Проект 3
Шрифт:
— Не подожди … ты что, правда думаешь, что нас по другим отделениям раскидают?
— А ты видишь какие-нибудь другие варианты? Лично я других вариантов придумать не могу.
— Что правда, всё так плохо?
— Почему плохо? Если будешь еду приносить, тебя уважать будут, советоваться с тобой, будешь людей от голодной смерти спасать. Что в этом плохого?
— Ага … ещё скажи, что мне имя дадут …
— Может и дадут. А почему нет?
— А смысл? Полноценным человеком меня всё равно считать не будут! Детей то у меня не будет никогда!
— Ну что ж теперь … Эй! Ты чего? Тебе что, прямо сейчас дети понадобились? Ты вырасти сначала! Стань кем-нибудь! Хотя бы вон … в деревяшку попадать научись! Что бы в лес не зря ходить! А то туда же! Даже
— Да что толку? Да и потом, как тут вырастешь?
— Как исполняющая! Убьёшь сильного зверя и сразу подрастёшь.
— Ну и какой смысл расти-то вообще?
— Эк! А сильнее стать, выше … красивее … мало тебе? Не хочешь — не расти! Иди вон … верёвочки делай или водяных вари. Без тебя то они не справятся! Да и умрут все, без верёвочек то! У тебя есть перспектива стать сильной, красивой, нужной и уважаемой! Ты сначала этого добейся а потом уж будешь дальше думать.
— Да как же я стану красивой с такими-то волосами?!
— Это ты кому сейчас сказала? — очень холодно поинтересовалась гладкая.
— Ой! Извини! Я не хотела.
— Стрелять иди! И что бы старалась у меня! И меня что бы догнала до вечера! — голос гладкой стал похож на звук камнепада.
«За что мне такое наказание?» — подумала гладкая, глядя на то, как белая пристраивается к отметке для стрельбы, — «Я и старше то всего, меньше, чем на пол оборота а думать мне всегда приходится за двоих. А если бы не было никого, кому было бы хуже, чем ей? Как бы её пришлось убеждать? Жалостью? Ну уж нет! Жалостью тут ничего не добьёшься! Если не веришь — спроси у Зверя. Чувствую, не раз мне его поблагодарить ещё придётся за науку.»
«Прядильная мастерская»
— А они что? — рукастый продолжал выпытывать у Улыбки все последние новости не забывая, при этом, заниматься своими основными обязанностями по обработке «льна». Впрочем, руки Улыбки, в это время тоже были заняты делом.
— А что они? Продолжают работу. Распределяющая не спрашивает у указующего, что такое непонятное он пытается сделать а указующий делает вид, что не замечает как распределяющая царапает что-то на полосках древесного покрова прежде чем начнёт из этого плести обещанную обувь. И кстати, вчера вечером распределяющая голод словила но так как время всё равно спать то никто этого не заметил. Указующий не может объяснить, откуда он взялся, говорит, единственный вариант, это её царапанье на покрове. Он просил меня посмотреть, что такое там нацарапано но я ничего не поняла. Формулы какие-то. Указующий тоже ничего не понял … с моих слов. Говорит, как будет лучше видеть — прочитает.
— Рукастый! Прекрати уже долбить! Мне же ничего не слышно! — вдруг раздался голос левой из высокой травы. Надо сказать, что такая постановка вопроса несколько удивила рукастого. Даже не нашёлся, что сразу ответить.
— А ты иди ближе да слушай! Хватит уже в траве сидеть и делать вид, что работаешь и вообще, обиделась! — наконец сформулировал свою мысль рукастый.
— Что значит, делать вид?! Я работаю! — возмутилась левая.
— Вот и смени род деятельности! Вот сиди здесь и работай! Раз не обиделась… — последняя фраза была сказана несколько неуверенно. Рукастый просто не помнил, говорила сегодня левая, что не обиделась или ещё нет. Впрочем, какая разница? Она всё равно каждый день это говорит по несколько раз.
— Ладно, — «смилостивилась» левая, — я сейчас. Улыбка, не рассказывай пока ничего, — левая сделала вид, что ей трудно встать но оба собеседника поняли, что левая сейчас лихорадочно косит траву. Рукастый по звуку а Улыбка просто видела сквозь редкие поросли «льна». Оба ухмыльнулись но промолчали.
