Проект 018. Смерть?
Шрифт:
Часть III
ПРИМЕР
«…Иисус спросил: чего ты хочешь от Меня?
Слепой сказал Ему: Учитель! чтобы мне прозреть».
(Мрк. 10,51)
ГЛАВА 1. Пробуждение
Франклин говорил «Нельзя заставить пустой мешок держаться прямо». Чтобы поставить жирную точку на религиозной теме, рассмотрю религию, из которой выросла европейская цивилизация — христианство. Сделаю это через призму личного опыта, так как в недавнем прошлом я был глубоко верующим человеком — православным христианином. Расскажу все по
Как и у большинства людей, в прошлом у меня в жизни было две задачи: где взять денег и на что их потратить. Все, иных целей у меня в жизни не было. По сути, я был умной обезьяной, отличавшейся от простой обезьяны не целью (цели у всех обезьян одинаковые — сиюминутное благо), а способом достижения цели и внешностью.
Я был полностью погружен в решение нескончаемых текущих проблем. Мне не приходило в голову задать себе вопрос, зачем я живу, почему живу именно так, а не иначе, на каком основании считаю свой образ жизни оптимальным и прочее. Подобных вопросов я помыслить не мог, как их не может помыслить никакой пассажир цистерны.
Уже не помню как, но однажды я обнаружил — за рамками привычной цистерны есть мир. Это открытие меня потрясло и перенесло в товарный вагон. Там были щели, к которым я буквально прилип. Я видел — мы куда-то ехали. Значит, откуда-то. Но откуда? И куда? Я начал смотреть на ситуацию иными глазами. Я не мог больше «просто жить».
Поначалу я добросовестно отмахивался от «странных мыслей», чтобы оставаться нормальным человеком — человеком нормы, шаблона. Общая атмосфера как бы говорила: не думай о всякой ерунде. Думай о серьезных вещах. А серьезные — это деньги, карьера, семья, дети, вещи, курорт, удовольствия. А дальше что, мысленно вопрошал я себя. А не надо думать, что дальше. Дальше — ВСЕ, не думай. Так все нормальные люди живут.
Хорошо, начал я сначала про себя рассуждать, а потом в кругу друзей, допустим, оптимально посвятить жизнь покупке одежды и еды, но из чего это следует? Мне мои собеседники эмоционально говорили, что это же самоочевидно. Кому не хочется вкусно покушать или купить новые тряпки? Согласен, говорил я, это приятно, но считать смыслом жизни покупку еды и вещей у меня не получается. Я хочу понимать, что в итоге будет. Вот купил я себе много вещей, наелся до отвала и получил все удовольствия. Что дальше? Дальше ничего, — говорили мне мои собеседники, — дальше помрем, и все.
Меня такая перспектива не вдохновляла. Слишком резала мысль посвятить жизнь потреблению, а потом помереть. Вершиной такого пути будет большой памятник на моей могиле, а под ним в хорошем гробу будет лежать то, что от меня останется. Если денег не удастся заработать много, памятник будет маленький, а гроб будет простенький. Все остальное будет так же. Вариант минимум и максимум — оба равно непривлекательные.
Я не против денег и очень даже за. Я очень буду рад, став завтра миллиардером. Но я не готов тратить на это свое время. Это как с игрой на скрипке — я не против, если завтра проснусь и окажется, что я умею играть. Но чтобы изо дня в день заниматься обучением игре — нет, на это я не готов.
У каждого есть шанс получить то, к чему он стремится и чему уделяет время. Но ни у кого нет шанса научиться тому, чему он не стремится научиться, чему не уделяет время и силы. Я не уделял время бизнесу и, соответственно, не мог иметь плодов бизнеса — денег.
Я довольствовался случайными заработками и искал ответы на возникшие вопросы. Полез в философию, но там ничего не нашел. «И я искал объяснения на мои вопросы во всех тех знаниях, которые приобрели люди. И я мучительно и долго искал, и не из праздного любопытства, не вяло искал, но искал мучительно, упорно, дни и ночи, — искал, как ищет погибающий человек спасенья, — и ничего не нашёл. Я искал во всех знаниях и не только не нашёл, но убедился, что все те, которые так же, как и я, искали в знании, точно так же ничего не нашли. И не только не нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило меня в отчаяние — бессмыслица жизни, — есть единственное несомненное знание, доступное человеку» (Л. Толстой).
Меня такое умозаключение категорически не устраивало. Я продолжал искать. До сих пор помню свое удивление, когда обнаружил, что нет в мире науки, которая заявляла предметом своего интереса целое. Каждая наука концентрировалась на узкой части. На целое никто не помышлял замахиваться. Любая наука как бы говорила, что это не наше дело. Ученые оказались продвинутыми творческими ремесленниками — мастерами. Это были творческие люди, но в рамках своей части. Охватить целое они и не пытались.
Когда монах-иезуит ознакомился с работой Ньютона, он написал в своем отчете: «некий ремесленник по имени Ньютон» (Artifex quidam nomine Newton) высказывает интересные мысли». И великий Ньютон не обиделся, потому что он представлял дисциплину, изучающую часть, а монах представлял дисциплину, изучающую целое.
Единственным институтом, претендовавшим на мировоззренческий масштаб, была религия. В то время синонимом религии для меня было христианство. Я ни минуты не думал, почему так считаю, но иные религии мне в голову не приходило рассматривать в качестве религии (как европейцу не приходит в голову рассматривать тараканов в качестве еды).
Так рассуждает любой простой человек. Для него религия — это традиционная для его среды вера. Если он вырос в исламской среде, религией он будет считать только ислам, и не будет помышлять искать религиозную истину за рамками ислама.
Такого уровня логикой руководствовался исламский завоеватель, когда сжег Александрийскую библиотеку. Он сказал, если книги повторяют написанное в Коране, они лишние; если противоречат, они вредные. В любом случае книги нужно сжечь. Для простого ума тут железная логика. Я в начале пути был простым умом, мне все было ясно.
ГЛАВА 2. Казус
Так я оказался в православии. Благо в раннем детстве был крещен. Для порядка. Вряд ли я могу назвать своих родителей верующими. Просто принято на Руси крестить детей. Вот меня и окрестили. Это для меня как-то забылось, стерлось, а тут я вспомнил.
Я начал ходить в храм, поститься, молиться и по мере сил выполнять все православные предписания. В православной вере воспитывал своих пятерых детей. В своем религиозном рвении жил в монастырях, в том числе в Греции на Афоне, в русском Пантелеймоновском и греческом Св. Павла. Очень скоро я настолько пропитался этой атмосферой, что лучше предпочел бы умереть, чем отказаться от своей веры.
С чистым сердцем верил во все, чему учила церковь. А она учила, что две тысячи лет назад пришел Христос и основал новую религию. Из сторонников новой веры возникла православная церковь. Она начала распространяться и нести истину христианства миру.
Наша церковь рисовалась мне ядром, летящим сквозь толщу веков. Как улитки налипают на днище судна, так на церковь налипало случайное и постороннее. Когда его накапливалось достаточно много, оно отваливалось и превращалось в христианские ереси и секты. Истины в них не было, потому что вся истина хранилась в православной церкви.
Так я считал. Из чего следует, что это именно так, о том я, как верующий человек, даже думать не хотел. Я знал, что православная церковь есть продолжательница учения Христа. И точка. Остальные церкви в той или иной степени еретики. И снова точка.