Продаю себя

– Не помню, чтобы ты была такои уж меломанкои, – не унимался я. – До твоего форума мы прекрасно проводили вместе время без всеи этои чепухи.

Уже не в первыи раз я заметил, что упоминание о поездке словно причиняет еи боль.

Она вздернула подбородок, словно готовясь дать мне отпор – но промолчала.

Бедная девочка. Кажется, у нее идет сеичас какои-то переломныи момент. Я знаю в этом толк – как-никак кинокритики в каждом из моих сценариев именно это и отмечают. «Тщательно выписанныи кризис героя» – так они говорят. Я сунул в сумочку Саши пять сотен, когда она отлучилась в туалет. Если я просто предложу еи денег – она откажется, гордячка. А искать подарки для нее у меня нет ни времени, ни желания. Пусть купит себе новое платье. Я был очень доволен этим своим ловким жестом.

Саша.

В тот вечер после встречи с Мареком я пошла на свидание с продавцом и позволила ему напоить себя. А потом – и все остальное. Ничто больше не имело смысла. Мне никогда не удастся по-настоящему сблизиться с Викториеи, воити в ее круг. Мои «смоки-аиз» выглядел так, словно под каждым глазом мне в пьянои драке поставили по фингалу, мое платье, купленное на распродаже, Рэд Валентино, самое лучшее платье в моем гардеробе, выглядело линялои тряпкои рядом с роскошными нарядами Виктории и ее подруг. Они никогда не возьмут меня в Аспен – ведь мне не в чем там ходить. У меня нет лыжного костюма, обтягивающего и сексапильного, а на лыжах я кататься не умею. Я распугаю всех мужчин.

Утро было отвратительным. Единственное, что я сделала правильно накануне – так это выставила продавца из своего дома сразу же, как все закончилось. Когда он ушел, меня долго и муторно рвало в ваннои. Практически без моего участия.

Я проснулась около десяти. О том, чтобы идти в колледж, не могло быть и речи. Я с трудом добрела до ваннои и взглянула на себя в зеркало, моля небеса о чуде, о том, чтобы на моеи физиономии никак не отразились вчерашние буиства.

Чуда не произошло.

Выглядела я хуже, чем огородное пугало. Багровая физиономия с приплюснутым носом, тусклые, редкие волосы спутались в какои-то немыслимыи клубок… Странно, я раньше никогда не замечала, что у меня проблемы с волосами. Просто натягивала шапку и неслась по делам. Глаза опухли, полосы от туши на щеках, на подбородке – везде. И это в таком виде я вчера провожала Тима?

Ноги у меня подкосились, я опустилась на пол и зарыдала.

Я ненавидела себя за то, что переспала с этим парнем. А еще сильнее – за то, что осмелилась думать, что оказываю ему этим огромное одолжение. По правде, это я должна благодарить его за секс – я ничтожество. Убогое, страшное ничтожество.

Я, захлебываясь слезами, вспоминала вчерашнии вечер – как надменно кивала в ответ на забавные шуточки Тима, так, словно я гребаная королева и распивать со мнои дешевыи виски – это великая честь для него, и он за это должен быть мне по гроб жизни благодарен. Вспоминала, как торопливо он бросил меня на кровать сразу же, как я сняла блузку – моя грудь сильно обвисла, когда вес резко пошел на убыль, и поделать с этим я ничего не могла.

Он мне больше никогда не позвонит. Я его не заслуживаю. В панике я нашарила сигареты. Нет, нельзя, нельзя. Черт с ним. Или есть, или курить. Я торопливо чиркнула зажигалкои. Так поступила бы Виктория. Это правильно.

Первая же затяжка прочистила мне мозги. Я сосредоточилась, придвинула к себе поближе пепельницу и тщательно обдумала план деиствии.

Если я позволю себе еще раз принять лишнюю пищу – я просто покончу с собои. Жестко. Но, возможно, это меня остановит, выдернет меня из этого порочного круга «еда-унитаз-слезы».

Сколько у меня денег? Я открыла сумку. Смятые купюры валялись на самом дне. Так, полсотни. Отлично. Я встала, не обращая внимания на резкое головокружение. Подошла к вешалке. В кармане пальто лежала еще сотня. Просто замечательно. Полторы сотни стоят трусики, те самые трусики. Я отправлюсь в магазин прямо сеичас.

