Проект 018. Жизнь!

«Мы растем, но не созреваем; движемся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели. Мы подобны тем детям, которых не приучили мыслить самостоятельно; в период зрелости у них не оказывается ничего своего; все их знание — в их внешнем быте, вся их душа — вне их. Именно таковы мы» (Чаадаев).

Жизнь со связанным религиозными догмами сознанием породила бессмысленное историческое прозябание. Официально Россия несла свой христианский крест, стояла за истину. Она шла в никуда, как под наркотиками, имея ориентиром несуществующее.

Христианский сон прервали большевики. Впервые за историю русской цивилизации они дали обществу идею, в которую не нужно было верить, которую можно было понять. И общество начало просыпаться и выстраиваться во что-то доселе невиданное.

Но длилось это недолго. Текущие вопросы требовали решения по ситуации, а не по идее. Идея стала привязанной к ноге гирей. Бросить ее было нельзя, на нее опирались базовые узлы системы. Руководствоваться ею в повседневной ситуации тоже было нельзя.

Несколько десятилетий Россия бежала с привязанной к ноге мертвой гирей-идеей. Обстоятельства ее толкали в одну сторону, идея тащила в другую. Понятное дело, далеко она убежать не могла. Нужно было определяться с ориентиром — или идея, или ситуация.

Россия определилась — бегу по текущей ситуации. Сняла с ноги коммунистическую гирю вместе с вопросом о цели и побежала. Куда бежит — понятия не имеет. Пока просто бежит, догоняет ушедшие вперед страны. А они без гири были и далеко уже убежали.

Ну и какая информационная политика может быть у страны, власть которой понятия не имеет, какой цели хочет достичь? Россия подобна кораблю под управлением капитана, которому просто командовать нравится. Куда он путь держит — такого вопроса у него на повестке дня не стоит. Его просто процесс управления кораблем захватывает. Ради этого он сосредоточил все управление на себе, создав худший вариант авторитарной модели — ручное управление. Беда не в том, что авторитаризм и ручное управление. Беда в том, что правитель понятия не имеет о цели. Бесцельный авторитаризм загоняет систему в клинч.

Власть над объектом может быть эффективной, если пропорциональна объекту. Эффективно управлять семьей может и должен человек (глава семьи). Никакой институт не сможет эффективно управлять семьей, потому что превышает ее размер.

Церковью, государством и прочими глобальными институтами человек не сможет эффективно управлять, потому что непропорционален объекту. Государством должны управлять институты, а не люди. У институтов нет ревности, зависти, амбиций или честолюбия. У них есть анализ и последовательность, доктрина и стратегия. Непропорциональное управление ведет к проблемам. Проблема детдома — там управляет непропорционально большой правитель в лице института профильного министерства. Проблема диктатуры — управление в руках непропорциональной силы, человека.

Если даже на корабле и есть силы, которые могли бы указать цель (реально их нет, все цели, какие могут выдвинуть лица, позиционирующие себя кандидатами во власть, в рамках ЖКХ, но если допустить, что есть), у них нет шанса встать к рулю. Капитанский мостик занят. Сойти с него капитан не может даже не потому, что не хочет, а потому что не может. Жизнь капитана теперь зависит от его нахождения у руля.

Корону можно надеть, но нельзя снять. Как только надел, снимается она теперь только вместе с головой. Если даже страсть к игре прошла, корона все равно не даст покинуть мостик. Тут уже в действие вступают другие мотивы, более мощные, чем любовь к власти.

В этом смысле огромная Россия подобна огромному динозавру с очень-очень-очень маленькой головой. Какой бы ни была эта голова честной, как бы ни хотела добра своему туловищу, она физически не в состоянии обработать все сигналы, приходящие со всех концов ее необъятного тела. Сигнал с периферии не доходит до центра (от масс до головы), и, наоборот, сигнал из центра не проходит на периферию (от головы до масс).

