Продолжение следует

Да, сегодня у нас большой визит Ирочкиных родственников. Великий визит, если учесть присутствие прабабушки и прадедушки. Я уже начал привыкать, что тут всё великое. Великая цивилизация, Великая звезда, Великий спящий…

— Великая скромность, — смеётся моя супруга. Подслушала мои мысли, телепатка…

— Слушай, как мне обращаться к твоим?..

Ирочка пожимает плечами.

— Как обычно, по именам. Мою прабабушку зовут (певучее слово) Ночная тайна. А прадедушку Летящий поперёк, — она вдруг фыркает. — Знаешь, уж кому-кому, а ему это имя очень подходит!

— А твою бабушку? Которая в аэропорту…

— Это была пристань для пароходов, разве ты не заметил?

— Не придирайся, я оговорился. Ляпнул, по обыкновению.

— Нечёткость фраз отражает нечёткость мышления, мой милый. В службе, куда ты идёшь работать, тебя быстро отучат ляпать. Жалко, честно говоря, — она прижимается ко мне. — Я уже привыкла…

Да уж. Я как-то забыл, что меня берут в местную НКВД.

Ирочка отстраняется, и я даже чувствую некий пробежавший по телу холодок…

— Слушай, что я тебе скажу. Если ты не хочешь сразу же сильно обидеть своих новых коллег, никогда не называй службу внешней безопасности подобными словами. В земном отделе, куда тебя пригласили, очень хорошо знают, что такое НКВД и гестапо.

— Ладно, учту, — я полон раскаяния, и Ирочка смягчается.

— Ладно, мой хороший. Ты спросил, как зовут мою бабушку? Её зовут Летящая под дождём. Иолла, короче.

— Не понял.

Она смеётся.

— Чего ты не понял? Ты полагал, что в целом мире Иолла я одна?

Я несколько секунд размышляю.

— Возможно, твоё имя носят и другие. Я даже догадываюсь, что тебя назвали так в честь бабушки — такое и у людей не редкость. Но то, что в целом мире ты такая одна, бесспорно.

Её глаза близко-близко.

— Наверное, ты прав, мой любимый ангел. Да и какая я теперь уже Иолла? Я давно уже твоя Ирочка…

Долгий, тягучий поцелуй.

* * *

Нет, всё-таки лучше пусть была бы человеческая гулянка. Там что — гармонь пополам, сапоги всмятку, морда вдребезги. Всё просто. А тут… Вот, пожалуйста, все смеются. И подумать лишнего нельзя. Трудно мне, понятно?

«А никто и не обещал тебе, что будет легко. Всё, что я тебе обещала, мой милый — мы всегда будем вместе»

«Этого достаточно. А всё остальное — мелкие детали»

— Позволь дать тебе совет, Победивший бурю, — Ирочкина бабушка Иолла говорит вслух, то есть поёт и щебечет, — Ты всё время стесняешься своих мыслей. Не надо. Я лично не увидела ещё ничего отвратительного в твоих мыслях и чувствах. Думаю, все со мной согласятся.

— Да он нормальный парень, — это Ирочкин братец Федя-Фью, он сегодня присутствует со своей супругой. — Кто сказал, что все люди — кровожадные дикари? Ничего похожего. У него ни сабли с пулемётом, ни каменного топора.

Между прочим, так себе шуточка, ещё похуже моих. Но все смеются. Я давно заметил, что все ангелы смеются весьма охотно. Весёлый народ.

Братец Федя наклоняется ко мне, щурит глаз.

«Ну, если быть совсем уж точным, есть у тебя в голове кое-какие глупости, от которых не мешало бы избавиться. Но главное — это твоя любовь. Я рад за тебя и за Иоллу. А всё остальное — дело времени»

«Спасибо… шурин»

— Иолла, — вдруг вслух говорит прадедушка, — спой, пожалуйста.