— Вот! — левая наконец вышла с охапкой травы к собеседникам. Охапку она бросила в небольшой стог уже скошенного «льна» а собеседники сделали вид, что не заметили того, что в охапке этой присутствует не только «лён» но и вообще, что попало. Левая уселась на своё привычное место рядом со вкопанной в землю деревянной «вилкой» и не прекращая подготовку к процессу прядения
спросила, — так что, говоришь, распределяющая принялась свои формулы вспоминать?— Я этого не говорила! — тут же возмутилась Улыбка.
— Да знаем, знаем, — подтвердила своё согласие «играть по правилам» левая. Правила были простые, Улыбка «никому ничего не говорит» а остальные «совершенно ничего не понимают из того, что им «не говорят», — так зачем ей формулы то понадобились?
— Да не нужны ей формулы! Она так шифруется. Знает же, что её записи обязательно кто-нибудь увидит, вот и делает вид, что формулы вспоминает а на самом деле, писать учится! — уже не ломаясь прокомментировала Улыбка.
— Так может по этому её голод прихватил? — предположил рукастый.
— Ммм … может быть. Я спрошу у указующего … так, что бы распределяющая не услышала … если получится.
— А с неспящей что? — спросила левая, — её вроде опять скоро «лечить» надо будет.
— А! Уже не надо. Белая с гладкой вчера соревнования устроили … по стрельбе. До вечера стреляли! Кучу стрел переломали. Вот неспящую и пристроили дальше стрелы делать. Но она не долго их делала. Пару дюжин всего сделала и всё, в спячку! Белая говорила, что плохие у неё стрелы. Летают они «неправильно». А сама делать их не хотела, говорит, ей гладкую догнать надо, что бы та не победила. Хотели ещё меня с ищущей к делу привлечь но ищущая к однобокой «пошла», говорит, интересно ей стало, что же такое в этой работе, что однобокая с работой ни с кем делится не хочет.
— А ты что? — побудила к продолжению рассказа левая.
— А что я? Я бы и попробовала, если бы они тетиву не рвали. Три штуки порвали пока соревновались! Пришлось делать. Ещё и стрелы искала, которые они найти не могли. Так что, стрелы я не делала. Без меня обошлись.
— Ну и кто победил?
— Ммм … трудно сказать. Вроде как гладкая но она раньше в голод и спячку свалилась. Белая то ещё потом стреляла и говорила, что догнала гладкую но, мне кажется, она мухлевала. Слишком часто она вдруг попадать начала. Даже сломанными стрелами попадать умудрялась. Я хотела, что бы белая победила но гладкая вчера была сильнее. Ей ещё и … эта штука на голове мешала. Её ветром болтало всё время а белая на это говорила, что ей солнце в глаза светит. Так что … не понятно.
— А ищущая? Выяснила чего? — перевела разговор на новые рельсы левая.
— А! Ищущая не поняла ничего, говорит, странное занятие, не понятно, что нашла в нём однобокая. Поймала трёх водяных … или четырёх и ещё вот это, — у Улыбки не хватило размаха рук, что бы продемонстрировать выловленный из озера предмет «в полный рост». Сама Улыбка может идентифицировать демонстрируемый предмет как «странная обувь» но люди, в смысле человеки, могли бы сказать, что это женский демисезонный сапог из кожзама на среднем каблуке, весьма потёртый и рваный, в некоторых местах, и со шнуровкой сбоку вместо «молнии». Ну как шнуровкой? Дырочки остались. Рваные.
— Ну-ка дай, — рукастый тянет руку, что бы забрать предмет. Его длины рук нормально хватает, что бы можно было обозреть предмет во всю длину. Материал голенища заставил рукастого поморщиться а вот подошва его заинтересовала. Особенно каблук. Настолько заинтересовала, что он перевернул сапог подошвой вверх и … вылил на себя воду, которая в этом сапоге находилась. Улыбка не смогла скрыть своего действия, которое рукастый квалифицировал как «мерзкое хихиканье», по которому и догадался, что этот «подарок» ему оставили намеренно. «Ну и ладно, я им тоже чего-нибудь подарю», — подумал рукастый а вслух сказал: — материал — мусор но идея … идея шикарная! Во-первых, высота! Почти до колена. Никогда не думал, что такое может кому-нибудь понадобиться. Во-вторых, шнуровка. Сбоку. При такой высоте обуви, это должно быть удобно. Ну и в-третьих, вот эта штука … под пяткой, — постучал костяшками пальцев по каблуку, — такой штукой можно наступать на что угодно, никогда не поранишься и обувь не порежешь. Как-то так! Только она, почему-то, не съёмная … не понятно … зачем такая защита, если её нельзя поменять?