Продолжение следует, или Воронежские страдания

— Начинайте.

Охранник, который стоял рядом с Быком, подхватил его под руку и поднял на ноги. Прислонил к стене. И отошел на шаг в сторону.

Мелькнула совсем страшная мысль: Бык почему-то решил, что его сейчас будут расстреливать и снимать для кино. Он же видел где-то… в кино… А этот станет читать приговор. Голову заволокло туманом. К горлу подкатила тошнота. Ноги не держали.

— Не шевелись! — грубо рявкнул охранник. — Глаза открой, смотри в камеру!

Он разлепил веки и услышал громкий стрекот работающей кинокамеры, такой громкий, что, казалось, в голове отдается.

— И фото — в фас и профиль, — сказал сидящий за столом мужик.

Отчетливо щелкнуло два раза, и свет в камере стал гаснуть. Стойки с лампами тут же унесли, ушли и все остальные, за исключением троих. Охранник снял с рук Быка наручники и подтолкнул его к стулу у стола. В камере остались Бык и еще трое.

— Ну вот, дело сделано, — спокойно сказал мужик за столом. — Я — следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович. Прибыл из Москвы, чтобы расследовать тягчайшее уголовное преступление, участником которого явились, по заключению следствия, вы, молодой человек, не желающий назвать себя и своих подельников. Я понимаю ваши чувства: выдавать товарищей вам не позволяет ваша гордость. Охотно верю. Но в таких случаях закон все равно продолжает действовать. Это означает, что отвечать за убийство иностранного дипломата придется обязательно. И виновным суд посчитает вас. Вам и отвечать — по всей строгости закона. Может быть, даже и на пожизненное заключение потянет, как суд решит. А если вы, тем не менее, будете настаивать, что убивали дипломата не вы, а кто-то другой из ваших товарищей, вам придется его назвать. Не хотите — не надо, за все ответите сами. И это будет справедливо. Это первое. Есть вопросы?

Ошарашенный Бык молчал. Он не совсем понимал еще, вернее, совсем не понимал, что происходит, и как это он вдруг должен тащить на себе чужой воз?! Он, который сам еще никого не «замочил», в общих делах участвовал, это было, но сам — ни разу. Влад, наверное, прощал ему за то, что Бык никогда не рассуждал и всегда первым лез в бой. За кулак, который всегда был наготове, и прощал. А теперь чего? За всех — одному?!

— Я вижу вам все понятно, молодой человек, раз вопросов не имеете. Это хорошо. Это дает нам возможность поскорее передать дело в суд. Но это еще не все. В процессе судебного следствия вы так и не назвали своего имени. Это ваше право. Но и мы имеем право поступать, не нарушая закона, таким образом, чтобы установить в конечном счете истину. Вы понимаете, о чем я говорю?

Бык тупо смотрел, переваривая услышанное. О таком, вспоминал он, у них с Владом никогда базара не было… Как же понимать?..

— Вы видели, только что вас снимали для воронежского телевидения. Комментарии корреспонденту дает сейчас следователь, который уже разговаривал с вами, вы его знаете, Алексей Гаврилович Смородинов. Он рассказывает корреспондентам телевидения о том, как вы были задержаны — когда и при каких обстоятельствах, в чем подозреваетесь и так далее. И сегодня же по городскому телевидению этот репортаж будет показан в «новостях». Его повторят трижды, а потом сделают то же самое завтра и послезавтра. Вы вправе спросить, зачем? Отвечу… Кстати, — Турецкий обернулся к одному из спутников: — Сделайте одолжение, посмотрите, там, наверное, уже листовки готовы, принесите один экземпляр. — И снова повернулся к Быку. — Эти листовки, одну из которых вы сейчас увидите, сегодня будут расклеены по всему городу. Ну а все остальное вам станет понятным из написанного на них текста… Значит, не имеете желания сделать какое-либо заявление?

Бык продолжал насупленно молчать, он вообще уже не понимал, что вокруг происходит. Да и как он мог понимать!.. Позже, когда уже «раскрутилась» эта история, многое стало понятным…

Обычная и, к сожалению, почти типичная судьба подростка с городской окраины, у которого природный недостаток знаний и сообразительности с лихвой компенсировался отменным физическим здоровьем и желанием первенствовать. Именно из таких парней, еще не прошедших в силу недостаточного возраста солдатской службы, не сформировавшихся как личности, и собирались чаще всего банды подростков, приезжавших с окраин в центр «мстить» благополучным ровесникам. Примеров подобных реалий всегда было по всей стране навалом, начиная с «прогремевших» в свое время «люберов». Игорь Бугаев, которого за тупость и пробойную силу называли Бугаем, а потом сократили кличку до Быка, был одним из таких «окраинных» мстителей. Восемнадцати ему еще не исполнилось, но, благодаря завидным наследственным физическим данным и накачанным мышцам, он выглядел гораздо старше — на двадцать пять, не меньше. Оставаясь при этом незрелым и довольно-таки примитивным юнцом. Именно это и ценил в нем Влад. Такого, считал он, и «вязать кровью» было совсем необязательно. То есть сам факт ничего бы не добавил к тому, что уже имелось.

