Проект «anima». Деймон
Шрифт:
Злость вспыхнула в нем с новой силой. Вот только этого для полного счастья им с Эммой и не хватало.
– Это невозможно, - отчеканил Деймон.
– Она сейчас спит.
– Так разбудите ее.
– Я не стану этого делать. Не думаю, что ее стоит будить ради разговора с Вами.
– Я хочу поговорить с дочерью. И кто вы, вообще, такой, что смеете мне говорить такое?
– Я, в отличие от Вас, ее семья. Позвоните позже. Или она перезвонит Вам. Может быть. Хотя сомневаюсь, что с ней случится приступ дочерней любви.
– Молодой человек, что вы себе позволяете? Я всего
– Поговорить? Идите к черту со своими разговорами. Вы довели собственного ребенка до самоубийства, а потом вышвырнули из своей жизни. Все эти годы Вас не интересовало, как она живет. С чего вдруг такой интерес возник именно сейчас? Ах, да! Она же стала Звездой вечерних ток-шоу.
– Максим, Вы не знаете того о чем говорите. Я все это время думал, что моя дочь мертва. Вы даже представить себе не можете, что чувствовал при этом.
– Да? И Вы думаете, что я или Эмма поверим в это? Не держите нас за идиотов. Мне плевать, что вы чувствовали тогда, и чувствуете сейчас. Для меня гораздо важнее, что почувствует моя жена, когда услышит ваш голос. Знаете, ей сейчас нельзя волноваться. Это может повредить ей и МОЕЙ дочери. Так что я попросил бы вас воздержаться от дальнейших звонков. И, разумеется от визитов. Всего доброго, господин Росс.
Дей в ярости бросил телефон на постель, нажав на сброс. Да, как он смеет изображать любящего отца? Как он смеет что-то требовать? Сейчас, когда прошло столько времени.
– И что это было?
– насмешливо протянула Эмма.
Молодой человек обернулся и увидел ее стоящей в дверях. Она демонстративно старалась не встречаться с ним взглядом, рассматривала собственные ноготки.
– Итак, повторюсь. Что это было, любимый?
– Звонок твоего отца.
– И...
– Я не хотел, чтобы ты узнала о нем
– И...
– Я не рассказал бы тебе об этом звонке.
– По крайней мере, ты честен. Но почему?
– Он тебя предал.
– Предал. Не спорю. Но что с того? Считаешь: ты вправе решать за меня? Может я сама хотела послать его далеко и надолго? Остается только на тебе отыграться.
– Что?
– Ничего! Ты не должен был так поступать. Ведь звонил не какой-то незнакомый мне мужчина. Это был мой отец. Он вырастил меня. Заботился. Плохо или хорошо, это в данном случае не важно. Я никогда не смогу быть равнодушной к нему. Ты и сам должен это понимать. И твой поступок... это подло, Дей. Хочешь, чтобы я перестала тебе доверять?
– Я не подумал, что это будет выглядеть именно так.
– А следовало бы. Но думаю, урок ты усвоил.
– Эмма! Так это опять были твои психологические штучки?
– Нет. Это была попытка разбудить твою спящую доныне совесть. Надеюсь, успешная.
– Прости. Я не должен был решать за тебя.
– Да. И не делай так больше. Я ведь не маленький ребенок. Дей, я взрослый человек, способный отвечать за свои поступки. Мне приятна твоя забота. Но, пойми, ты не в праве лишать меня свободы, запирать в клетке. Насколько не были бы благи твои намерения, это не правильно. Ты ведь сам не любишь, когда тебя лишают права выбора. И должен понимать, каково это.
– Прости.
– Прощаю. Я понимаю, что ты не хотел ничего
дурного. Даже наоборот. Вот только от жизни и самой себя защищать меня не нужно. Если ты, конечно же, хочешь, чтобы я и дальше продолжала любить тебя. И не смотри на меня с таким укором. Потому что невозможно любить собственного надзирателя. А ты, с твоим деспотичным характером, в него превратишься. Если не будешь держать себя в узде.– И вовсе у меня не деспотичный характер!
– Это только ты так думаешь.
Деймон о том разговоре с Эммой думал почти всю ночь. И понимал, что был не прав. Во всем. С самого начала. Девушка больше не заговаривала с ним о звонке отца, но была словно сама не своя. Он понимал, что ей хотелось бы поговорить с тем человеком. Возможно, чтобы сказать, как сильно она его ненавидит. Или любит. Это, в данном случае, было не важно.
Н самое паршивое было в том, что он поступил точно также как его родители. Он все решил сам, не посчитавшись с ее мнением. Хотя, такого права у него не было. Поэтому утром Деймон набрал номер своего будущего тестя. Ошибки нужно исправлять.
– Здравствуйте, господин Росс.
– Максим? Это вы?
– Да.
– Зовите меня Станиславом, если вам не трудно. Вы все-таки жених моей единственной дочери.
– Хорошо.
– Вы что-то хотели?
– Да. Поговорить.
– И о чем же?
– Скажите, вам действительно нужна Эмма?
– Она моя дочь.
– И что? Последние четыре года вы о ней и не вспоминали. Да и когда она была ребенком, тоже не стремились с ней сблизиться. Вы были плохим отцом.
– Я знаю.
– И чего же вы хотите от нее сейчас?
– Если я скажу: 'любви' - это будет звучать глупо?
– Более чем.
– Я хочу видеть дочь и внучку.
– Зачем?
– Затем, что у меня кроме них никого нет. Два года назад развелся. Кроме Эммы у меня никого нет. Она - мой единственный ребенок. Максим, я четыре года думал, что моя дочь мертва. Вы это понимаете? Да, я был плохим отцом. Понимаю, что ничего уже не изменить, но я действительно сожалею об этом.
– Как вы могли думать, что она мертва?
– В ту ночь, когда она сбежала, моя машина попала аварию. Теперь я понимаю, что ее просто угнали. За рулем была девушка. И от нее почти ничего не осталось. Вы понимаете? Я думал, что там моя дочь. Даже предположить не мог...
– Я не думаю, что она простит вас.
– Знаете, Максим, я тоже не думаю. Но надеюсь.
– Да. Порой надежда это единственное, что у нас остается. Приезжаете. Найдите сначала меня. Ей нельзя нервничать. И не думайте, что я пошел у вас на поводу. Просто я не хочу, чтобы она жила с грузом обиды на родного отца.
– Спасибо.
Разговор со Станиславом оставил после себя странное ощущение. Он немного опасался их будущей встречи, но понимал: это нужно Эмме. Чтобы сбросить камень с души. А может, чем черт не шутит, начать все с начала.
В дверь тихонько поскреблись.
– Да-да. Войдите.
В палату вошел мальчик лет девяти-десяти и, улыбнувшись протянул ему записку.
– Это вам один дядя просил передать.
– Какой дядя?
– ласково спросил Деймон у ребенка.