И не нужно приводить в пример успехи управления монархической или советской России. Там правили институты. Диктатор был представителем институтов. Царь был представителем православной элиты в частности и православия в целом. Сталин был представителем партии. У современной России нет института, и потому диктатура для нее смерти подобна. Когда все завязано на одном человеке, перспектив нет.

Современная Россия ориентируется на зады бегущих впереди стран. Все ее ценности и цели позаимствованы на Западе. Попытки вернуться к ценностям ушедших эпох, к этике православия или серпа с молотом, лишь подчеркивают ужас положения.

России срочно нужна собственная цель, соответствующая духу времени. Вывести ее можно только из мировоззрения. Но откуда в Кремле могут взяться подобные помыслы, если там сидит поколение, выросшее в атмосфере, созданной в период культурного обмена? Правители пропитаны продуктами этого обмена, и потому вся цель сводится к колбасе, потому культурные инициативы Запада встречают с одобрением. «Чай, не дикари какие, — думают они, — мы за свободу и общечеловеческие ценности». Просвещение они внедряют «с умеренностью, по возможности избегая кровопролития» (градоначальник города Глупова из повести Салтыкова-Щедрина «История одного города»).

Они даже в Конституции записали, что международные нормы (читай: нормы США) имеют приоритет перед законами России. Чтобы понять дикость подобного опуса, представьте, что США объявило приоритет законов России над своими законами.

Плюс к этому Кремль сегодня в положении, когда не до мировоззрения. Он должен каждодневно реагировать на текущую ситуацию. Ситуация как на фронте — глубокие моменты некогда осмысливать. Нужно реагировать на сыплющиеся на тебя проблемы.

Россия сегодня похожа на огромную льдину. Населена эта льдина разными людьми. Элита борется меж собой за власть. Чтобы тщеславие потешить и материальные ценности иметь. Невидимые для власти и населения льдины силы толкают ее в теплые воды. Им абсолютно все равно, кто будет властью на льдине, что эта власть украдет и как поделит. Все это не имеет ни малейшего значения, потому что, если курс льдины не изменится, она непременно растает. Но обитатели льдины продолжают бантиками заниматься.

ГЛАВА VII Привязка

В 1991 году к власти приходит Ельцин. По сути, это был танк без танкиста. Он пер напролом заданным курсом, не принимая во внимание последствия. Иначе было нельзя переформатировать ключевые узлы системы под международную экономику так быстро, как того требовала ситуация. Страна одной ногой стояла в советской плановой экономике, другой — в новой для России рыночной экономике. Грубый переход от старой экономики к новой был лучше, чем затягивать половинчатость ситуации и медлить с переходом.

Центробанк России в новых условиях теряет возможность заниматься глобальной финансовой политикой. Его функции теперь сводятся к соблюдению баланса между рублевым и валютным объемом. Покупательную способность русских денег теперь определяет содержание в них американских денег (как в прошлом определяло содержание золота).

Но у России нет другой финансовой перспективы. Доллар — международное средство платежа. Для участия в международной торговле Россия, хочет она того или нет, все свои операции должна привязать к доллару. Фундаментальная зависимость от доллара означает долларизацию экономики, а в конечном счете зависимость от хозяина доллара.

Сталин писал, что «социалистическому государству не стоит рассчитывать на финансово-экономическую самостоятельность и стабильность, если оно привязывает свою денежную единицу к капиталистическому доллару». Все свое правление он пытался уйти от привязки к доллару, но не преуспел в этом, так как не вполне понимал вопрос.

Сталин полагал, что, привязывая рубль к золоту, он таким образом отвязывает его от доллара. Но это было не так, потому что цена на золото измерялась в долларах. Точкой отсчета всех торговых международных операций, если смотреть в самую суть, был доллар. Пока сохранялось такое положение, отвязать экономику от доллара через привязку ее к золоту было невозможно. Я опускаю даже парадокс Триффина, который в конечном итоге ставит крест на экономике, основанной на золоте. Сталин этой проблемы не видел.