— Заявления не будет, — подтвердил свои же слова Турецкий. — Очень хорошо, пойдем дальше…

И тут вошел милиционер, держа в руках большой лист бумаги с напечатанной на ней цветной фотографией и каким-то текстом поверху и снизу. Сразу понять, что это, Бык не мог, но когда Турецкий развернул лист в его сторону и аккуратно положил на стол, Бык слегка вздрогнул.

Перед ним лежал его собственный портрет, если смотреть спереди и сбоку. Очень четко и красиво напечатанный. И если бы не текст… А написано было следующее, что Бык прочитал, внутренне напрягаясь и чувствуя, как у него снова подступает к горлу тошнота.

«Граждане Воронежа! Перед вами фотографический портрет задержанного милицией молодого человека, который подозревается в совершении убийства, целого ряда хулиганских нападений на граждан, а также изнасилований. Он не желает назвать себя следствию. Но он — житель вашего города. Всмотритесь в это лицо и вспомните, может быть, вы видели уже его. Или знаете, кто он, где проживает, как его зовут? Ваша помощь окажет содействие в раскрытии тягчайшего преступления, которое совершил этот человек».

— Ознакомились? — участливо спросил Турецкий. — Я думаю, мы можем оставить вам один экземпляр — на память. Желаете взять себе?

Но Бык и не притронулся, уставившись округлившимися глазами в какую-то точку на портрете.

— Как я говорил, эти листы будут уже сегодня развешаны по вашему городу. В людных местах в центре и на окраинах — где народу много: на остановках, у магазинов, у кафе, баров всяких и так далее. Как полагаете, вас скоро узнают?

Бык продолжал молчать.

— Ну вот и все, — сказал Турецкий, разочарованный отсутствием реакции у задержанного. Или он — полный дебил, или же на редкость сообразительный малый, которому, в самом деле, нечего бояться. Загадка. Но пока не в пользу следствия.

Появились контролеры, вынесли стол и стулья, вышли все, кроме Турецкого.

— Я тебе должен кое-что сказать, — негромко произнес он, — но не хотел это делать при всех. — От уважительного тона не осталось и следа. — Так вот, слушай, говнюк. Руслан, который тебя нокаутировал, сказал мне, что никогда бы не связался с таким дерьмом, как ты, сам нарвался. И в суд он на тебя подавать не желает, стыдно, говорит, с таким ничтожеством связываться. А вот дружков твоих мы найдем обязательно, уже ищем, — ножичек-то, которым убивали, засветился. И они, я думаю, не станут тебя выгораживать. На таких тупых, как ты, только и валить свои преступления. Так что пойдешь ты, голубь, как организатор убийства того дипломата и получишь больше всех. Но, может быть, до суда дело и не дойдет. Мне осточертело играть с тобой в молчанку, и я так решил. Завтра же, после того как тебя снова покажут по телевизору и если к тому времени тебя не опознают твои знакомые и соседи, я сам объявлю, что мы временно, до суда, отпускаем тебя — под подписку о невыезде. Мол, нечего на дармоеда казенные харчи переводить. А что убийца и насильник, так то еще суд будет решать. Вот и приходите, люди, посмотреть, сюда, к воротам СИЗО. Я и сам посмотрю, кто тебя первым грохнет — твои дружки, чтоб навсегда рот заткнуть, или честные граждане, которые не захотят с тобой и срать на одном гектаре. Понял, подонок? И никуда ты не денешься, с тебя ж глаз не спустят. Но огребешь ты теперь на всю катушку. Если у тебя не кочан капусты, а башка, соображай, пока не поздно. Завтра будет точно поздно.

И Турецкий повернулся, чтоб уйти, но Бык неожиданно шмыгнул носом и что-то выдавил из горла нечленораздельное, будто собрался заговорить. Александр Борисович обернулся.

— Ну что, решился наконец? — спросил нормальным тоном, даже с участием в голосе, и Бык машинально кивнул. — Чего могу сказать? — заметил Турецкий. — Правильно решил, зачем из себя дурака делать? Тряпку, об которую ноги вытирают? Ну пошли в кабинет, поговорим…

Александр Борисович вышел из камеры и велел контролеру доставить задержанного в следственный кабинет.

Немного смог сказать следователю Игорь Васильевич Бугаев, по кличке Бык, но и это помогло следствию сдвинуться с мертвой точки. Насчет клички Александр Борисович понял, что дружки Игоря видели его насквозь, присваивая «погоняло», а не по каким-то сопутствующим там — Бугаев, Бугай, проще — Бык. Он и был быком, удобным и не рассуждающим. Удивило одно, что ему только пошел восемнадцатый год. Но вот совсем не удивило другое: то, что он не мог назвать ни по именам, ни по фамилиям своих дружков. Тоже клички — Колун, Нос, Серый… Холодильник еще какой-то. И только одно имя — Влад, старший, значит. Тех он называл без всякого уважения, а имя Влада прозвучало даже с почтением. Но больше, как ни старался Турецкий, никаких нужных сведений выжать из Быка не удалось. За исключением одной детали: «пацаны» любили собираться в пивном баре «Золотая рыбка». Там их уважали. Пиво бесплатно.