Мне удалось принять душ и удержаться на ногах. Не свалиться бесчувственным кулем на кафельныи пол ваннои.

В зеркале я поимала свои взгляд – усталыи, смазанныи. Бог мои, я выгляжу на все сорок. Где же косметичка? А, вот. Я открыла ее – и замерла. В неи лежало пять сотен. Которых я туда не клала.

Первои же мыслью было позвонить Тиму и высказать этому ублюдку все, что я о нем думаю. Я даже потянулась к телефону – но резко одернула руку. Саша, стоп. Он продавец. Всего лишь продавец. И если бы даже у него и было с собои пять сотен, неужели ты думаешь, что он потратил бы их на секс? С тобои?

Я сжала купюры в руке. Что ж, это знак. Плевать, откуда у меня взялись эти деньги – я поиду и куплю себе трусики. Комплект. А если останутся деньги – тот блеск от Шанель, которыи я видела мельком у Виктории, когда она приоткрыла свою сумочку из крокодиловои кожи.

Я доползла до кухни, трясущимися руками плеснула воды в большои стакан, кинула туда кусок лимона. Казалось, будто вода поступает мне прямо в мозг, всасывается, прочищает мысли. С каждым глотком становилось легче. Я даже нашла в себе силы проглотить таблетку аспирина, а через четверть часа даже смогла нанести макияж. В похмелье был один существенныи плюс – мне совсем не хотелось есть. Я вытащила из шкафа злосчастное платье, так и не отмеченное Викториеи, непослушными пальцами застегнула молнию. Я должна выглядеть на все сто, чтобы мерзкие продавщицы не шушукались за моеи спинои.

Побольше румян, волосы я повяжу вот этои лентои – отлично, просто отлично. Виктория нигде не появлялась без каблуков – но у нее наверняка никогда не бывало тошнотворного похмелья, когда ноги дрожат и подгибаются, как у кузнечика. Я выбрала легкие мокасины – немного не сочетаются с этим платьем. Плевать. Мне нужно выити из дома. Перед уходом я зажгла три ароматические палочки, чтобы уничтожить запах вчерашнеи попоики, и открыла все окна. Густои весеннии воздух ворвался в комнату, и я непроизвольно поморщилась. Все идет не так. Тим и я должны быть сеичас в парке, держаться за руки, бросаться друг в друга поп-корном. Мы должны быть влюблены, он должен был влюбиться в меня, ведь такои воздух, и так тянет целоваться. Но я сама убила то, что даже не успело начаться между нами, своеи вульгарностью, грубостью, своим непомерно раздутым самомнением. Глаза защипало, я выскочила из дома – не даи бог, потечет тушь.

В магазине нижнего белья царила атмосфера роскоши и изысканного разврата. При одном взгляде на разодетые манекены становилось понятно – в этом белье ты никогда не сможешь сидеть, согнувшись, около унитаза, не сможешь пьяно хихикать над шуточками продавца Тима. Нет. В этом белье твоя спина всегда будет прямои-прямои, как спина Виктории, оно вытащит из тебя роковую женщину, вытянет ее этими расшитыми кружевом лямками, как бы та ни упиралась. И ты улыбнешься игриво и загадочно, потому что знаешь – даже если тебя сеичас разденет самыи настоящии принц или даже король, он не разочаруется. Это именно то, что видят мужчины Виктории, снимая с нее красивое платьице на белоснежных простынях в гостиницах Альп.

Я зачарованно рассматривала ряды мягкого кружева и невольно дернулась, услышав за своеи спинои мягкии голос:

– Может быть, я могу вам чем-то помочь?

Я обернулась, презирая себя за то, что вздрогнула. Истеричка. Тебе здесь не место.

Передо мнои стояла очаровательная молодая девушка, очень похожая на юную Одри – тот же взгляд, пушистые ресницы и бесконечное участие в огромных глазах.

Я жалко улыбнулась.

– Я бы хотела… лифчик и трусики. У вас есть что-нибудь моего размера?