За столом становится тихо. Иолл здесь сейчас две, но я понимаю — просьба обращена к моей жене. Она пару секунд думает. Встряхнула кудряшками, рассмеялась.

— Тебе отказать не могу, прадед.

Она неожиданно становится очень серьёзной. Молчит несколько секунд, и вдруг…

До этого я только раз слыхал, как поют ангелы. Да, это было тогда…

…Пламя костра, разложенного прямо на густом травяном ковре во дворе старого скита. Взвивающийся, нечеловеческий мотив Поминальной песни.

«Тебе лучше уйти, Рома» — Ирочка не прекращает пения, говоря со мной. Она смотрит на меня прямо, в огромных глазах, кажущихся сейчас тёмными, мерцают отблески костра. Я растерянно смотрю на неё. В чём я провинился?

«Тебе лучше уйти, человек» — я вздрагиваю. Они все смотрят на меня, и в глазах пляшет огонь. — «Ты ни в чём не виноват. Но сейчас — уходи!»…

Нет, сейчас ничего похожего. Песня льётся потоком, широко и привольно. Да, я знаю, что ангелы в состоянии сделать тембр голоса практически любым — так совершенен их голосовой аппарат, это не примитивные голосовые связки обезьяны, слегка доработанные эволюцией. Но это всё теория, сухая и бесполезная. Разве можно описать такое?..

А песня уже сменилась, и тембр голоса другой. Словно наяву я вижу восход солнца — кольцевые радуги, нанизывающиеся одна на другую, и огненный шар, торжествующе всплывающий над миром, наливающийся ослепительным золотым жаром. Сопутствующий видеоряд, ещё один фокус телепатии. Я хорошо понимаю слова, но сейчас они не имеют значения — я заворожённо слушаю, как поёт моя жена, и тело наполняется радостным восторгом ожидания. Песня Восхода, ей уже больше тысячи лет…

А песня уже взвивается, взлетает ввысь, и я будто ощущаю свист ветра, бьющего в лицо, и упругую силу, вздымающую меня ввысь. Песня Восходящего Потока, стремительная и радостная, как сам полёт.

И снова пение Ирочки меняет окраску, а голос — тембр. Снова песня льётся широко, привольно. Мне даже слышатся голоса многочисленных обитателей здешнего леса, шум ветра в густых кронах деревьев. Песня Джунглей…

Новая песня. Плавно, медленно струится она, и я будто наяву вижу сгущающиеся прямо из воздуха полупрозрачные полотнища тумана в свете Великой звезды. Песня Ночного Тумана, одна из их лучших колыбельных, чувствую-ощущаю-понимаю я. Как я всё это понимаю? Потом, потом…

Новая песня, и я уже почти физически ощущаю хлещущие в лицо, по разгорячённому телу и по крыльям струи яростного ливня. Крылья отяжелели, тысячи водяных нитей тянут вниз… Быстрее, надо просто лететь быстрее!

Как называется песня? И я тут же улавливаю чей-то ответ.

«Летящая под дождём»

Ирочка вдруг резко обрывает песню.

— Всё, родственнички мои. Устала.

Они сидят ещё пару секунд молча.

— Сестрёнка, ты молодец… — это её брат. — И почему ты не пошла в певицы? У тебя же талант, а ты его зарыла…

— Поду-умаешь! — к Ирочке уже вернулась её обычная насмешливость. — Зато я откопала такое сокровище, алмаз бесценный! — она прижимается ко мне, накрывает мою спину развёрнутым крылом, без тени смущения. — В нём было почти семьдесят тысяч доллей, пока мама его не обтесала!

Все хохочут.

— Иолла, слушай, а у людей есть такие песни? — спрашивает вдруг жена Фью.

Ирочка снова становится серьёзной. Думает.

— А хотите, я спою вам человеческие песни? Слушайте…

«Забота наша такая Забота наша простая Жила бы страна родная И нету других забот…»