минуту, чтобы застегнуть босоножку.
– Я всегда сначала все просчитываю, продумываю, смотрю, есть ли перспектива, и только потом решаю, стоит ли мне тратить время или нет.
– Ну пока у тебя вроде не очень получается, - сказала Вера.
– На свадьбу не звала.
Что мне нравилось в Вере - так это то, что она всегда говорила мало и по делу. Могла даже поставить на место не всегда сдержанную Лиду, когда та переходила границы.